Заблудшая душа - Шаргородский Григорий Константинович (книга регистрации .txt) 📗
– Сейчас я позову девочек, и вы выберете.
– Девочек ты, конечно, зови, но выбирать не буду. Сегодня у вас выходной, так что закрывай заведение и давайте просто отдохнем в приятной компании, все затраты за мой счет!
Мадам сначала задумалась, но затем тряхнула головой, и в ее глазах загорелись озорные огоньки.
– Девочки, у нас сегодня праздник!
Эхом донесся из холла многоголосый визг девичьего хора.
Сразу стало как-то весело. Я действительно хотел просто пообщаться с женщинами – грубые морды легионеров, и тем более «медведей», несмотря на все мое расположение к ним, как-то утомили. Хотелось изящества и легкости. Радужную картину портило только выражение лица Лована. Искривив в ухмылке рот, он быстро изобразил на пальцах некую фигуру.
Понимание языка жестов постепенно приходило – где из памяти генерала, где просто из наблюдений, и я разобрал изображенную фразу: «Десятник оторвет тебе голову».
Ну и пусть. Сколько той жизни, а сейчас мне хочется праздника.
Праздник действительно удался – почти до рассвета мы болтали ни о чем, девочки играли на инструментах, напоминавших карликовые арфы, много пели и до колик хохотали над анекдотами, которые в этом мире были в новинку. Под конец даже черствый как полугодичный каравай Лован начал тихо похрюкивать.
Миниатюрная шатенка, имени которой я так и не запомнил, все же довела «осаду» до победного конца и утащила меня в свою спаленку, за что получила на прощанье чувственный поцелуй и обещание подарка в виде золотых сережек.
Ночь, какой бы прекрасной она ни была, заканчивалась, и меня ждал новый день – хороший или плохой, неизвестно, но уж точно нескучный.
Утренний Койсум ничем не напоминал тот разгульный город, который я видел ночью. Возможно, так было всегда, но, скорей всего, причиной изменений являлись мои действия и работа нового коменданта – небольшие отряды легионеров сосредоточенно спешили в сторону восточных ворот, и делали это очень организованно. Многие держали строй с большим трудом, и я подумал, что парням следует сделать определенную скидку – из мужской солидарности.
Обратно на полигон я отправился в том же сопровождении плюс два десятка «медведей», настороженно оглядывающих окрестности. Но опасаться им было нечего – в Койсуме царил абсолютный порядок. Новому коменданту хватило половины ночи, чтобы поставить все на свои места. На уже знакомой мне маленькой площади патрулей бродило больше, чем праздно шатающихся горожан, – гуляющих в одиночку легионеров не было вообще. Восточные ворота охранял десяток легионеров в полной выкладке, которые, увидев меня, превратились в соляные столбы – в легионе отдавать честь на посту без обращения старшего по званию было запрещено.
Только в этот момент я окончательно понял, что между римскими легионерами и местными нет ничего общего – другие шлемы, панцири и оружие, а щит вообще ничем не напоминал римские скутумы. Если уж сравнивать, то с греками – с их круглыми щитами и рельефными, «культуристскими» панцирями. Но и здесь сравнение было не очень корректным – просто другие ассоциации в голову не приходили.
Выезжал я из ворот с чувством собственной значимости, а вот на подъезде к полигону боевой задор немного поутих. И было отчего.
Дорога проходила мимо невысокого холма, словно самой природой предназначенного для наблюдения за окрестностями, и я не удержался, направив своего битюга на подъем.
Картина открывалась потрясающая. Раньше большие массы войск, особенно древних, я видел только в кино. Но куда там Голливуду с его сотней разряженных статистов, размноженных в тысячи с помощью графики и дубляжа.
Полигон ожил. Людской водоворот в одном из секторов огромного поля постоянно двигался, а пока еще далекий гам напоминал гудение пчелиного улья. Мне казалось, что там собралось несколько десятков тысяч людей, но простые вычисления и память генерала подсказали, что легионеров только две тысячи – один легион.
Или нет? Во внутреннем круге не осталось полных легионов, так что здесь тысяча, не больше. И все равно много. Когда соберутся все шестнадцать неполных легионов этого сектора внутреннего круга, толпа получится еще та.
И что я с ними буду делать?
При въезде на основную дорогу полигона нас ждал эскорт из «медведей» и очень злого Дархата. Выир тоже был не в радужном настроении, но не особо это демонстрировал, а вот десятника понесло:
– Ваша милость, ежа теб…
– Дархат! – пришлось мне прервать злобное шипение ординарца. – Совсем расслабился на мирных харчах, старый пенек!
– Раз я вам так немил, – надулся десятник, – уйду в пограничный легион, подальше от чокнутых генералов.
– Дархат, а если тебя выпороть? – с напускной суровостью пригрозил я, вполне понимая гнев десятника, которого не только лишили развлечений, но и заставили поволноваться. А он волновался, и это было видно.
– Не будете вы никого пороть. Никогда не пороли. Вот всеми святыми клянусь – уйду.
– Ладно, хватит дуться, – примирительно фыркнул я, пока вдвоем ехали в сторону лагеря «медведей».
Дархат сидел на лошади как корова на заборе, и пошел он на этот подвиг только для того, чтобы пораньше выказать мне свое недовольство. Заметив, что «обмен любезностями» закончен, Выир подъехал ближе.
– Ваша милость, вы могли бы и предупредить, что затеваете бучу. А если бы вас в том борделе зарезали?
– Ну не зарезали же, – недовольно отмахнулся я, всем своим видом показывая, что тема закрыта.
Сотник придержал коня, довольно громко ворча что-то про безумных черепах и их закидоны. Я ворчания демонстративно не заметил, а порывшись в памяти генерала, вспомнил, что именно имел в виду старый сотник. «Медведи», хоть и считались лихими рубаками и очень опасными бойцами, всегда действовали осторожно и продуманно, а вот бои на открытой местности стенка на стенку требовали выдающейся, можно даже сказать, безрассудной храбрости, и в легионерах воспитывалось именно это качество. Идти вперед из последних сил и держаться на одном упрямстве – это не месяцами преследовать врага, находя его по сломанной веточке, или дожидаться в многодневных засадах.
По мере нашего продвижения к главной ставке броуновское движение в лагере вновь прибывшего легиона обрело осмысленный вид, и легионеры начали вливаться в ряды, словно горячий металл в отливочные формы. И когда наша кавалькада подъехала ближе, вдоль основной дороги как монолиты стояли две центурии.
Единый гром ударов тысячи усиленных металлом кулаков в панцири возвестил о том, что легион, хоть и неполный, готов «к повиновению генералу».
Очень неплохо.
– Сентара с докладом ко мне.
Как бы мне ни хотелось поговорить с бравым начальником легиона, но его доклад пришлось отложить. У палатки меня дожидался Харит, сияющий, как медный чайник у хорошей хозяйки.
– Вижу, что нарыл много и густо. Докладывай. – Я милостиво махнул рукой, усаживаясь на раскладной стульчик и показывая жестом Дархату, что хочу пить.
– Ваша милость! – Измученный юноша с красными, как у кролика, глазами просто лучился самодовольством, что создавало довольно странную картину. – Обнаружено сорок три нарушения и множество недочетов. По предварительным подсчетам, империя понесла убытков на пятнадцать тысяч империалов.
– Ничего себе! – искренне удивился я подобной сумме. – Что, прибыли посланные в легионы «медведи»?
– Нет, ваша милость. Необходимые документы доставил сентар Пазаро Ропуош.
– И чего же это советник держал настолько неблагонадежного сентара так близко от города?
– Не очень-то и близко, ваша милость, – загадочно улыбнулся адъютант. – Легион сентара Ропуоша находится дальше всех от Койсума. Он реквизировал все транспортные средства в городах по пути следования и провел усиленный марш.
– Даже не знаю, как к этому относиться, – хмыкнул я, но не стал затягивать с размышлениями. В палатке в этот момент кроме Харита находились только Лован с Выиром, и я сразу повернулся к сотнику. – Так, косолапый, отправляй бойцов, пусть берут советника. Кстати, как там насчет гонцов из охраняемого дома?
