Мельин и другие места - Галанина Юлия Евгеньевна (читать полную версию книги TXT) 📗
Подняв голову, я огляделся в поисках существа, чья кровь была здесь недавно пролита. Совсем рядом, в паре шагов, плато обрывалось глубокой трещиной, но склон не отличался особой крутизной. Пожалуй, я мог бы осторожно спуститься…
— Эй, парень! — голос солдата прервал мои размышления. — Нашел траву-то?
Обернувшись, я постарался жестами объяснить положение, однако ратники сильно устали и меньше всего их волновала история с какой-то там лужей крови. Старший срезал куст крозеаста под корень и указал мне на лошадь.
— Скачем обратно.
Я замотал головой. Солдаты угрюмо смотрели, как я пытаюсь жестами объяснить им необходимость спуститься в пропасть. Проклятие, ведь здесь, возможно, был ранен мой сородич! Но все, чего я добился, выразил старший солдат в одной фразе:
— Кончай мозги крутить, — он взял моего коня под узцы. — Вот что, парень, мы тебя ждать не станем.
Я жестами дал понять, что они могут ехать, а я догоню их позже. Солдат смерил меня сомнительным взглядом.
— Это как же? Я тебе, стал-быть, коня оставлю, а ты с ним в бега пустишься?
Неожиданно за меня вступился другой ратник:
— Не болтай зря, Лангет. Пацан не первый год служит старому хрычу, хотел бы сбежать — так давно уж…
— Я ему коня не оставлю, — упрямо возразил Лангет. — Конь денег стоит.
Я отчаяно жестикулировал, но солдатам, видимо, надоело пререкаться. Ратник, вступившийся за меня, пожал плечами.
— Ну, тогда я с ним останусь, а вы езжайте. Мне отдых не повредит.
Лангет покачал головой.
— Хитрец… Ладно, только не задерживайтесь. К вечеру что б вернулись!
— Вернемся, вернемся… — пробормотал ратник. Солдаты один за другим направились обратно по тропе, а он устало присел на камень и с наслаждением потянулся.
— Ну, спасибо тебе, паренек, — обветренное лицо ратника тронула улыбка. — Меня Беарвегом кличут. А тебя?
Я поднял палочку и начал было выводить в пыли имя «Юрми», но Беарвег рассмеялся.
— Зря не пыхти, мы люди темные, грамоте не обученные, — он посмотрел на восток, где небо уже пылало огненными всполохами. — Хороший день будет.
Вновь переведя взгляд на меня, Беарвег кивнул в сторону пропасти.
— Ну? Лезь давай, делай что хотел.
Я кивнул и подошел к трещине. Там, внизу, величаво колыхались глубокие тени, предрассветный туман скрывал дно. Осторожно нащупывая камни, я принялся спускаться.
Трещина оказалась совсем не глубокой, всего в три человеческих роста. Но тени и туман мешали даже моим глазам. Пригнувшись, я двинулся вперед, глядя под ноги в поисках следов крови… И едва не наступил на гигантское снежно-белое крыло. Здесь запах крови был особенно сильным.
Медленно, не веря, я поднял взгляд. Птицу, бессильно лежавшую на спине, не узнал бы только слепой; но перья! Белые, как лучшее молоко, они отливали перламутровым блеском даже в слабом предутреннем свете. Я никогда не видел столь прекрасного существа. Даже не слышал, что орлы Манвэ бывают белыми.
Когда первое изумление слегка отпустило, я обратил внимание на другие детали. Орел — точнее, орлица — сильно пострадала при падении. С одного бока все её перья покраснели от крови, грудь тяжело вздымалась. Громадные, с мою ладонь размером глаза были мучительно сжаты, из ноздревых дырочек в основании клюва текла кровь. Орлица умирала, и я ничем не мог ей помочь.
«Ты можешь…» — слабый голос раздался прямо в голове. Я не удивился: мать читала мне сказки об орлах Манвэ, рассказывала как общаются эти птицы. Знала бы она, что настанет день когда ее сын будет способен разговаривать лишь с орлами…
«Чем помочь?» — спросил я мысленно, стараясь передать умирающей свое сочувствие и скорбь.
В ответ, будто молния, пришел зрительный образ: грозный пик, окруженный тучами, холодные скалы. В мгновение ока сознание орлицы пронесло меня над горами, вдоль дорог и укромных звериных тропинок, указав точный путь в самый сокровенный тайник любой птицы. Там, в гнезде, одиноко белело большое яйцо.
«Спаси» — единственная мысль была красноречивее сотен слов. Я склонил голову.
«Ты не должна мне доверять. Я не человек.»
Орлица с трудом приоткрыла один глаз. Я ощутил муку и горечь, пронзившие ее разум.
«Тебе уже известен путь,» — донеслась мысль. — «Сделанного не исправить.»
«Не жалей о случившемся», — ответил я. — «Ты не совершила ошибки.»
Дыхание птицы становилось все тише с каждым мгновением.
«Укрой его от других…» — во взгляде орлицы читалась мольба. — «Они убьют… Как меня…»
«Спрятать птенца от других орлов?!» — изумленно переспросил я.
«Да…» — ее веки сомкнулись. — «Манвэ проклял… нашу семью… запретное… воспитай моего сына!» — мысль полыхнула кровавым цветком, и клюв орлицы бессильно приоткрылся. Лишь всколыхнулся воздух, потревоженный последним вздохом гигантской птицы.
Я ничего не объяснил Беарвегу, когда выбрался из трещины, только покачал головой в ответ на вопрос. Мы запрыгнули на коней и пустились в обратный путь. Солдат то и дело поглядывал на меня, видимо слишком уж изменилось выражение моего лица после возвращения из пропасти. Домой вернулись под вечер.
Здесь мы узнали, что Кайман не сумел спасти Дорианову лошадь, и бедный конь отправился на звездные пастбища. Естественно, это не улучшило настроение хозяина. Старого лекаря с позором выгнали за ворота, следом полетел его мешок с инструментами. Стоя в дверях, Дориан пообещал выступить на городском собрании и объявить Каймана шарлатаном… Так или иначе, старику больше нечего было делать в этом городе.
Поздним вечером того бесконечного дня, мы с Альком помогали Кайману грузить вещи на двуколку, когда он внезапно обернулся и пристально посмотрел мне в глаза.
— Ты хочешь уйти, — сказал старик с такой уверенностью, словно читал мои мысли. — Ты вернулся с гор совсем другим. Не отрицай.
Я опустил голову. Встревоженный Альк коснулся моего плеча:
— Юрми?
— Не удивляйся, этого следовало ожидать, — спокойно ответил Кайман. — Вокруг таких, как Юрми, всегда происходят удивительные события. Было бы странно, если б ничего не случилось…
«Друг, о чем он говорит?» — жестами спросил Альк. Мальчик здорово перепугался.
Я показал жестом, что уйду и вернусь обратно, но Кайман с кривой улыбкой покачал головой.
— Нет, Юрми, ты не вернешься, — Он вздохнул. — Вы никогда не возвращаетесь. Силой тебя удерживать нет смысла, все равно удерешь, не сегодня так через месяц… — старик скрестил на груди руки. — Я не стану тебе мешать. Но спрошу. Уверен ли ты, что хочешь все бросить?
Я покачал головой. Кайман приподнял левую бровь.
— Не уверен, но идешь?
Я кивнул. Старик долго молчал.
— Хотел бы я знать, что ты увидел… — пробормотал он наконец. Но заметив, что я начал жестикулировать, внезапно вспылил: — Нет! Дурак! Никогда, никому не раскрывай слов, что судьба прошептала тебе на ухо!
Отолкнув меня от двуколки, старик еще некоторое время ворчал, перебирая вещи, затем выпрямился и протянул мне маленький кожаный мешочек.
— Держи, — буркнул Кайман. — Здесь столько же денег, сколько я заплатил за тебя шесть лет назад.
Он взял меня за левую руку, а в правую вложил кошель.
— Освобождаю тебя от службы, а себя от владения, — сухо произнес старик, не отпуская мою ладонь. — Между нами нет связи, я чужой тебе, ты мне. Любое проклятие, павшее на тебя, да не затронет меня и моих родных. Кивни в знак согласия.
Я серьезно кивнул. Кайман много знал о волшебстве, хотя сам никакими силами не обладал.
— Ну, все, — старик наконец выпустил меня и отошел к повозке. — Ты должен уйти до полуночи, и ни разу, слышишь — ни разу не оглядывайся, пока не пройдешь трижды по сто шагов от городской стены. Иначе любое проклятие, которым тебя наградят — а тебя наградят, уж поверь — обрушится на этот город.
Он бросил взгляд на растерянного Алька, стоявшего рядом.
— Возьми с собой мальчика, — глухо приказал Кайман. — Доставь домой.
