Смерть волкам (СИ) - Чеблакова Анна (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Кривому Когтю это заметно не нравилось — он по-прежнему презирал Тальнара и предпочитал видеть его униженным и никому не нужным, нежели оруженосцем одного из своих приближённых. Об этом Аврас как-то поведал Тальнару, когда они вместе тащили к пещере большого горного козла.
— Не попадайся вождю на глаза слишком уж часто, — мрачно посоветовал он. — Не знаю точно, чем ты так провинился перед ним, только он тебя ненавидит.
— Я знаю, — кивнул Тальнар, несколько запыхавшись. У него до сих пор не изгладились воспоминания о том, как Кривой Коготь избивал его прошлой осенью. Аврас покосился на него и вздохнул:
— Ох, не для тебя эта жизнь…
Перехватывая получше ногу добычи, Тальнар сделал вид, что не расслышал его слов. Некоторое время они шли молча, потом Аврас велел остановиться. Они положили тушу козла на землю и сели на неё. Аврас, по своему обыкновению, забил косячок, и когда он предложил Тальнару затянуться, тот не стал отказываться. Так они сидели некоторое время и курили, выпуская сизый дым в приятно прохладный воздух. Потом Аврас неторопливо сказал:
— Сейчас я тебе кое-что скажу, но ты учти: узнаю, что пошли слухи — лично оторву тебе уши. Молчок, понял?
— Понял, — несколько вялым голосом (от курева Авраса его всегда охватывало какое-то странное, но приятное расслабление) ответил Тальнар, протягивая ему цигарку. — Что ты хочешь сказать?
— Скоро вождь уйдёт отсюда, — сообщил Аврас голосом, по которому нельзя было понять, радует его эта новость или печалит. — Он уходит на серьёзное дело. Разумеется, не один. С ним отправится много надёжных волков. Ты не пойдёшь.
Тальнар не смог удержаться от радостного вздоха: несколько недель без Кривого Когтя — разве это не счастье? При виде улыбки на его грязном и худом лице Аврас стал мрачнее тучи.
— А ты идёшь? — спросил Тальнар. Аврас молча кивнул и снова затянулся самокруткой. Выпустив струю дыма в пахнущий весной воздух, он спросил у Тальнара:
— Ты ходишь на все собрания?
— Конечно, — кивнул Тальнар. — Я слышал, как он говорил про жизнь на Луне. Словно сам там побывал, — он усмехнулся и закашлялся. Аврас коротко рассмеялся:
— Да уж, говорить он мастер! Просто проповедник. Знаешь, что такое проповедь?
— Ага, знаю, — кивнул Тальнар. — На истории проходил.
— На истории! — насмешливо хмыкнул Аврас. — А про монастырские школы кабриан вам рассказывали? Туда отправляли детей, и через несколько лет они становились монахами на всю жизнь…
— Ты это к чему?
— А к тому, что Кривой Коготь поступает так же. Ты не задумывался, отчего в его стае так много детей? Дети верят почти всему, что им говорят, даже самой большой дури, потому что они ещё маленькие и мало знают. И, разумеется…
Аврас не договорил. Он часто так делал — посреди разговора вдруг резко замолкал и погружался в свои мысли, и пытаться его разговорить в таких случаях было бесполезно. Докурив самокрутку, они поднялись на ноги и понесли свою добычу дальше.
Вскоре Тальнар узнал о ближайшем походе Кривого Когтя из уст самого вожака. Это произошло в марте. Как обычно, барабанный бой заставил прийти в вестибюль всех оборотней, которые находились в пещерах или рядом с ними. Кривой Коготь начал с новости, которую принесли ему его разведчики: это было известие о том же самом распоряжении правительства насчёт регистрации оборотней в ликантрозориях, о котором уже было известно Веглао и Октаю. Без всяких предисловий он сразу заговорил по теме, на этот раз не пожалев красной краски. Тальнар понятия не имел о том, бывал ли вождь когда-нибудь в ликантрозории — во всяком случае, рассказывал он о них всегда очень сочно. С этой темы он перешёл на другую — и при первых же его словах Тальнар с волнением понял, о чём ему недавно говорил Аврас.
— В нескольких сотнях миль отсюда, — сказал Коготь, — недалеко от Слуаны, находится ликантрозорий. Это самый близкий к нам детский ликантрозорий. Сейчас в нём находится около двухсот детей, самым старшим из которых исполнилось только семнадцать лет. Я отсюда чувствую запах их крови и слышу их плач. Так что же мы сделаем с этим, братья?
Неизвестно, знал ли Кривой Коготь, что такое «риторический вопрос», но пользовался он этим тропом часто и умело.
— Я скажу, что мы сделаем, — Кривой Коготь широко улыбнулся, и его острые зубы заблестели в свете костров, окрасившем их в кровавый цвет. — Мы нападём на него. И захватим его, конечно. А потом спалим его дотла.
Ответом на его слова было молчание, и в первую секунду Тальнар подумал, что сейчас толпа оборотней разразится возмущёнными воплями. Толпа бродяг с ножами и ружьями почти без патронов против отлично вооружённых и сытых служащих ликантрозория! Разве кто-то захочет идти на смерть? Он решил, что большинство оборотней думает так же, как и он. Но он ошибся.
Несколько оборотней почти в унисон издали радостные, кровожадные вопли, и сразу к ним присоединились десятки других. На памяти Тальнара стая никогда так не шумела. Крики эхом отдавались от стен и потолка, и юноша прикрыл глаза в страхе, что своды пещеры не выдержат этого звука и похоронят под собой всех, в том числе и амбиции Кривого Когтя. Однако этого не случилось. Кривой Коготь снова воздел руку, и шум начал медленно стихать, как стихает грохот большой волны, нахлынувшей на скалу. Когда снова воцарилась относительная тишина, вожак оборотней выпрямился во весь рост, расправив плечи и высоко подняв голову, на которой рыжие волосы сверкали, как корона. Его богатырская фигура, горящие глаза, сверкающие в улыбке длинные острые зубы были столь внушительны, что даже Тальнар ощутил в груди трепет восхищения, смешанного с ужасом.
— Мы выйдем в путь через неделю, и будем на месте на седьмой день после майского полнолуния. В волчьем обличье мы не сможем преодолеть стены ликантрозория, но когда мы будем людьми, они… они сами нас впустят, — при этих словах Кривой Коготь не смог сдержать змеиную улыбку. — Со мной пойдут пятьдесят волков. Но долго мы там не задержимся. Лето ещё не наступит, когда мы будем здесь с отборными волчатами.
Оборотни выразили своё одобрение топотом и воплями. Не затягивая время, Кривой Коготь начал собирать отряд, и через двадцать минут, во время которых самые отчаянные, изо всех сил пихаясь, пробивались поближе к вожаку, чтоб он заметил их, все пятьдесят волков собрались у трибуны. Среди них был и Аврас — лицо бледно, глаза воинственно горят, сильные руки со сжатыми кулаками вскинуты вверх.
Тальнар осторожно начал протискиваться к выходу из зала. Он знал, что его не возьмут на это дело, и мог только радоваться этому — мало того, что ему не придётся убивать, так ещё и Кривого Когтя он не увидит как минимум целый месяц. Похоже, судьба наконец улыбнулась ему — и, хоть улыбка эта была кривой и недоброй, Тальнар был почти счастлив.
8
Дни здесь казались бесконечными, но, когда Веглао однажды обнаружила, что прошли уже три недели после того, как их привезли в ликантрозорий, она поразилась тому, до чего же быстро пронеслись эти три недели. Саму себя она чувствовала невероятно уставшей, больной и озлобленной. В ликантрозории не надо было дрожать от холода ночами, и кормили, хоть и хреново, три раза в день, но Веглао отдала бы всё немногое, что у неё было, ради того, чтоб вновь вернуться вместе с Октаем на свободу. Она понимала: здесь они долго не протянут. Там, на воле, голодно и холодно, но там, кажется, и смерть будет лучше, чем здесь. Веглао не пугала даже мысль о том, как её мёртвое тело становится пищей для диких зверей, а потом обглоданные кости медленно, год за годом, заносит всяким природным мусором ветер. Вариант с местным крематорием выглядел омерзительнее во много раз.
Дни становились теплее и длиннее, снег таял, земля высыхала, но для юных оборотней это означало только одно: работать приходится больше. Комендант ликантрозория был весь на нервах: мало того, что количество оборотней неуклонно растёт (меньше, чем за месяц, привезли ещё три новых партий заключённых, человека по три-четыре), так ещё и план работ по-прежнему был не выполнен. Те, кто создавал уставы ликантрозориев и планы работ для оборотней-заключённых, свято верили в то, что оборотни, даже дети — существа чрезвычайно сильные и выносливые. Поэтому на работах с молодых узников спрашивали по полной программе. От непосильного труда дети валились с ног, многие по дороге назад, в камеры, были вынуждены опираться на плечи товарищей, которые сами едва передвигали ноги. Часто можно было видеть такую картину: в перерыве для отдыха кто-нибудь безучастно садился или ложился прямо на землю и, не всегда закрывая лицо, беззвучно плакал от усталости.
