Гончие преисподней - Чекалов Денис Александрович (первая книга .txt) 📗
Она бросила на меня взгляд, настороженный и недоверчивый. Если бы я питал склонность к злословию, я бы сказал, что в этот момент ораторша походила на старую деву, которая сидит у окна и с ужасом смотрит на проходящих мимо мужчин, полагая, что все они собираются вломиться в дом и взять ее силой.
Но я не мог винить незнакомку – шестеро из ее сестер погибли чудовищной смертью.
– Мы рады и твоему спутнику, – сказала ораторша. – Я – Саути. Наверное, ты слышала обо мне.
– Ты Саути? – осведомилась Франсуаз. – Тогда почему ж ты в берете?
Травница прикоснулась пальцами к своему головному убору и засмеялась. Право же, лучше уж присутствовать на похоронах, чем слушать подобный смех.
– Мы носим береты из принципа, Франсуаза, – сказала она. – Таково наше правило. И мы станем носить их до тех пор, пока не отменят «Закон о беретах».
Если бы в лексиконе моей партнерши имелась фраза «Я не понимаю», Френки ее бы произнесла, но демонесса никогда не признается ни в чем подобном, поэтому она лишь мрачно воззрилась на свою собеседницу.
– Вы носите береты потому, что выбрали это сами, – сказал я, – а не оттого, что вас заставляет закон. Это высшее проявление свободы; вам противны не сами береты, но принуждение.
Травница Саути взглянула на меня с неожиданным интересом. Пожалуй, так она могла бы взглянуть на собаку – большую, красивую и умную, – которая вдруг вступила бы в разговор о поэзии и государственных делах.
Суфражистка обошла Франсуаз, словно на ее пути стояло большое дерево, и взяла меня под руку.
Она сделала это так непринужденно, что в первое мгновение я не осознал, насколько это противоестественно, ведь мы находились на собрании суфражисток, и я, как мужчина, должен был считаться их врагом, причем мое собственное отношение ко всему происходящему не имело никакого значения.
– Нечасто можно встретить мужчину, который бы разделял наши взгляды, – произнесла Саути. – Вы читали мою книгу о равенстве женщин? Она называется «Заря надежды».
– Разумеется, – сказал я. – Признаюсь вам в небольшой слабости, госпожа Саути. Мне было приятно, что вы трижды ссылаетесь на меня.
– Ах да! – воскликнула женщина. – Неужели вы – тот самый Майкл, автор трактата о свободе и принуждении?
– Тогда я еще не был ченселлором, – пояснил я, – и подписывался своим земным именем.
Франсуаз выглядела так, словно она пришла в лес, а лес вытащил из земли корни и ушел.
ГЛАВА 13
– Травница Саути похожа на деревенскую школьную учительницу, – заметил я.
Мы шли по мягкому склону холма, живому воплощению буколики.
– Она любит детей оттого, что должна их любить, а не потому, что испытывает эти чувства на самом деле, – продолжал я.
– Но ты-то с радостью согласился стать ее маленьким учеником, – ядовито процедила моя партнерша. – Вы битых два часа долдонили о философии и свободе. Убила бы тебя на месте.
– Нам следовало познакомиться с Саути и ее последовательницами, – сказал я. – К тому же она оказалась очень интересной собеседницей.
– Да уж, – буркнула демонесса. – Все эти синие чулки слушали вас обоих, раскрыв коробочки, точно им сама истина открылась. Меня чуть не стошнило.
– Прости, Френки, – произнес я. – Это называется ревностью. Твои позывы к тошноте имели, без сомнения, психосоматический характер.
– Заткнись, – велела Франсуаз. – И что же ты важного узнал, герой? Что Монтень переврал Аристотеля на девяносто шестой странице? Я сейчас лопну от радости.
– Если бы это преступление можно было раскрыть, просто собирая улики, – проговорил я, – задавая конкретные вопросы, Гай Пиктон и его помощники давно нашли бы насильника и убийцу. Мы должны почувствовать, чем живет этот город.
– Верно, – согласилась девушка. – Ненавижу таких, как Саути. Они хуже шлюх.
Я не стал уточнять у своей партнерши, чем именно не угодила ей предводительница городских суфражисток.
В какой-то мере Франсуаз разделяет убеждения травницы. Демонессе нравится думать, что между мною и ней нет никаких обязательств и я остаюсь с ней по собственной воле, а не по принуждению.
Но время от времени отсутствие таких обязательств заставляет ее сильно поволноваться.
Холм поднимался перед нами, словно солнечный путь, которым светило проходит каждый день по изумрудному небосклону. Пологий, почти идеально ровный – и в то же время беспрестанно закругляющийся.
Франсуаз шагала позади меня, злобно топая и дыша громко, как стадо взбешенных носорогов. Пару раз обернувшись, я заметил, что девушка кусает губы.
Ее силыю обеспокоило то, что произошло, и она спрашивала себя, не должна ли была вести себя со мной иначе – например, не давать воли своему характеру, рукам и сексуальным фантазиям.
Я нахожу, что Франсуаз полезно немного подумать поэтому не стал отвлекать ее от этого поучительного занятия.
Люди появились из-за холма так внезапно, как солнце выныривает из-за края гор, когда летишь на боевом драконе. Будь это отряд королевских стражников, закованных в ливадиумные доспехи, я смог бы услышать их заранее по лязгу металла и звону кольчужных звеньев.
Но на этот раз Виже Гайто был почти что один, его сопровождали только три человека, а для предводителя уличной банды, храброго только в окружении своих прихвостней, это было почти гордое одиночество.
Двое из спутников Виже были теми, кто получил небольшой урок вежливости этим утром. Широкие кровавые рубцы вздувались на их лицах, и это делало дружинников симпатичными, как клоп, попавший под увеличительное стекло.
Третий человек, шедший позади остальных, оказался для меня достаточно неожиданным персонажем. Это был королевский наместник Аргедас.
Он не стал надевать сверкающую изумрудную тогу, слишком длинную и неудобную для городских прогулок. Ее сменила туника из толстой материи, столь же бесформенная и вся в складках, как и его домашнее облачение.
Уродливое лицо наместника стало еще более отталкивающим от волнения и усталости. Теперь я смог в полной мере понять слова этого человека о том, что он давно смирился со своим безобразием.
Я попытался представить его молодым и стройным; впрочем, возможно, он никогда не был сложен пропорционально и проблемы с обменом веществ начались у него давно. Девочки не могли любить его, ребята не хотели с ним дружить. Мир отвернулся от молодого Аргедаса, отринул его, начертив на лице несчастного уродца свой приговор еще при рождении.
Единственный путь, следуя которым Аргедас мог обрести человеческое внимание, единственный способ отомстить ненавистному миру состоял в том, чтобы получить власть над ним. Все время и силы будущий наместник посвятил достижению власти, а когда достиг, попытался компенсировать с ее помощью все то, чего был лишен.
Удалось ли ему?
– Наместник Аргедас, – проговорил я, вынимая из жилетного кармана золотой брегет, – вы слишком рано. Согласно традициям Бармута вы должны собрать Совет магистрата только в пять часов вечера. У вас впереди еще много времени.
Виже остановился, двое его спутников сделали то же самое. Какую роль они играли при нем? Взял ли Виже их с собой как телохранителей? Вряд ли – утренний опыт был достаточен, чтобы убедиться: в общении со мною и Франсуаз помощи от них ждать не приходится.
Скорее Виже просто был не в состоянии выйти на улицу без свиты; лишенный компании, он чувствовал себя таким же голым, какой бы ощутила себя травница Саути, если бы ей пришлось носить мини-юбку.
Говорят, что одежда – это дань нормам приличия. На самом деле это выкуп, который люди платят собственному страху. Двое подручных Виже были для него такой же одеждой, и он при необходимости сменил бы их на каких-либо других, как Аргедас поменял тогу на более удобный наряд.
Наместник продолжал идти вперед, пока не оказался перед своими дружинниками.
– Я вот тут подумал, ченселлор… – заговорил он. Его губы раскрывались так широко, как никогда не раскрывается нормальный человеческий рот – такое впечатление создавали толстые складки обвислой кожи.
