Слуги Темного Властелина - Бэккер Р. Скотт (книга жизни .TXT) 📗
Кальмемунис огласил воззвание, обвиняющее во всем императора. В воззвании говорилось, будто Ксерий III издавал указы с распоряжениями не давать припасов Людям Бивня, что напрямую противоречило его прежним клятвам. Хотя на самом-то деле указы эти издавал Майтанет, надеявшийся таким образом предотвратить поход полчищ на юг и выиграть время, чтобы убедить их возвратиться в Момемн.
Когда продвижение Людей Бивня замедлилось из-за необходимости добывать припасы, Майтанет издал новые указы. В одном он отменял свое шрайское отпущение грехов, дарованное прежде всем тем, кто встал под знамена Бивня, другим объявлял отлучение Кальмемунису, Тарщилке и Кумреццеру, а в третьем грозил тем же самым всем, кто продолжит поход вместе с этими Великими Именами. Нести об этих указах, вкупе с тяжким похмельем после предшествующих кровопролитий, заставили поход простецов остановиться.
На время даже Тарщилка поколебался в своей решимости. Казалось, зачинщики похода вот-вот повернут и отправятся обратно в Момемн. Но тут Кальмемунис получил вести, что в руки его людей каким-то чудом попал имперский обоз с припасами, по всей видимости направлявшийся в пограничную крепость Асгилиох. Убежденный, что то был знак свыше, Кальмемунис созвал всех владык и самозваных предводителей воинства простецов и произнес пламенную речь. Он требовал решить для себя, насколько праведны их действия. Он напомнил им, что шрайя – тоже человек и, подобно всем прочим людям, время от времени делает ошибки в суждениях. «Увы, – говорил он, – пыл в сердце нашего благословенного шрайи иссяк! Он позабыл о священном величии нашего дела. Но попомните, братья мои: когда мы возьмем приступом ворота Шайме, когда мы привезем в мешке голову падираджи, он об этом вспомнит! Он восхвалит нас за то, что мы не утратили решимости, когда его собственное сердце дрогнуло!»
И несмотря на то, что несколько тысяч дезертировали и в конце концов пробрались обратно к столице империи, основная масса войска простецов направилась вперед, окончательно перестав обращать внимание на увещевания своего шрайи. Отряды фуражиров бродили по всей провинции, в то время как основная часть воинства упрямо продвигалась на юг, все сильнее при этом рассеиваясь. Виллы местной знати были разграблены. Многочисленные деревни спалили, мужчин вырезали, женщин изнасиловали. Укрепленные города, которые отказывались открыть ворота, брали штурмом.
Наконец Люди Бивня очутились у подножия гор Унарас, которые так долго служили обороной с юга для городов Киранейской равнины. Каким-то образом войску удалось вновь объединиться и собраться под стенами Асгилиоха, древней киранейской крепости, которую нансурцы звали «Волнолом» за то, что ей трижды удавалось остановить нашествие фаним.
В течение двух дней ворота крепости оставались закрыты. Потом Профил, командир имперского гарнизона, пригласил к себе на обед Великие Имена и прочую знать. Кальмемунис потребовал заложников и, получив их, принял приглашение. Вместе с Тарщилкой, Кумреццером и еще несколькими знатными владыками поскромнее он вступил в Асгилиох, и его тут же арестовали. Профил предъявил ему ордер, выданный шрайей, и почтительно известил гостей, что они пробудут под арестом неограниченно долго, если не прикажут воинству простецов разойтись и вернуться в Момемн. Когда те отказались, Профил попытался их урезонить, объяснить, что им не стоит надеяться одолеть кианцев, поскольку на поле брани те не менее коварны и жестоки, чем скюльвенды.
– Даже если бы вы шли во главе настоящего войска, – говорил Профил, – я бы на вас поставить не решился. А кто идет за вами? Толпа баб, ребятишек и мужчин, которые ничем не лучше рабов. Одумайтесь, молю вас!
Кальмемунис, однако, только расхохотался в ответ. Он признал, что по оружию и силе войско простецов и впрямь не ровня армиям падираджи. Но заявил, что это не имеет значения, ибо ведь Последний Пророк научил нас, что слабость, сопряженная с праведностью, воистину непобедима.
– Мы оставили позади Сумну и шрайю, – говорил он. – С каждым шагом мы приближаемся к Святому Шайме. С каждым шагом мы все ближе к раю! Берегись, Профил, ибо, как говорит сам Айнри Сейен, «горе тому, кто преграждает Путь!»
И Профил отпустил Кальмемуниса и его спутников еще до заката.
На следующий день тысячи и тысячи собрались в долине под сторожевыми башнями Асгилиоха. Моросил мелкий дождик. Были зажжены сотни жертвенных огней; повсюду громоздились туши жертв. Трясуны обмазывали грязью свои нагие тела и выкрикивали непонятные песнопения. Женщины тихо напевали гимны, пока их мужья точили то оружие, что у них было: кирки, серпы, старые мечи, – все, что они принесли с собой или сумели награбить. Ребятишки гонялись за собаками. Многие из бывших среди них воинов – конрийцы, галеоты и айноны, что пришли с Великими Именами, – с отвращением наблюдали, как толпа прокаженных тянулась к горному перевалу, собираясь первыми вступить на вражескую землю. Горы Унарас не представляли собой ничего особенно величественного: так, нагромождение утесов и голых каменных склонов. Но за ними барабаны скликали смуглокожих людей с глазами леопардов на поклонение Фану. За ними у айнрити выпускали кишки и развешивали на деревьях. Для верных горы Унарас были краем света.
Дождь перестал. Солнечные лучи пронзили облака. Распевая гимны, смахивая с глаз слезы радости, первые из Людей Бивня потянулись в горы. Им казалось, будто Святой Шайме лежит прямо за горизонтом. Вот-вот покажется. Но он все не показывался…
Когда весть о том, что Священное воинство простецов вступило в земли язычников, достигла Сумны, Майтанет распустил двор и удалился в свои покои. Его слуги не пускали никого из просителей, говоря, что святой шрайя молится и постится и не прервет поста, пока не узнает о судьбе заблудшей части его воинства.
Поклонившись так низко, как того требовал джнан, Скеаос сказал:
– Господин главнокомандующий, император просил, чтобы я рассказал вам обо всем по пути в Тайную Палату. Прибыли айноны.
Конфас оторвался от того, что писал, бросил перо в чернильницу.
– Уже? А говорили, завтра.
– Старая уловка, мой господин. Багряные Шпили не чужды старым уловкам.
Багряные Шпили! Конфас едва не присвистнул при мысли о них. Самая могущественная школа Трех Морей готовится принять участие в Священной войне… Конфас всегда смаковал такие вопиющие несообразности жизни с наслаждением истинного гурмана. Подобные нелепости были для него лакомыми кусочками.
Утром в устье реки Фай появились сотни заморских галер и каракк. Прибыли Багряные Шпили, двор короля-регента и более десяти палатинов-губернаторов. И еще легионы пехотинцев из низших каст, которые с тех пор все высаживались на берег. Казалось, весь Верхний Айнон явился, чтобы присоединиться к Священному воинству.
Император ликовал. С тех пор как за несколько недель до того из-под стен столицы убралось Священное воинство простецов, в Момемн прибыло более десяти тысяч туньеров под командованием принца Скайельта, сына печально знаменитого короля Раушанга, и как минимум вчетверо больше тидонцев под командованием Готьелка, воинственного графа Агансанорского. К несчастью, ни тот ни другой не поддались обаянию его дядюшки – скорее, напротив. Принц Скайельт, когда ему подсунули договор, хмуро обвел императорский двор ледяным взглядом голубых глаз, молча повернулся и ушел из дворца. А старый Готьелк пинком опрокинул пюпитр и обозвал дядюшку не то «кастрированным язычником», не то «развратным педерастом» – на этот счет толмачи расходились во мнениях. Надменность варваров, в особенности норсирайских варваров, была беспредельна.
Однако дядюшка надеялся, что с айнонами ему повезет больше. Айноны – кетьяне, как и нансурцы, древний, расчетливый народ – опять же, как и нансурцы. Айноны – культурная нация, хоть и цепляются за свой архаичный обычай носить бороду.
Конфас пристально посмотрел на Скеаоса.
– Думаешь, они это сделали нарочно? Чтобы застать нас врасплох?
