Колдовской мир (Книги 4, 5, 6, 7 цикла «Колдовской мир») - Нортон Андрэ (книга бесплатный формат txt) 📗

Херрел привел меня обратно в лагерь в палатку, в которой мы провели ночь, отделенные друг от друга мечом… Я так устала, что хотела только погрузиться во тьму сна и все забыть. Я легла и закрыла глаза. И, мне показалось, заснула.

Если бы я упражнялась в применении своих природных способностей, которые я использовали как неумелый ребенок, играющий оружием, которое может и спасти и причинить вред, я была бы вооружена и предупреждена и, может быть, смогла бы защититься от того, что произошло со мной в эту ночь. А Хирон, проведя испытание, узнал, чем на самом деле я была вооружена: хотя во мне и была кровь колдуньи, но я совершенно не сознавала этого и не могла направить свои способности против того, что он мог со мной сделать.

И единственную возможную защиту, которую Херрел возвел между мной и тем, что задумали остальные Всадники, я сама же и уничтожила. Но поняла это намного позже.

Хирон действовал быстро, и на его стороне был весь отряд. Они были очень умелы в наведении иллюзий, но иллюзии эти могли быть как простыми, так и очень сложными. И открытые Врата позволили им сделать это. Они присоединились к источнику энергии, который раньше долгое время был закрыт для них.

Я проснулась. Херрел стоял надо мною с кубком в руках. На лице его была озабоченность и прикосновение его было осторожным. Он хотел, чтобы я выпила содержимое кубка — это была та живительная жидкость, которую я однажды уже пила. Я вспомнила ее вкус, пряный запах. Херрел… Я протянула руку, и она показалась мне невероятно тяжелой, так трудно было ее поднять. На щеках Херрела был след моих ногтей. Почему я кому-то причинила зло… тому… тому?

Но на этих щеках не было никаких следов! Херрел? Эти глаза… глаза коня или медведя? Мои веки были так тяжелы, что я не могла держать глаза открытыми.

Но хотя я не могла видеть, мне показалось, что, по крайней мере, слух еще не отказал. Я слышала движение в палатке вокруг меня. Потом меня подняли и понесли… я парила, отрешившись от всего, что слышали мои уши.

— … кого я должна бояться.

— Его? — усмешка. — Он не видит нас, брат! Она не может больше пошевелиться и не имеет ни малейшего понятия о том, что мы хотим с ней сделать.

— Да, она едва ли поедет с нами утром.

Это было похоже на удар чужой воли, на требование Всадников там, в долине перед каменной стеной, но теперь их объединенная воля образовала огромное давящее облако, которое сталкивало меня в бездну и у меня не было никакой надежды защититься от него.

Меня окружал пепельно-серый лес. Я знала, что за мной охотятся. У меня не было ни оружия, ни защиты, но я не бежала прочь, а прислонилась спиной к сухому дереву и ждала.

Ветер шелестел блеклыми листьями — нет, это был не ветер, это была воля, которая нахлынула на меня таким мощным потоком, что задрожали листья. Я вынудила себя остаться на месте и ждать.

Бледные серые тени появились между деревьями и их бесформенные очертания казались чудовищными. Но я спокойно ждала, и они, хотя и собирались угрожающе за деревьями, но не нападали. За дуновением воли последовал жалобный звук, такой высокий и резкий, что от него стало больно ушам. Тени закачались и разлетелись. Из леса вышли те, у которых были тела: медведь, волк, хищная птица, кабан и другие, о которых я ничего не могла сказать. Они шли на задних ногах, и это делало их еще более ужасными, чем если бы они шли на всех четырех.

Я судорожно попыталась заговорить с ними. Если бы мне удалось произнести их имена вслух! Но горло мое словно перехватило.

Позади зверей снова собрались тени и очертания их размывались, формировались снова и снова расплывались, так что я знала только то, что существа эти были ужасны и враждебны человеку. Звери отступили в сторону и освободили место для своего предводителя, огромного дикого жеребца. Он тоже стоял задних ногах и держал в человеческих руках оружие — серо-белый лук, кое-где посеребренный, и тетива его зеленовато мерцала. Медведь подал ему стрелу, и та тоже была зеленая. Казалось, что ее древко было сделано из луча света.

— Во имя Костей Смерти, Власти Серебра и Силы Нашей Воли… — ни одного произнесенного слова, но слова этого угрожающего заклинания болезненно отдавались у меня в голове, — мы разъединяем от имени трех и никто больше не будет в силах соединить!

Стрела была наложена на сверкающую тетиву. В это мгновение мне хотелось убежать, но их объединенная воля сковывала меня с такой силой, словно я была прикована к дереву. И тетива отправила стрелу.

Холод, горький холод, который так глубоко проник в меня, что превратился в боль, которую я должна была вынести. Я все еще стояла, прислонившись к дереву, — или уже нет? Потому что я видела всю эту сцену своим странным двойным зрением, словно некто, к кому все это не имело никакого отношения. Тут была Джиллан, которая стояла, прислонившись к дереву, и другая Джиллан, лежащая на земле. Потом стоящая Джиллан подошла к животным, которые окружили ее и вместе с ней исчезли среди деревьев. Но лежащая Джиллан не пошевелилась. А потом я внезапно стала лежащей Джиллан. И все еще был холод, такой пронизывающий, какого я никогда еще не чувствовала.

Я открыла глаза. Моя память снова вернулась ко мне. Я увидела над собой бледное небо и падающие с него белые хлопья снега. Куда же делась палатка?

Я с трудом поднялась. Воспоминания снова вернулись ко мне. Эти скалы я уже видела… Это была долина, в которой находились Врата, ведущие в затерянную страну Всадников. Но долина была покинута. Тут не было больше ни палаток, ни верховых животных, привязанных рядом. Падал снег, но он еще не успел покрыть кострище с почерневшими камнями. Огонь, тепло, чтобы прогнать этот болезненный холод из моего тела!

Я на четвереньках подползла к камням и погрузила пальцы в золу. Но зола уже давно остыла и была так же холодна, как и моя рука.

— Херрел! Кильдас! Херрел! — громко прокричала я, и звук этих имен отразился от каменных стен. Но не было никакого ответа. Лагерь был свернут, и все, кто был здесь, ушли!

Я не могла поверить, что это был сон. Это была правда, и я испугалась этой правды. По-видимому, Всадники действительно освободились от той, которая была им не нужна, и освободились очень простым способом: они оставили ее в дикой местности.

У меня есть две ноги… Я могу идти… последовать за ними…

Шатаясь, я поднялась на ноги и пошла в долину. И тут — она снова была здесь — высокая, все закрывающая стена. И были ли здесь когда-нибудь Врата? Я же не видела их! Но если они и были, то снова закрылись.

Мне было так холодно, хотелось лечь в снег и заснуть, чтобы никогда не просыпаться от этого сна. Но сон, может быть, снова означал этот пепельно-серый лес и эти ужасные тени! Я с большим трудом опять вскарабкалась на каменный горб. Меховая подстилка, на которой я лежала, была уже покрыта снегом. — А возле подстилки находилось еще что-то: моя сумка с лекарствами. Почти бесчувственными от холода руками я достала флакончик, отпила из него и подождала, пока по моему телу распространится тепло. Но ничего не произошло. Мне по-прежнему было холодно. И казалось, что какая-то часть меня была заморожена или удалена, и образовавшаяся на ее месте пустота была заполнена льдом.

Но голова моя была ясной и руки полностью повиновались моему мозгу. У меня осталась подстилка, сумка и одежда для путешествий, которая была надета на мне. И больше ничего — ни оружия, ни пищи.

Я нашла немного дров, которые Всадники везли с собой, отнесла их к костру и положила там. Потом я кончиком пальца намазала мази на пару веток и добавила пару капель жидкости из одного флакона. Вспыхнуло пламя и быстро охватило все дрова. Всадники поступили очень глупо, оставив мне мою сумку. Я знала, что в ней находилось, а они и представить себе не могли этого. Тепло согрело мои руки, лицо, тело. Да, это было тепло. Но внутри меня все еще царил холод, ледяная пустота. Наконец, мне удалось найти верное слово для того, что я чувствовала. Я была опустошена или, вернее, меня опустошили. Но чем являлось то, чего меня лишили. Не жизнь, потому что я двигалась и дышала, испытывала голод и жажду. Укрепляющее питье из моей сумки смягчило физические муки голода, а жажду я утолила снегом. Но я была опустошена и никогда не буду чувствовать себя нормально, пока у меня снова не будет того, что у меня отобрали.