Кровь дракона - Чекалов Денис Александрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
— Конечно, особенно для тех, кто в девках засиделся, — усмехнулся Хорс.
Но Оксана, казалось, его не слушала.
— Сначала невесту сватали, а потом был вечер помолвки. Но моя самая любимая часть — это даже не свадьба, а девичник. Девушки такие красивые песни поют, тайны друг дружке поверяют.
— А ты откуда знаешь?
— Я ж полудница, многие секреты мне были известны. К группе девиц иногда присоединюсь и радуюсь за них, вместе поем, жениха и его дружков обсуждаем. А чтобы никто вопросов лишних не задавал, я говорила, что из деревни жениха, или дальняя родня. А так редко, кто спрашивал.
— Оксана, ты что-то слишком этой темой заинтересовалась. Свадьба, приданое и прочее. Я так считаю, где любовь, там и слезы, где слезы — там и горе, печаль, несчастье. Значит, любовь — она и есть печаль и горе.
— Может, ты и прав. Не знаю. Ко мне часто на поле приходили женщины и девушки. Они переплетали руки крест-накрест, становились лицом к озимой ржи. Самая красивая девочка деревни, нарядно одетая проходила по их рукам, как по дорожке прямо к полю. У края она спрыгивала на землю, срывала горсть колосков и бросала на поле. Чтобы урожай был богатым и все было хорошо. И еще они песни пели о будущем урожае, хлебе.
Оксана тихонько вздохнула и задумалась о прошлом.
Слишком долго готовилась нимфа к решающему сражению с черным колдуном. Вот скоро наступит долгожданный миг, пусть сама судьба решает, кому из них оставаться на земле, а кто уйдет в небытие.
Оксана не хотела признаться себе, что устала. От всего — одиночества, предательства, отчаяния, забытости. Появление Хорса заставило вспомнить, что в мире есть и что-то другое. Иные чувства, отношения, все то, что существовало и поддерживало в прошлом.
Она не могла понять, почему не изменилась старушка травница. Люди то приходили к ней, то забывали. Она же по-прежнему собирала травы, варила отвары. Шла сама к больным и принимала их.
Обещала травница поделиться с ней великой жизненной мудростью, которая поможет победить черного колдуна. Что же за слова волшебные ей ведомы? Все было так странно и чудно. Оксана чувствовала, что и с ней происходит нечто не совсем понятное.
Она поймала себя на мысли, что вот уже несколько минут любуется красотой простенького голубоватого цветочка. Он вырос на дороге, любой может наступить на него и затоптать. Но все равно на следующий год на этом же месте вырастет такой же цветок из маленького семечка. И так будет всегда.
Может быть, если она уцелеет в битве, ее душа сможет возродиться к новой жизни. С Хорсом, в другое время. Зачем ей бессмертие и вечное одиночество? Все эти мысли расстроили Оксану — лучше идти скорее к старушке, пока всерьез не поверила, что счастье возможно и для нее.
Девушка шла быстро по знакомой дороге. В конце пути она засомневалась, что такого может она узнать от старой женщины. У той поди и мозги высохли, как у старого ореха. Ладно, в конце концов, она ничего не теряет.
Травница разбирала травы и что-то бормотала себе под нос.
— Вот смотри, — обратилась она к нимфе, — трава лечебная, боль, жар снимает, от горла хорошо ее пить и от кашля. Но придется выбросить.
— Это почему же? — поразилась нимфа.
— Видишь, какой у нее корешок разветвленный, стебли и листья жирные. Теперь трава потеряла лечебное свойство, наоборот, стала вредной, ядовитой. Даже в корм скоту не годится.
— И в чем мораль?
— Нет никакой морали. Каждое существо растет в особых условиях. Если условия подходят — существо, будь то человек, растение, животное, — проживает свою жизнь. Не занимает чужое место, но и не уступает своего.
— А я?
— Ты свое место уступила, теперь хочешь занять чужое, но разве это что-нибудь изменит для тебя?
— Я не люблю загадки. Я никому не уступала свое место в жизни. Неблагодарные людишки меня забыли. Они вычеркнули меня из своей жизни. Тогда и я вычеркнула их из своей.
Травница ничего не ответила, продолжая перебирать сорванные цветы.
— Чего молчишь, старая ведьма? Язык проглотила?
— Это ты ко мне за советом пришла, а не я к тебе, — спокойно ответила старая женщина.
— Так говори, не молчи.
— Ты сама знаешь ответ.
— Я хочу покоя и счастья. Но мне кажется, что к ногам у меня привязаны гири, они не дают мне идти. Скажи мне, добрая травница, если я смогу уничтожить колдуна, упадут эти оковы с меня, смогу я спокойно дышать?
— Забудь крики тех, кого ты убивала, тогда сможешь сбросить оковы.
— А как же это сделать? — недоуменно спросила нимфа.
Но отвечать было некому. Исчезла избушка травницы, и она сама.
Окно, как подушкой, было закрыто туманом, не пропускавшим свет в дом. Было раннее утро, но Потап проснулся уже давно, ожидая только рассвета, чтобы бежать на могилку к Полюшке. Его тянуло туда каждый день, как на встречу с живой женой. Он встал с лавки, ополоснул лицо, оделся и стал собирать в корзинку дары, которые, разные, приносил ей каждый раз. Сейчас уложил любимую ею плюшку, которые намедни пекла Аграфена, сорвал возле забора единственный цветок, названия которого не знал, но раннего расцвета которого всегда с нетерпением дожидалась жена, любившая эти невидные цветы больше остальных, несколько орешков, чтоб могилку посещали белки, во множестве живущие в ближнем лесу, и Полюшке не было так одиноко.
Он вышел из дому в вязкий туман, не дающий видеть в двух шагах, но заблудиться не боялся, поскольку дорогу знал на память. Вдоль дороги, все дальше, к церкви отца Михаила, а за ней сразу на кладбище. Он шел, ориентируясь по знакомым крестам, стараясь не наступить на могилы и не споткнуться.
Почувствовал крутизну под ногами, значит, идет правильно, к холму, почти на вершине которого лежит Полюшка. По мере движения вперед, вверх, к макушке возвышения, туман оставался внизу, как бы стекая с его плеч. И вот туман отступил, и прямо перед собой увидел он резной деревянный крест, сработанный умелыми руками плотника, последнее, что он мог сделать для жены.
Под ним могилка, показавшаяся особенно маленькой, уже зеленеющая от первой травы. Потап никогда не навещал жену пьяным, ибо при жизни она не терпела этого. Он приходил всегда очень рано, когда на кладбище никого не было, ибо каждый раз не мог сдержать слез. Они не приносили облегчения, но как бы притупляли горе. Он стал на колени, выложил дары, разговаривая с женой:
— Как ты тут без меня, Полюшка, милая моя, не страшно тебе? Не бойся, ты не одна. Вокруг тебя люди, это вроде как город, где мы с тобой жили, только другой. Смотри, тебя и крест святой охраняет.
Так говорил Потап, успокаивая жену, которая всегда боялась ночью лихих людей, строго следя за запорами на дверях. И вдруг, представив себе ночное одиночество жены, под темным небом, по которому бегут совсем уж черные тучи — быстро бегут, ежесекундно меняя очертания, то открывая, то пряча холодное лицо луны, почему-то внушающее ужас в этом скорбном месте, он громко, в голос зарыдал от жалости к ней, невозможности успокоить ее, согреть, услышать ее ответный голос.
— Не нужны в доме запоры, стеречь больше некого. Не пройдешь больше ты, их проверяючи. Никому не нужны твои сапожки сафьяновые, что ты так берегла. Не порадуешься больше солнцу и цветам, которые любила. Как увидел вчера мешочек с семенами, что ты сажать с осени приготовила, так сердце зашлось от боли. На что ни гляну — о тебе кричит. Сарафан твой, что ты к лету шила, платок, помнишь, я с ярмарки привез, ты радовалась, как маленькая. У дома цветы, поливаю их, а они все вянут. Полюшка, жена моя, вернись хоть на минуту, чтоб мог сказать, как люблю тебя, при жизни не получалось это у меня.
Плакал Потап, лежа на могилке, охватив ее, погружая пальцы в землю, вроде хотел поближе стать жене. Все это время снизу, из тумана, наблюдали на ним глаза нимфы Оксаны, пристально, внимательно, не меняя выражения. Немного успокоившись, Потап стал доставать из корзинки подарки, перечисляя их, под плюшку положил маленькую веточку сосновую, как тарелочку, рядом уложил цветочек, вокруг насыпал орехи.
