В полушаге от любви - Куно Ольга (мир книг .txt) 📗
По мере того как я приближалась к пламени факела, осматриваться становилось все легче. Постепенно я различила по правую руку пару зарешеченных дверей. Все-таки не зря особняк напомнил мне замок. Видимо, когда-то здесь держали заключенных.
Я шла все дальше. И уже была готова ускорить шаг, как вдруг услышала мужской голос:
– Кто здесь?
Вздрогнув, я остановилась. Сердце снова подскочило к горлу. Теперь я услышала шорох и негромкое звяканье, будто кто-то тряхнул решетку. И тут же раздался возглас:
– Пожалуйста, не уходите! Помогите! Умоляю вас, помогите!
Я замерла в нерешительности. Голос звучал хрипло, устало и одновременно отчаянно. Я позволила себе пару осторожных шагов и наконец увидела взывавшего о помощи. В одной из камер, вцепившись обеими руками в решетку, стоял мужчина. Высокий и очень худой, что подчеркивала откровенно висевшая на нем одежда. Молодой, но с сединой в волосах. Осунувшееся лицо, темные круги под глазами.
– Кто вы? – спросила я, на всякий случай продолжая держаться от камеры подальше.
– Меня зовут Норрей Грондеж.
От удивления я бы, наверное, села, если бы только было на что.
– Но вы же умерли! – воскликнула я и сразу же сообразила, что сморозила что-то не то.
– Как видите, не совсем, – невесело усмехнулся узник.
– И давно вы здесь оказались?
Если судить по внешнему виду, то давненько. Хотя одежда кажется вполне новой, пусть она ему и велика. Язык не повернется назвать эти брюки и рубашку обносками. К тому же, немного успокоившись, я стала замечать сквозь прутья решетки различные предметы, как правило, не размещаемые в тюремных камерах. К примеру, свет факела позволил мне разглядеть стул, несколько книг, гусиное перо с чернильницей и даже деревянный сундук приличных размеров. Похоже, кто-то постарался сделать заключение Норрея максимально комфортным.
– Пять лет назад, – послышался ответ.
Значит, с того самого момента, когда он якобы погиб, спасаясь от преследования.
– Кто же так с вами обошелся?
Я все никак не могла понять, что же произошло пять лет назад.
Снова горькая усмешка.
– Мой отец.
– Барон Грондеж? – изумилась я. Довольно странный поступок по отношению к собственному сыну.
– Он самый. Вы были с ним знакомы?
– Не совсем, – уклончиво ответила я, не желая вдаваться в детали. – Я только недавно впервые приехала в этот дом. Вы знаете, что ваш отец скончался?
– Знаю, – с грустью кивнул Норрей. – Наверное, в это трудно поверить, но мне действительно жаль. Он был хорошим человеком, хотя и не без странностей.
Последнее слово было произнесено с особой горечью. Молодой человек давал понять, что странности отца стоили ему чрезвычайно дорого.
– Может быть, вы расскажете мне, что случилось? – предложила я.
– Конечно, – согласился он. – Мне так мало приходилось с кем бы то ни было разговаривать последние годы. Странно даже, что я не разучился говорить… Простите, не могу предложить вам сесть. – Он смущенно развел руками.
– Ничего страшного, я вполне в состоянии постоять, – заверила я и для удобства прислонилась спиной к стене. Подходить ближе к камере я на всякий случай по-прежнему не торопилась.
– Насколько я понимаю, вы не в первый раз услышали мое имя, – заметил Норрей. – Стало быть, что-то знаете о моей истории?
– Да, – осторожно подтвердила я, – однако, признаться, мне было очень сложно определить, где в этих рассказах правда, а где вымысел.
– О, готов отдать руку на отсечение, что вымысла там значительно больше! – рассмеялся он. – Вы знаете, что меня обвинили в поклонении Орэнду?
– Да, я об этом слышала.
– Это самое нелепое обвинение, какое только возможно придумать. – Лицо юноши исказила гримаса, будто он испытал приступ боли. – Только сумасшедший может поклоняться Орэнду, да и таких безумцев наверняка давно не осталось. А священнослужители все продолжают упорно их ловить. Не все, конечно. Есть среди них вполне адекватные люди. Но здешний священник оказался просто-напросто одержим этой идеей. Не знаю, по какой причине он выбрал в качестве своей цели именно меня. Возможно, меня оклеветали, а может быть, на него просто нашла какая-то блажь. Так или иначе, это обвинение оказалось для меня полной неожиданностью и, конечно же, шоком. Я очень испугался. Я ведь был совсем еще мальчишкой. И первым делом, не раздумывая, бросился за помощью к отцу.
– И что же отец?
Даже сейчас, по прошествии стольких лет, во взгляде Норрея читалась растерянность.
– Отец? Он поверил обвинениям храмовников. Самый близкий мне человек, знавший меня всю жизнь. Взял – и поверил. И пришел в ужас. Как же так? В столь порядочной семье, у отца, который придерживается таких строгих правил, – и подобный ребенок. – Норрей опустил глаза и тяжело вздохнул. – Он все-таки не забыл, что я – его сын, и сдавать меня храмовникам на растерзание не стал. И на том спасибо. Не знаю подробностей, каким-то образом ему удалось обставить все так, будто я разбился насмерть, пытаясь уйти через горы. Выдал за меня изуродованный труп какого-то бедняги, с которым у нас было схожее телосложение.
– А вас он запер здесь?
– Да. Не мог же он оставить на свободе кровожадного убийцу! – с грустной иронией заметил Норрей. – Он приказал замуровать проход на этот этаж, якобы за ненадобностью. Оставил только один потайной вход. Обо мне знал лишь он да одна преданная служанка.
– Кухарка? – вдруг озарило меня.
– Да, – удивленно кивнул Норрей. – Кухарка. Она была очень предана моему отцу. Старалась готовить для меня всевозможные вкусные блюда. Отец вообще позаботился о том, чтобы у меня было все необходимое. – Норрей печально скривил губы. – Не считая солнечного света, свежего воздуха и общества себе подобных. Отец и кухарка – единственные люди, с которыми я имел возможность общаться все это время.
– Но кухарка тоже умерла, – заметила я. – Кто же приносил вам еду с тех пор?
– Ее дочка, – безразличным тоном ответил Норрей. – Перед смертью кухарка рассказала ей обо мне. Иначе я бы просто умер здесь с голоду. Пожалуйста, – он снова сжал обеими руками железные прутья, – помогите. Освободите меня. Ключ лежит совсем недалеко от вас.
Он указал рукой нужное место, и я действительно очень быстро нашла связку из двух ключей, спрятанную в небольшой нише. Взяв в руки большое кольцо, на котором висели громоздкие старомодные ключи, повернулась к узнику.
– Ну же, скорее! – в нетерпении воскликнул он.
– А знаете, – проговорила я, задумчиво вертя ключи в руках, – по-моему, вы держите меня за чрезвычайно глупую особу. Никогда не поверю, что ваш отец запер бы вас здесь только из-за пустых слухов и подозрений обезумевшего храмовника. Он был не настолько бездушен и не настолько глуп. Да и дочке кухарки вы наверняка рассказали ту же историю, что и сейчас мне. Почему же она вам не поверила? Не только не освободила вас, но даже не рассказала обо всем вашим брату и сестре? Не спросила у них, как быть? Похоже на то, что у нее была совсем другая информация на ваш счет.
В пляшущем свете факела усмешка Норрея показалась мне хищной.
– Вы проницательны, – заметил он, с удовольствием растягивая слова. – И все-таки глупы. А знаете, почему?
За долю секунды дверь камеры распахнулась, и узник выскочил наружу, а в его руке сверкнул извлеченный из рукава нож. Я, вскрикнув, метнулась в сторону. Все это время он просто играл со мной, как кошка с мышкой. Никакой ключ Норрею нужен не был.
– Вы неплохо умеете делать выводы, – с самодовольным видом заметил Норрей, неспешно приближаясь. – Ошиблись в одном. Дочка кухарки поверила моей истории. И, в отличие от вас, с ходу отперла дверь.
– Тем не менее вы ее не тронули, – напомнила я, торопливо отступая и не сводя взгляда с лезвия ножа.
– Конечно, нет, – осклабился Норрей. – Зачем же? Я ведь уже не так несдержан, как пять лет назад. Годы, проведенные за решеткой, сделали меня умней. Зачем прежде времени убивать человека, который может принести пользу? Совсем наоборот. Я приручил ее, приласкал. Это было несложно. Она не слишком красива, обделена мужским вниманием, к тому же совсем недавно лишилась матери. Таких женщин стоит только поманить, и за нагромождение красивых слов они готовы сделать для вас что угодно.
