Волшебники. Книга 1 (ЛП) - Гроссман Лев (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Но куда именно он собирался отправиться? Не было похоже, что Квентин поддался панике или даже был просто обеспокоен насчёт окончания, но всё, что касалось жизни после Брейкбиллс, выглядело опасным и немыслимым. Призраки родителей Элис, испачканные и скучающие, преследовали его. Что он будет делать дальше? А ведь и вправду, что дальше? Все желания, которые когда-то мелькали в его голове, были исполнены в тот день, когда его приняли в Брейкбиллс, и он изо всех сил старался придумать что-нибудь полезное, чем смог бы заняться. Наш мир, конечно, не Филлори, где для путешественников всегда найдется волшебная война. Нет Хранительницы времени, от которой нужно избавиться, нет великого зла, которое следует победить, а без всего этого жизнь кажется такой обыденной и ничтожной. Никто об этом открыто не говорит, но экология магического мира испытывает серьёзный дисбаланс: слишком много волшебников и слишком мало монстров.
А самое печальное, что, кажется, он был единственным, кого это беспокоило. Многие студенты уже попали в сети различных магических организаций. Сурендра рассказывал всем, кому только можно, о консорциуме волшебников, из которого Сурендре пока что не ответили, но он был уверен, что после окончания колледжа его обязательно возьмут на стажировку. А там он будет, находясь на суборбитальной высоте, следить за блуждающими астероидами, необычными солнечными вспышками и другими возможными бедствиями планетарного масштаба. Многие студенты решили заняться наукой. Элис подумывала над возможностью аспирантуры в Глазго, но идея о расставании не нравилась им обоим, так же, как и перспектива Квентину плестись за ней в Шотландию.
Для волшебников считалось почётным проникнуть под прикрытием в правительственные и неправительственные организации, аналитические центры или даже к военным, чтобы получив определённое влияние, оказывать магическое воздействие на дела реального мира. Люди посвящали этому годы жизни. Но были и более экзотические варианты. Несколько магов, если быть конкретными — иллюзионистов, организовали один масштабный арт-проект: манипулируя северным сиянием и другими явлениями подобного рода, они годами накладывали заклинания ради, возможно, одного единственного счастливчика, который бы заметил их творение. Была ещё обширная сеть любителей повоевать, которые организовывали ежегодные глобальные военные конфликты ради своего же веселья. Волшебники против волшебников. Игра в командах и на выживание. Они играли без всяких защитных заклинаний, и все прекрасно понимали, что раз в сто лет кого-нибудь могут убить. Но ведь главное — острые ощущения.
Вариантов было полно, и каждый из них казался ужасно правдоподобным. Любой из тысячи вариантов не просто обещал, а даже гарантировал безбедное будущее, полное ярких эмоций и острых ощущений. Так почему же Квентин так отчаянно стремился найти иной выход? Почему же он всё сидит и ждёт невероятных приключений, которые должны настичь его? Он тонул, но почему он отказывался ухватиться за протянутую руку помощи? Преподаватели, с которыми он обсуждал свою проблему, не понимали его. Они даже не поняли, что его беспокоит. И что же ему делать? А почему бы не всё, что он захочет!
Тем временем, Квентин и Элис с неуклонно убывающим энтузиазмом корпели над своими выпускными научными проектами. Элис пыталась отделить фотон и заставить его замереть на одном месте в попытке воспрепятствовать движению скорости света. Она соорудила для него мудрёную ловушку из дерева и стекла, хитро переплетавшуюся с запутанным клубком магии цвета индиго. Но, в конце концов, никто из них не был уверен, попал фотон в неё или нет, и не мог понять, каким образом в этом удостовериться. Элис украдкой призналась Квентину, что и сама не совсем уверена, и искренне надеялась, что преподаватели так или иначе с этим разберутся, так как она начала сходить с ума. После недели бурных споров, которые так и не привели ни к какому результату, было решено поставить Элис самый низкий проходной балл и покончить с этим.
Для своего проекта Квентин запланировал полет на луну и обратно. Весьма дальновидно он рассчитал, что доберётся до неё за пару дней прямым маршрутом, а после приключения в Антарктиде он ни капли не сомневался в своих тепловых заклинаниях. (Несмотря на то, что и они не были его специализацией. Он решил на неё забить). Да и сама задумка носила особенный романтический, лирический оттенок. Ясным влажным весенним утром он взмыл в небо у Моря, провожаемый Элис, Грэтхен и ещё парочкой физкидов-подлиз. Защитные чары образовали вокруг него прозрачный пузырь. Звуки исказились, а зелёная лужайка и улыбающиеся лица его доброжелателей вытянулись в сюрреалистично-линзообразном изгибе. Земля, по мере его отдаления от неё, постепенно из бескрайней матовой равнины превращалась в уменьшающуюся светящуюся голубую сферу. Свет проплывавших мимо звёзд вместо мерцавшего приобретал холодный стальной оттенок.
Спустя шесть часов пути невидимой рукой ему неожиданно сжало горло, а в уши будто вонзили стальные когти. Глаза были готовы выскочить из орбит. Он задремал, и его самодельный космический пузырь начал разрушаться. Квентин как безумный дирижер размахивал руками в темпе престиссимо, и воздух начал сгущаться и нагреваться снова, но затем веселье прекратилось. Приступы дрожи, хрипов и нервного смеха завладели им, и он никак не мог остановиться. Господи, думал он, неужели не нашлось менее рискованного занятия? Одному Богу известно, сколько космической радиации поглотило его тело на тот момент. Космос был полон мелких болезнетворных частиц.
Он изменил курс. Решил отсидеться где-нибудь, притворившись, будто совершил свой полёт на луну. Быть может, ему бы удалось стрясти с Лавлэди немного лунной пыли, предъявив её в качестве доказательства. Воздух снова разогрелся. Небо посветлело. Квентин расслабился, ведь его наполнила смесь облегчения и стыда. Внизу снова простирался привычный ему мир: детально обозначенное побережье, вода, по текстуре напоминающая чеканный металл, манящий коготь Кейп-Кода.
Тяжелее всего было прийти тем вечером, на два дня раньше срока, в зал с натянутой робкой ухмылкой в духе «да-да, я облажался» на его обгоревшем докрасна лице. После ужина он взял у Элис ключи и уединился в общей гостиной старост, где выпил огромное количество хереса. Потягивая его в полном одиночестве напротив окна, за которым сгустилась темнота, он, наблюдая в нём лишь своё собственное отражение, рисовал в воображении ленивое течение 1 удзона и холодный весенний дождь, питавший его. Элис занималась в своей комнате. Все остальные спали, за исключением одной закрытой вечеринки, отчаянно шумевшей в каком-то крыле, от которой время от времени отделялись пьяные парочки и группки студентов. Окончательно добитый алкоголем и жалостью к себе, в предрассветный час Квентин осторожно направился в свою комнату, взбираясь по спиральным ступенькам мимо бывшей комнаты Элиота. Слегка покачиваясь, он отхлебнул прямо из бутылки хереса, которую прихватил на обратном пути.
Он ощущал опьянение, уже переходящее в похмелье, ту вызывающую тошноту неврологическую алхимию, что обычно случается во время сна. Его желудок был переполненным, вздутым из-за гниющих внутренностей. Образы людей, которых он предал, покинули его сознание и сейчас стояли перед ним. Его родители. Джеймс. Джулия. Профессор Марч. Аманда Орлофф. Даже мертвый старенький мистер Как-его-там, который должен был провести с ним собеседование на приём в Принстон. Они все смотрели на него с равнодушием. Ему было некуда падать ниже.
Он лёг на кровать, оставив свет включённым. Существовало ли заклинание, способное сделать тебя счастливым? Должен же был кто-то его изобрести. Как он мог пропустить это мимо ушей? Можно ли было отыскать его в библиотеке, в одной из летающих книг, что парили вне зоны досягаемости и бились своими крылышками в стёкла высоких окон? Он чувствовал, как кровать соскальзывает вниз и в сторону, вниз и в сторону, прямо как в фильме, где пикирующий боевой самолет, исполняя петлю, резко уходил вниз, снова и снова атакуя. Он был так молод, когда только попал сюда. Он думал о том морозном ноябрьском дне, в который он взял книгу у милой девушки-врача, и записке, которую унесло порывом ветра в сухой, заросший, замёрзший сад, и за которой так беспечно ринулся вслед. Сейчас ему уже никогда не узнать, о чём в ней говорилось. Несла ли она в себе перечень всех богатств, всех приятных ощущений, которых ему всё ещё недоставало, даже после кучи свалившегося на него добра? Было ли это тайным откровением Мартина Чатвина, мальчика, который сбежал в Филлори и так и не вернулся, чтобы познать все невзгоды жизни в этом мире? Из-за того, что он был пьян, он подумал о матери, и как она однажды держала его, когда он был маленьким и уронил фигурку в водосток. Он прижался своим пылающим, болезненным лицом к прохладной поверхности подушки и всхлипнул так, как если бы его сердце было разбито.
