Хоббит, или Туда и обратно. Избранные произведения - Толкин Джон Рональд Руэл (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
— Новый градоправитель вроде поумнее, — сказал Балин. — Его все любят, и он немало потрудился на благо Эсгарота. Горожане складывают песни, в которых поется, что реки ныне стали золотыми.
— Значит, пророчество все-таки сбылось, — задумчиво проговорил Бильбо.
— Разумеется! — подтвердил Гэндальф. — А почему бы ему не сбыться? Или ты не веришь пророчествам с тех пор, как сам помог осуществиться этому? Знаешь, мой милый, это уж слишком. Ты еще скажи, что всем своим богатством обязан одной удаче, опекавшей тебя всю дорогу! Господин Торбинс, вы, конечно, достойная личность, и я не могу на вас налюбоваться, но не забывайте, что на самом деле вы — мелкая сошка в этом огромном мире!
— Вот и славно, — засмеялся Бильбо и протянул магу табакерку.
КУЗНЕЦ ИЗ БОЛЬШОГО ВУТТОНА
© А. Лактионов, 2001 © Т. Велимеев, 2001
Случилось это не так чтобы давно — для тех, у кого долгая память, и не так чтобы далеко — для тех, у кого ноги длинные, а шаг широкий. Стояла на лесной опушке деревня, прозывавшаяся Большим Вуттоном, — не потому, что и вправду была большой и богатой, на зависть прочим, а чтобы не путали с Вуттоном Малым, расположенным в нескольких милях по соседству, в глубине леса. В ту пору в Большом Вуттоне жили не тужили самые разные люди — и хорошие, и плохие, и серединка на половинку, все вместе, как ведется испокон веку.
Деревня эта славилась на всю округу своими умельцами, мастерами на все руки и в любом деле; особым же почетом у окрестного люда пользовались вуттонские повара. Деревенской Кухарней заправлял Мастер Повар, особа столь значительная, что отдавать ему распоряжения мог только Совет деревни. Дом Мастера Повара и сама Кухарня помещались подле Хоромины, старейшего в деревне здания, самого большого и самого красивого. Сложенная из доброго камня, сбитая из крепкого дуба, была она главной вуттонской достопримечательностью и по-прежнему радовала взор, пускай даже краска на ее стенах облупилась, а позолота поблекла от времени. Обыкновенно в Хоромине заседал Совет; простые же вуттонцы сходились туда потолковать о заботах повседневных да хлопотах житейских, а еще — задавали пиры, на которые созывали всех родных и знакомых. А пировали они по всякому поводу, и столы на пирах ломились от яств (какой же это пир, коли угощение скудное да простецкое?). И потому Мастер Повар круглый год не ведал покоя — кому другому, как не ему, было следить, чтобы на столах всегда и всего было вдоволь.
Передохнуть и перевести дух мог он разве что зимой, ибо в зиму справляли в Большом Вуттоне один-единственный праздник. Зато какой! Гуляли неделю подряд, а напоследок, в конце недели, отмечали День Хороших Детей. Приглашали на этот праздник далеко не всех, и без обид, конечно же, не обходилось: достойных пригласить забывали, а других зазывали незаслуженно, однако злого умысла в том не было и в помине, и небрежения тоже, — такое случается сплошь и рядом, уж так устроен свет. Задавали пир раз в двадцать четыре года, а за столом было двадцать четыре места — ни больше ни меньше, и потому праздник Хороших Детей называли еще Пиром Двадцати Четырех. И все ждали, что на этом пиру Мастер Повар подаст что-нибудь особенное, невиданное доселе и неописуемо вкусное. Вдобавок, как повелось с незапамятных времен, ему полагалось испечь Праздничный Пирог. Само имя Мастера Повара и запоминалось-то, по правде сказать, благодаря этому Пирогу: кого потом долго расхваливали, а кого, бывало, и бранили. И уж коли провинился Повар, поправить ничего было нельзя: век людской, а поварской тем паче, слишком короток, чтоб вместить в себя два Праздничных Пирога.
Однажды в Большом Вуттоне случился настоящий переполох. Тогдашний Мастер Повар, человек почтенный, немногословный и даже суровый, возьми вдруг да скажи, что хочет отлучиться. Отродясь в Вуттоне такого не бывало, и деревенский люд не на шутку забеспокоился. А Повар слово сдержал — ушел, никто не ведал куда, и пропадал невесть где не месяц и не два; а возвратился совсем другим. Прежде он все больше стоял в сторонке да глядел без улыбки на чужое веселье, а теперь его как подменили: он беспрестанно шутил и смеялся и распевал забавные песенки, что уж Мастеру-то Повару и вовсе не к лицу. А еще — он привел с собой ученика.
Конечно, в самом этом событии ничего удивительного не было. В конце концов, всякий мастер рано или поздно обзаводится подмастерьем — чтоб было кому передать тайны ремесла. А когда годы ученичества остаются позади, мастер отходит от дел и вчерашний ученик сам становится Мастером. Так уж заведено на свете. Но у этого мастера, у вуттонского Мастера Повара, до сих пор ученика не было; когда его спрашивали, отчего он медлит да тянет, Повар обычно отговаривался — мол, время не приспело, как угляжу кого подходящего, сразу возьму. Вот и дождались — привел чужака, мало что нездешнего, так с виду совсем еще юнца безусого. Вежливый такой, тихий мальчонка невысокого росточку; посноровистее да половчее местных, это верно, только уж больно молоденький. Впрочем, кого брать в ученики — дело мастера, и никому другому мешаться сюда не след. Пришлый мальчонка поселился в доме Повара и жил у своего наставника до самого совершеннолетия, а уж там обустроился как положено, своим умом зажил. Мало-помалу в Вуттоне к нему попривыкли, кое с кем он даже сдружился. Друзья и Мастер Повар звали мальчика Альбом, для всех же остальных был он просто Подмастерье.
С того приснопамятного дня минуло три года. Жизнь текла размеренно, ничего особо примечательного не происходило. Но одним весенним утром Мастер Повар снял свой высокий колпак и белоснежный фартук, повесил на крючок белую куртку, взял крепкий ясеневый посох и дорожную котомку — и ушел из Большого Вуттона навсегда. Попрощался он только с учеником, никого другого поблизости не случилось.
— Будь здоров, Альв, — сказал Повар. — Старший на Кухарне теперь ты. Коли доведется нам еще свидеться, расскажешь, каково тебе пришлось без меня. Но я верю — ты справишься. Уж мне ли этого не знать! Кто про меня будет спрашивать — скажи: «Ушел без возврата».
Весть мигом разлетелась по Вуттону, и деревня загудела, точно потревоженный улей.
— Ну и дела! Вот тебе на! — толковали вуттонцы. — Сгинул, получается, наш Мастер Повар? Нет бы предупредил или попрощался хотя бы! Куда же нам без него? Кого на Кухарню-то ставить?
Судили да рядили и наконец определили в Повара одного из своих, деревенских. (Поставить новым Поваром Альва никому и в голову не пришло. И то сказать — проучился всего три года и с виду все такой же оголец — ладно хоть, подрос немного). Нокс — так звали нового Повара — по молодости, бывало, кухарил и помогал, случалось, прежнему Мастеру Повару, стало быть, надлежащий опыт имел. Правда, Мастер Повар Нокса не больно-то жаловал и в ученики брать отказывался, но Мастер теперь далече, ищи его свищи, а стряпать кому-то надо. К тому же Нокс был человек семейный, с женой да детишками, на земле стоял крепко и деньгами сроду не сорил, а такой Повар на Кухарне и надобен.
— Этот, по крайней мере, не сбежит, — рассудили вуттонцы. — И уж лучше худая стряпня, чем вообще никакой. А что до Праздничного Пирога, так пир еще не скоро. Семь лет впереди — времени уйма; глядишь, поднатореет наш Повар и такой нам пирог сладит — всем пирогам пирог.
Нокс страшно обрадовался своей новой должности. Он сызмальства мечтал заправлять Кухарней и ничуть не сомневался, что справится. Вечерами, когда все расходились и Нокс оставался на Кухарне один, он надевал поварской колпак и долго смотрелся в начищенную до блеска медную сковородку, приговаривая:
— Как поживаете, Мастер Повар? Колпак-то как на вас шили! У нас все будет как положено, складно да ладно, не извольте сомневаться.
Поначалу дела и вправду пошли неплохо. Усердия Ноксу было не занимать, он трудился не покладая рук, да и Подмастерье был всегда готов ему подсобить. Честно сказать, Нокс исподтишка подсматривал за Альвом и многому научился у мальчика, хоть и не признался бы в том никому на свете. А время шло, близился заветный срок — Пир Двадцати Четырех, и Нокса все чаще одолевало беспокойство — а сумеет ли он испечь настоящий Праздничный Пирог? Конечно, за минувшие семь лет он напек преизрядно всяческих пирогов, булочек и сдоб, но ведь тут случай особый. Во-первых, попробуй-ка угоди сразу всем — и детишкам, и взрослым (ведь на Пир Двадцати Четырех полагалось испечь два пирога: один, праздничный, на детский стол, а второй, поменьше, — взрослым, что придут помогать с устроением стола). А самое главное — никак нельзя, чтобы Праздничный Пирог получился похожим на предыдущие, испеченные другими Поварами. И тут уж как ни крути, всяко выходит одно: нужно измысливать что-нибудь этакое, доселе небывалое, да такое, чтобы все вокруг обзавидовались.
