Принцесса с дурной репутацией - Первухина Надежда Валентиновна (читать лучшие читаемые книги txt) 📗

— Это какое же? Свидетельство о рождении на планете Тру-ля-ля?

— Вовсе и нет. Доказательство — способности моей сестры.

— Ну да, то, что она исцелила меня, — это, конечно, выходит за рамки обыденного. Но в остальном…

— Смотри! — воскликнула Беатриче, и я взвизгнула от боли: она воткнула иголку мне в палец! Да больно как!

— Ты что? — возмутилась я, глядя, как набухает на кончике пальца кровавая капелька.

— Просто смотрите, — Беатриче взяла меня за палец, повернула его, и кровь стала капать на землю. И — я одна заметила это? — в полете капли светились, словно маленькие алые фонарики.

Поначалу ничего не происходило. А потом заснеженная земля, на которую капала моя кровь, вдруг оттаяла, и из нее полезли ростки травы и крокусов. И этот круг зеленеющей земли расширялся!

— Так, хватит, — сестра подула на мой палец, и кровь перестала капать. — А то мы заставим цвести зимой весь сад. Твоя кровь, Ай-Кеаль, обладает животворящей способностью и даже мертвое сделает живым.

Крокусы распустились, а я сидела и потрясенно смотрела на них.

— Значит, это правда, — наконец выдавила я. — То, что я не отсюда.

— Правда, — радостно кивнула Беатриче.

— Правда, — вздохнула Оливия.

— И что мне теперь делать?

Жалко крокусы. Скоро они почувствуют, что расцвели не вовремя, и съежатся от холода, умрут. Жаль. И виновата в их ненужной смерти моя кровь. Потому что я нездешняя. Я чужая. Снова и навсегда чужая этому миру и тем, кого успела полюбить. А где-то за тысячами граней тысячи миров есть моя настоящая родина, в которую мне совсем не хочется возвращаться, будь я даже трижды наследницей престола.

— Что же мне делать? — потрясенно повторила я.

И посмотрела на Оливию.

Я часто читала в ее глазах затаенную боль, отчаяние, тоску. Но такого открытого горя я не видала еще никогда. Слава Святой Мензурке и Благословенному Градуснику! Хоть я и не отсюда, здесь есть живая душа, которая не хочет меня лишиться. Которая по-настоящему меня любит и стала сестрой не по крови, а просто потому, что мы нашли друг друга. Терпеть не могу так высокопарно выражаться даже мысленно, но вот получилось.

— Оливия, ты знаешь, — медленно сказала я. — Я никуда отсюда не денусь. Даже если свергнуть кровавых диктаторов ну просто позарез как надо. В конце концов, вместе на досуге смотаемся и свергнем.

— Точно, — улыбнулась Оливия и тщательно загнала слезы в самую глубь своей коварной души.

— Как? — жалобно воскликнула Беатриче. — Ты не хочешь вернуться вместе со мной на свою истинную родину?

— Не хочу, — твердо заявила я. — Мне и здесь нравится. Тем более что выяснилось, кто мои мама и папа. Оливия, ведь это ж Сюзанна с Фигаро!

— Не дура, поняла, — ухмыльнулась Оливия.

— Представляешь, как мы их обрадуем? Они ж сами не свои станут. От счастья.

— Да, тоже в обмороки начнут падать, рыдать, сопли утирать большими шелковыми платками…

— С монограммами.

Мы расхохотались.

— Смотрите, — отсмеявшись, показала на землю я. — Холодно, а расцветшие крокусы не вянут.

— Они не завянут никогда, — с улыбкой объяснила Беатриче. — Они будут цвести вечно. И трава вот эта тоже вечно будет расти. Это дар твоей крови. Ай-Кеаль, я понимаю тебя. Ты после долгих лет одиночества обрела в Оливии подругу, а в замке герцога Монтессори — дом. Поэтому ты не можешь уйти отсюда в одночасье. Хорошо. Я буду ждать. Просто когда ты все решишь для себя, дай знать.

Я кивнула.

— Кстати, что ты искала в этом саду, Беатриче?

— Свидетельства твоего присутствия. Знаки. Ты касалась здешних деревьев и цветов…

— Да, но это было достаточно давно…

— Время не имеет значения. Даже простое твое прикосновение сделало больные растения здоровыми, старые — молодыми. Вот удивится здешний садовник, когда весной его сад распустится словно по волшебству. А волшебства-то никакого и нет.

— Иногда я думаю, что лучше бы Люци была волшебницей, окончила бы какую-нибудь академию магии или типа того…

— Тебе просто не терпится накатать на меня донос, как на ведьму, и сжечь на костре, — я показала Оливии язык.

— Уж конечно! — в тон ответила она. — Я должна быть коварной и зловредной или как? И потом, мне надо немного попухнуть от удушающей зависти — ты, Люци, принцесса, дрын тебе под мышку, а я всего лишь герцогиня!

— Ничего, у тебя все впереди. Метнемся в мою галактику, найдем какого-нибудь звездного мальчика помордастее и породовитей, и оп-ля — ты замужем за принцем, вся в мармеладе.

— Мармелад терпеть не могу. Кстати, о еде. Что-то пожевать захотелось. Ты как насчет перекусить, Беатриче?

— Кого перекусить? — Беатриче напряглась.

— Не, мы насчет еды… Кушать типа.

— А, — улыбнулась Беатриче. — С удовольствием. У вас потрясающе вкусная еда, и вся настоящая, не искусственная. Вот это блюдо, где горошек, ветчина, яйца, лук и белая заправка…

— Оливье?

— Да! Оно просто божественно!

— Оливия, ты чувствуешь, как салат имени тебя завоевывает даже космическое пространство?! Гордись!

— Само собой.

И мы пошли на кухню, так как до официального обеда еще оставалось часа полтора. Но мы терпеть не могли.

Нас встретили радушно, Сюзанна самолично подала нам суп-пюре с патиссонами и бараниной, салат, мясной хлеб и картофель во фритюре. В общем, мы несколько объелись. После чего решили немного отдохнуть в библиотеке. Там мы лениво рассматривали роскошно иллюстрированные гримуары со старинными преданиями и практически уже засыпали, разомлев от каминного тепла, как явился Себастьяно и все испортил.

Он встал на пороге библиотеки, рыдая в три ручья.

— Себастьянчик, что ревем? — лениво поинтересовалась Оливия, откладывая в сторону игриво иллюстрированный том росских заветных сказок.

— Она, она, — всхлипнул бедный кавальери.

— Аденома? — предположила я.

— Тьфу, дура, — некуртуазно ругнулся потомок Монтанья. — Скажет тоже, аденома. Фурункул тебе на язык!

— Тогда иди к нам, бледный рыцарь, пади в ноги и поведай свое горе, — королевским тоном предложила Оливия.

Бледный рыцарь пошел, но в ноги падать не стал, предпочтя уютную кушетку с кучей бархатных подушек.

— Выпить ничего нет? — спросил он. — Голова раскалывается просто.

— Тебе не выпивка нужна, а дрын хороший. — Оливия прямо на глазах мудрела и обретала серьезный жизненный опыт. — Не тяни козла за хвост, рассказывай, что стряслось и кто эта она?

— Туфелька, — всхлипнул Себастьяно. — Она исчезла. Просто как мыльный пузырь лопнул. Вот была, была, и — все, нет. За пазухой пусто. Кстати, Люци, на, возьми твой прибор. Он-то в целости и сохранности. Теперь он мне без надобности, кому теперь читать сказки и занятные истории…

И он зарыдал в подушку.

— Самоуничтожилась, — в один голос сказали мы с Оливией. — Не вынесла разлуки с органоносителем.

— Ну ты ничего, Себастьянчик, не кисни, — тоном счастливого гробовщика заговорила Оливия. — Ты думай о том, что твоя туфелька сейчас в лучшем мире, среди других туфелек вкушает покой и блаженство.

— И потом, — в тон добавила я. — Еще не факт, что она самоуничтожилась. Может быть, она просто таким образом вернулась к органоносителю. Мы же ничего толком не знаем о природе органических туфелек. У тебя, Себастьяно, была, конечно, возможность изучить туфельку попристальнее, но ты вертопрах, научная усидчивость и скрупулезность не по тебе. Ты все по верхам лазаешь, за розовыми подолами и золотыми кудрями…

— Да! — оторвался от подушки Себастьяно. — Платье и парик тоже пропали!

— Ну, может, горничная выкинула, как хлам…

— Я их в своем несессере прятал! А несессер на ключ запирал! Сегодня открыл — нету!

— Слушай, Себастьянчик, наверное, это твоя прекрасная незнакомка тишком проникла в замок и силой какого-нибудь животного магнетизма притянула к себе свои вещи.

— Ну зачем они ей? Она же их выбросила.

— Может, она фетишистка. Любит копить всякое барахло, с дерь… с ерундой не расстанется. Вот и забрала.