Гвардия Феникса - Браст Стивен (читать книги без txt) 📗
Тем не менее мы привлекли внимание наших читателей к его пьесе только ради того, чтобы они поняли: у нас и в мыслях не было создать нечто похожее. А посему, чтобы окончательно развеять сомнения и поскольку история этого требует, мы обратим взоры на отсутствующую баронессу. Последуем за пятеркой друзей и Микой туда, где она, словно дожидаясь нашего появления, стоит со своими красками, кистями и мольбертом на вершине утеса. Оказавшись здесь, мы прежде всего опишем художницу. Хотя прекрасно понимаем, что в нашей работе присутствует некоторая толика самонадеянности.
И тут мы вынуждены задать вопрос: кто из берущих в руки перо не впадает отчасти в грех самонадеянности, набравшись смелости считать себя способным на озарения, каких лишены многие, дерзнув встать рядом с теми, чьи деяния составляют фундамент истории? Надеемся, наши читатели понимают, что мы вовсе не пытаемся принизить роль тех великих мужчин и женщин, о которых идет речь, или сказать, что их подвиги не заслуживают внимания.
Конечно, нас посещает известное удовлетворение, когда мы описываем шаг за шагом жизнь великих в определенный период их жизни, раскрывая тайные пружины (насколько это нам удается) и мысли, заставляющие их вести себя так, а не иначе, становясь в некотором роде над ними. И все-таки, если даже нас и охватывают подобные чувства, разве нам нет оправдания? Ведь те же самые причины, что заставляют действовать наших героев, побуждают нас рассказывать об их поступках, и если мы гордимся своей способностью поведать читателю о том, как разворачивались события, должна ли гордость автора быть меньше той, что испытывали наши персонажи?
И если в наших рассуждениях мы коснулись сомнений и желаний, присущих каждому, хоть немного заставив задуматься о них наших читателей, должны ли мы гордиться этим меньше, чем могучие герои прошлого гордились собственными подвигами? Или, если уж на то пошло, меньше, чем читатель, уловивший все нюансы сложного места в тексте со всеми интерпретациями и аналогиями, чтобы в полной мере оценить написанное, и пожинающий плоды чужого труда.
Однако мы уверены, что это было бы невозможно, если бы великие люди, историки или читатели не имели некоторой толики самонадеянности, а порой и дерзости. И потому мы не станем приносить извинения, лишь в данной главе дерзнув представить вашему вниманию замечательного человека, оказавшегося центральным звеном механизма, который движет огромную машину истории в начале восемнадцатого цикла Феникса, и, как мы уже имели честь заявить, опишем художницу по имени Катана э'Мариш'Чала.
Это можно сделать весьма кратко. Она была худощавой женщиной среднего роста со слишком смуглой для дракона, но недостаточно темной для лиорна кожей. Черты ее лица казались чересчур резкими даже для леди Дракон. Глубоко посаженные глаза, тяжелые веки говорили о чувственности, широкие скулы указывали на силу характера. Светло-каштановые волосы были коротко пострижены.
Но, как и сама Катана, мы не станем ограничивать картину лишь тем, что можно увидеть на поверхности, а попытаемся проникнуть вглубь, чтобы понять то, что скрыто внутри и, как у всех нас, смертных, часто носит лишь видимое сходство с оттенками и нюансами характера, которые может уловить проницательный взгляд. Так водовороты и пена на поверхности потока раскрывают действия глубинных течений, являющихся его истинной сущностью. Водовороты и пена, уж поверьте, никогда не откроют природу течений, но могут оказаться отправной точкой для того, кто готов познать истинные причины – скрытые водой валуны, определяющие, каким именно образом данный поток устремится к своей уникальной судьбе.
Мы считаем справедливым утверждение, что способностью, которую люди называют озарением – атрибут, присущий редкой линии Дома Дракона, – леди Катана э'Мариш'Чала обладала в избытке. Однако это озарение совсем не похоже на эфир, пронизывающий нашу вселенную и обеспечивающий возможность свету и звуку путешествовать из одного конца мира в другой. Иными словами, оно не существует отдельно, а неизменно тем или иным путем находит свое выражение.
Катана же действительно обладала способностью видеть и, более того, показывать другим парадоксальные, на первый взгляд, качества людей, вещей и даже мест, составляющие их суть. Так музыкант сариоли заставляет слушателя смеяться, когда сам плачет, и плакать, когда сам смеется. Катана могла разглядеть, а потом и показать страх, определяющий отвагу дзурлорда, мягкую податливость – основу твердых очертаний гор, неразличимое движение в стоячем пруду или, несмотря на мнение покойного лорда Пепперфилда, слабость, дающую силу раненому дракону защищать свое потомство.
Что же до скрытых качеств самой баронессы, известно, что Катана, в трехсотлетнем возрасте овладевшая всеми возможными приемами живописи, сложившимися за десятки тысяч лет, продолжала считать, что еще не достигла совершенства, и не только стремилась к нему, но и верила, вопреки качеству своих картин, что имеет значение лишь голая техника. Катана любое свое произведение принимала так близко к сердцу, что становилась высокомерной и не переносила никакой критики.
Кроме того, ее отличала нетерпимость к любому отклонению от идеала, и, зная и ненавидя свои недостатки, она оставалась – во всяком случае, в те моменты, когда ее не выводили из себя критики, – одной из самых безупречных леди Империи, образцом вежливости и такта. Известно, что, как и для предмета ее знаменитой картины «Дзурлорд перед атакой на Ноунгейт», жизнь была для Катаны бесценным даром, вследствие чего она ужасно боялась смерти. В результате она совершала такие отчаянно смелые поступки, что стала бы гордостью своего Дома, даже если бы никогда не брала в руки кисти.
Какая из сторон ее характера проявлялась в той или иной жизненной ситуации? С тем же успехом мы могли бы спросить, стоя посреди Бурлящего каньона: «В каком направлении здесь будут завтра дуть ветры?» Ведь в основе всего лежит таинственная сущность по имени Случай – это точное и одновременно неоднозначное слово называет силу, от которой зависит наша жизнь! Мы утверждаем, что именно случай – произвольно выбранная последовательность событий, отягощенная вероятностью, но не имеющая ничего общего с точностью, – диктует каждому художнику, солдату, императору, крестьянину или историку, какими будут его действия в каждый фиксированный момент на бескрайних берегах неопределенности.
И если именно к этим бесконечным и находящимся в вечном движении пескам в лучшие свои мгновения снова и снова возвращалась Катана, влияние прибоя и береговых скал под названием шанс, каприз или случай определяло ее реакцию на непредвиденные обстоятельства или компанию, которой она не искала.
Вот такой была женщина, что предстала перед взором наших друзей. На ее холсте виднелись лишь несколько легких линий (многие и многие были стерты), а художница глядела сквозь розовую дымку тумана, переходящего в оранжевые облака, на сочную зелень долины, раскинувшейся под Рэдфейсом.
Она так увлеклась пейзажем, что далеко не сразу заметила юношу с посланием Кааврена. Когда Катана взяла записку в руки, Кааврен и его друзья уже взобрались на вершину холма, заросшего высокой травой. Они подошли так близко, что услышали, как она спросила:
– А кто он и какого рода ответ ждет?
– Это я, миледи, – проговорил Кааврен, прежде чем крестьянин успел открыть рот. Посланец с удивлением обернулся, но тиаса вручил ему три обещанных пенни и сказал: – Будем считать, что ответ я получил.
Юноша перевел взгляд с Кааврена на его друзей, а затем снова посмотрел на художницу, потом опять на тиасу и, не выдержав напряжения, пустился наутек.
– Видимо, – вежливо заговорила Катана, – вы и есть Кааврен. Кто ваши друзья и чего вы от меня хотите?
– Миледи, – ответил Кааврен, – почту за честь представить вам лорда Айрича, леди Тазендру, кавалера Пэла и лорда Аттрика э'Ланию.
Все поклонились, а Катана сказала:
– Аттрик э'Лания? Подождите, мне знакомо это имя.
