Неразрешимое бремя (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна (список книг TXT) 📗
— Вы знали Елену Иптискайте?
Старуха вздрогнула и посмотрела на меня с испугом.
— А что случилось?
— Расскажите мне про то дело. Про Николаса.
— Николас — хороший мальчик! — горячо сказала Матильда. — Он ни в чем не виноват! Я говорила тогда! Мне никто не поверил, и его бедняжку…
— Я вам верю, — пресекла я ее излияния. — Расскажите, как все было.
— Он не убивал свою мать. Несчастный ребенок… Бедняжка Елена. Она потеряла мужа в плаванье. Ждала его возвращения уже при надежде… Ну куда ей было деваться с маленьким сыном да еще и с дитем под сердцем? А шила Елена всегда хорошо, себя обшивала да подруг. Николас всегда ходил в обновках, на зависть прочим. Вот и подалась в… В срамной дом. Там, где девки бесстыжие любовь свою продают, ну вы понимаете, о чем я?
Я кивнула ей, подбадривая.
— Как я ее отговаривала, умоляла, ведь чувствовала, что до добра не доведет. Но чтоб так! Нет, поначалу Елена довольна была, деньги хорошие платили. Но там ведь такие страсти происходили. Поганый помчик в тот день напился и гонялся с ножом за одной из девок, а та возьми и спрячься у Елены. А он пьяный в смерть, глаза вылупил от злости, трясло его всего, он Елену за волосы схватил и давай тягать. А она молчит. Он сдуру и саданул ей ножом в бок. Николас все видел, спрятался вместе с той девкой. Она ему рот зажала, чтоб он их не выдал.
Старая женщина тяжело вздохнула и замолчала, в ее глазах стояли слезы. Мне пришлось ее поторопить.
— Дальше что было?
— Помчик ногой Елену пнул да ушел. А она жива была. Девка та сразу убегла…
— Убежала, — поправила я рассеянно.
— Убежала, — послушно повторила Матильда и еще более горько вздохнула. — А Николас там остался. У Елены воды отошли, дитя живое под сердцем, на свет просится. Вот она и…
— Что? — мое раздражение было готово выплеснуться через край.
— Она… Сына просить стала, чтоб он дите спас. Ножницы сказала ей подать, живот пыталась сама себе разрезать, а не смогла. Вот он и…. Сам ревет от страха, а она его успокаивает. Как Елена сама-то от боли еще говорить могла! Он рассказывал, что она колыбельную ему пела, чтоб успокоить.
Старуха замолчала. Я отстраненно раздумывала над тем, каким разным бывает материнский инстинкт. Может, к лучшему, что у меня больше не может быть детей?
— Только девочка мертвой уже была. То ли Николас ее ножницами задел, то ли помчик ножом достал… Когда я их нашла, он сестричку на руках качал, колыбельную ей пел, а Елена уже без сознания была. Она ненадолго в себя пришла, и я солгала ей, что доченька ее жива. Бедняжка хотя бы умерла спокойной…
Я встала, прикидывая, успею ли до темноты вернуться в город.
— Как звали помчика?
— Что? — старая женщина оттерла слезы и недоуменно на меня уставилась, потом пожала плечами. — Какая теперь уже разница? Ему все с рук сошло. Уж сколько я в громаду не бегала, сколько не рассказывала, не поверили мне. Девка та шалупная тоже как воды в рот набрала. Мне рассказала, как было, а в громаду наотрез отказалась идти. Единый ее покарал потом, говорят, от звездной сыпи умерла. А Николаса в божевольню отправили, сумасшедшим признали. Он действительно после ужаса этого совсем того… Поседел весь. Я когда его в лечебнице навещала, смотреть страшно, ребенок, а седой весь…
— Как звали помчика? — требовательно повторила я. — В архивных документах нет его имени, хотя ваши свидетельства имеются.
— Да я говорила, капитан слушать не захотел. Даже не записал. Ничего помчику за это не было. Говорят, как девок калечил, так и продолжал бить да…
Старуха понурила голову и тихо сказала:
— Я иногда думаю, что Единый совсем про нас забыл… Почему такие люди живут дальше, а бедного сироту в божевольне заперли? Я забрать его хотела, усыновить, хотя у самой тогда… После того свидетельства капитан громады шибко осерчал на меня, из города выжил, лавка моя разорилась на поборах. А Николаса мне так и не отдали, а ему в той лечебнице хуже сделалось.
— Почему же? Разве его в конце концов не выпустили?
Матильда покачала головой.
— Выпустили, только он… Сестрой своей стал называться, в платье женское рядиться, шить начал, как мать. Страшно мне бывало на него глядеть, словно малютка Агнесс и впрямь в нем поселилась…
Надо же, простолюдинка, а проницательней оказалась, чем хваленые душеведы.
— Вы так и не назвали имени помчика.
Старуха молчала, видно, история с капитаном научила ее уму-разуму.
— Не волнуйтесь о последствиях, Матильда. Если Единый позабыл о нас, то уверяю, я смогу напомнить ему про долги.
— Якоб Жаунеску, — тихо прошептала она.
— Вот и спасибо, — я встала и положила ей на стол десять золотых. — Прощайте.
Матильда недоуменно посмотрела на деньги, потом попыталась мне их вернуть.
— Госпожа, заберите, пожалуйста! Мне не надо!
— Не надо? — я удивленно приподняла бровь. Никогда не смогу понять таких глупцов. — Ну как хотите.
Возле двери она меня окликнула, маленькая, жалкая, глупая, мягкосердечная.
— Госпожа, вы же не причините вреда Николасу? Он так настрадался… Прошу вас!
— Боюсь, Николасу уже никто не сможет помочь, Матильда.
Она схватила меня за руку.
— Разве сделал он что дурное? Ну ходит в платье женском, так мало ли какая блажь. Иные и вовсе… Прошу вас, он единственный, кто у меня остался, единственный, кто навещает. Всех война в проклятой Чорногерии забрала…
Я аккуратно высвободила свою руку из ее хватки.
— Матильда, мальчик Николас, которого вы так любите, умер.
— Что вы такое говорите?
— Он умер сорок лет назад, вместе со своей матерью. А тот, кого вы знаете сейчас как Николаса или Агнесс, — всего лишь маска. Для колдуна. Который жестоко убивает девушек. Не по своей воле он таким стал, да, действительно, но его надо остановить. Но могу вам обещать, — я спокойно смотрела на побледневшее лицо старой женщины. — Что в отличие от Единого, я заставлю заплатить по счетам всех.
А у Отшельника уже завтра появится новое интересное задание. Уже возле двери мне внезапно пришла в голову еще одна идея.
— Матильда, вы кажется сказали, что он вас навещал? Он ничего с собой не привозил?..
Домой мне удалось добраться лишь под утро. Злой и встревоженный Антон устроил мне головомойку прямо с порога. Особенно умилила Пиона с красными заплаканными глазами и распухшим носом, но зато трогательно обнимаемая и успокаиваемая Мартеном.
— Ты где была? Мы чуть с ума не сошли, волнуясь за тебя! Сколько раз просил!..
— Прости, дела. Замоталась, забыла. Не смогла. Каюсь, нет мне прощения. Больше не буду. Честно, — привычной скороговоркой отбарабанила я. — Где мой завтрак?
Антон нисколько мне не поверил, слишком хорошо он меня знал. Просто давнишний ритуал и соблюдение условностей. Раз виновата, значит надо раскаиваться и просить прощения.
— Пиона, Мартен. Я смотрю, вы так сблизились… Когда свадьбу играть будем?
Интересно, она хоть знает, как привлекательно смотрится с таким пышным румянцем на всю щеку? Мартен тут же вскочил на ноги и заволновался.
— Г-г-госпожа Лидия, я м-м-могу…
— Только приданое я за нее не дам, ни копейки, учтите. Обсудите с отцом, Мартен.
— Может хватит уже сваху из себя изображать? — недовольный Антон протянул мне записку. — Еще вчера вечером принес стражник, очень тебя требовали в громаду. Но ты же как обычно где-то шляешься!..
Я развернула бумагу, прочла, нахмурилась. Да, похоже, рано я обрадовалась удаче, впрочем, мне не привыкать.
— Куда? Ты же собиралась позавтракать! — окликнул меня Антон, но я уже неслась в управу.
— Вы изволили придти, госпожа Хризштайн? — кардинал Ветре даже в камере ухитрялся выглядеть высокомерно и благочестиво, однако он заметно осунулся и теперь вовсе выглядел тощим.
— Женское любопытство, ваша святость.
— Вчера меня допрашивал господин инквизитор. Удивительно быстро он оправился, не находите?
Я пожала плечами под его испытующим внимательным взглядом. Мое лицо не выражало ничего, кроме вежливого интереса. Мастерство карточного шулера, которому меня в свое время обучал атаман, предполагает умение держать лицо в любой ситуации. Я продолжала молчать. Если хочешь заставить противника открыть карты, иногда просто следует подождать, ничего не предпринимая.
