Дорога в бесконечность - Суренова Юлиана (книга жизни TXT) 📗
-Отдыхайте, - тепло улыбнулась им девушка, а затем вдруг отвернулась, чувствуя, что ей на глаза набежали слезы, сердце сжалось от боли. - Сейчас, - она заторопилась прочь, - я принесу воды, промою ваши раны...
"Не надо, - просвистела волчица. И - о чудо! Мати поняла ее! Так, словно боги наделили ее знанием языка зверей. - Мы сами", - они начали зализывать раны.
-Л-ладно, - пожала плечами Мати. - Тогда... Переждите здесь ночь, а утром отправимся в путь. Я... Я буду рядом, - она осторожно выбралась наружу, старательно задернула полог и села на самый краешек повозки. Опершись спиной о толстую оленью кожу, она откинула голову назад, устремив взгляд в небеса. Для нее перестали существовать и город, и караван, и гомон голосов, шум торговой площади...
Над миром царила ночь - теплая и ласковая. Воздух наполняли запахи множества цветов и веселое посвистывание птиц. Казалось, он являл собой одно из тех немногих мгновений жизни, которым нельзя не радоваться. И, все же, Мати совсем не чувствовала себя счастливой, скорее наоборот - ее грудь наполняли грусть и боль, чей горький солоноватый вкус стоял на губах.
Здесь, в городе, оно было мало похоже на беззащитное, открытое всем ветрам, и, в то же время, бесконечное и великое небо пустыни. И глаза звезд казались тусклее и их пение тише. Золотой диск луны мерцал, словно впитывая в себя силу и свет окружавшего город купола, купола, который вставал непреодолимой преградой между небом и землей.
Мати поморщилась. Ей было больно видеть, ощущать это, словно кто-то высокой стеной взял и отделил ее сердце от всего самого близкого и дорогого. И, все же, она никак не могла оторвать взгляд от круга луны с ее окруженной сизой дымкой башней замка Метелицы.
"Мама, - беззвучно прошептали ее губы. Она часто чувствовала себя страшно одинокой, словно во всем мире не было более никого. Но никогда прежде за этим чувством не скрывалось столько боли, сколько она ощутила в этот раз. И слезы сами наворачивались на глаза, зубы впивались в губу, словно только так можно было сдержать рыдания.-Мамочка, я стала так редко говорить с тобой! Ты не думай, это не потому, что теперь я тебя меньше люблю, все совсем не так! Просто... Просто я выросла. Мне все труднее верить в сказки, вдыхая жизнь в мир, придуманный мною когда-то. Но я помню о тебе, и всегда буду помнить... Мне так о многом хочется тебе рассказать...!"
...Дозорные доложили Атену о возвращении дочери, стоило той переступить черту торговой площади. Он вздохнул с облегчением.
-Слава богам, - сорвалось с губ и никто из окружавших его в этот момент не осмелился омрачить радость хозяина каравана напоминаниями о том, какие обстоятельства предшествовали исчезновению девушки. Конечно, потом придется вернуться к этому, и не раз, но ладно, единогласно решили все, не сегодня, не сейчас...
-Иди к ней, - проговорила Лина, глядя на старого друга с нескрываемым сочувствием.
-Да, давай, - поддержали ее другие караванщики.
-Уже иду, - того не нужно было уговаривать.
"Она должна быть у своей повозки", - он не сомневался в этом. Во всяком случае, так должно было быть, если она стала прежней.
Атен многое передумал, пока шел, но тотчас все позабыл, стоило ему увидеть сидевшую на краешке повозки, точно грустная птичка на ветке, девушку.
Караванщик заглянул в ее синие, как небо, глаза.
"Великие боги, - налетев внезапно, словно ледяной порыв ветра, мысль обожгла его сердце. - Как она стала похожа на мать! Те же черты лица, шелковистые пшеничные волосы... Только глаза другие - синие, как небо... И ведь не в кого... Видно, Метелицын подарок... Ох, Мати, Мати... И почему ты так быстро выросла!"
Дочь выглядела такой несчастной, одинокой, всеми покинутой, отверженной...
-Милая моя... - не спуская с нее полного боли взгляда мокрых от слез глаз, прошептал он.
-Отец, - девушка несмело взглянула на хозяина каравана, его покрывшееся глубокими морщинами лицо, наполовину скрытое густой бородой, в которой начала пробиваться седина, похожая на ледяные паутинки. - Почему люди взрослеют? Почему не остаются детьми?
-Ох, Мати, я был бы рад, если бы ты всегда была моей маленькой крошкой, наивной...
-Глупой, - горько усмехнулась она.
-Нет, именно наивной. Наивной и невинной... Потому что ребенок не может нести на себе печать вины. Ведь у него нет своей судьбы. А, значит, все, что происходит с ним - происходит не по его воле, и... - вдруг умолкнув, он прикусил губу, помолчал несколько мгновений, затем качнул головой.
"Нет, - решил он, - не нужно говорить с ней сейчас о случившемся. Она не вынесет этого... И мне лучше думать о другом".
Караванщик продолжал:
-Видишь ли, боги... Они хотят, чтобы мы изменялись, познавая все новые и новые грани жизни, новое счастье...ну, и горе, конечно, тоже...
-Но мне так не хочется взрослеть!
-Расставаться с детством тяжело, я знаю, тебе кажется, что ты теряешь все, прощаешься с самой собой... Но это ненадолго. Все пройдет.
-Если так случится, если я переживу свое детство, то всегда буду жалеть об этом!
-Но, дорогая моя, это ведь не причина изводить себя, убивая. Людям свойственно горевать о потерянном, даже не осознавая до конца, в чем причина этой грусти. А то, что ты найдешь в будущем, стоит всех потерь.
-Когда теряешь так много, думаешь, что совсем ничего не остается. И... И кажется, что я - это не я, меня уже нет, и... И лучше бы действительно не было...
-Милая...
-Не слушай меня, пап, я... Я сама не знаю, что говорю... - она тяжело вздохнула, поджала губы. На ее глаза набежали слезы. - Я даже не понимаю, что происходит.
-Дочка...
-Ну почему со мной все время что-то случается! Почему я не могу быть такой, как все!
-Не знаю... - он действительно не знал, что ей сказать. И самое ужасное заключалось в том, что он ничем не мог ей помочь. И он прошептал: - Прости своего старого отца, для которого время юности, оставшееся далеко позади, вспоминается как прекрасный безмятежный сон, лишенный проблем и забот. Может быть, если бы это было не так, я бы ждал чего-то... Предчувствовать трудности... И не допустил бы, чтобы все это переросло в большую беду.
Мати замотала головой, пряча катившиеся по щекам слезы, прикусила затрясшиеся губы, сжала пальцы в кулаки... А затем поспешно заговорила о другом:
-Пап, а когда ты был ребенком, ты хотел стать взрослым?
-Конечно. Я рано ощутил стремление к самостоятельности и всячески стремился заполучить право самому все решать. Мне хотелось иметь собственный дом, свое дело, свою семью, занять подобающее положение в обществе. Когда я был мальчишкой, стать взрослым было пределом всех моих мечтаний, мне казалось, что это словно по мановению руки Хранителя, разрешит все мои проблемы, даст мне все, что я хочу. Правда, я должен признаться, что теперь, оглядываясь назад, мне временами жалко, что я так торопился жить и порою так хочется вернуться назад, чтобы прожить жизнь сначала.
-Чтобы все сделать по-другому?
Он ответил не сразу, сперва, задумался, задавая этот вопрос душе, сердцу.
-Нет, - наконец, вздохнув, произнес он. - Пусть все остается таким, какое есть, мне бы просто хотелось заново пережить некоторые дни, - на его губы легла улыбка.
-Но зачем повторять ошибки, когда знаешь, к чему они приведут?
-Именно потому, что знаешь, - он повернулся к дочери. - Самая большая ошибка в моей жизни привела к изгнанию. Но если бы я остался в своем городе, то никогда бы не встретил твою маму, и ты бы не родилась. Может быть, моя жизнь и была бы легче.... Но за гранью оазиса остались бы не только невзгоды и трудности. Счастье тоже. Ведь оно ждало меня в снегах пустыни.
-А смерть мамы? Неужели если бы ты мог, не изменил бы это?
-На все воля богов, - вздохнув, проговорил Атен. Он не раз задавал себе этот вопрос, сначала он был уверен, что сделал бы все, чтобы спасти Власту, но потом, со временем, к нему на ум стали приходить странные мысли. Ему начало казаться, что ни к чему бы хорошему это не привело, ведь никто не способен прожить больше, чем ему отвели боги. Можно изменить мгновение, но не вечность, шаг, но не судьбу. И он перестал в фантазиях возвращаться в тот день, чтобы пусть не наяву, хотя бы в воображении спасти любимую, ибо за тем мгновением, которое было способно изменить существующий мир, не скрывалось ничего, кроме ужасной всепоглощающей пустоты.
