Империя Дикого леса - Мэлой Колин (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Плющ на вершине колонны торопливо свернулся в шар, образовал голову и лицо; из макушки выстрелили два пучка лоз, обернувшись косами. Широкий лоб и изящные скулы дополнились закрытыми глазами, проступившими над носом, и пышными зелеными губами. Зита с замиранием сердца следила за происходящим на ее глазах чудом, за зарождением жизни. Какая мощь! Какая невероятная магия!
А потом глаза открылись.
Они вспыхнули, словно пламя, которое обуяло безмятежные черты и вдохнуло в них бесконечную злобу.
Увидев это, Зита вскрикнула, и женщина обратила на нее безжалостный взгляд.
Рот ее разверзся, с губ слетел кошмарный, душераздирающий стон, и тут Зита поняла: она сделала все это очень зря. Очень-очень зря.
Три волны, которые разошлись с того самого места в старом каменном доме на Макли-роуд, как и любая другая волна, побежали дальше, за стены дома и сквозь окрестные леса. С каждым выбросом созданной обрядом энергии плющ выплескивался во все стороны все дальше и дальше, и мощь волны усиливалась вместе с разгоном. Она прокатилась по землям кладбища и ворвалась в южнолесские жилые кварталы, вздыбливая дороги и разбивая окна спящих домов. Проснулись и дети, и взрослые. Отцы и матери бросились к окнам, пытаясь понять причину землетрясения. Волна прокатилась дальше, до самых камней Северной стены, качнула огромные кедры Авианского княжества и согнала птиц с гнезд, а последние, не выдержав мощи, треснули и рассыпались по ветру. Она с ревом пронеслась через диколесскую чащу, пробуждая по пути каждый росток плюща, втягивая в свое движение каждую лозу, и врезалась в Рощу Древних. Она разлилась и под ногами группы детей, только что вбежавших в лес, лишь на мгновение оторвав их от погони за двумя мужчинами, которые пробирались все дальше в странные и непостижимые дебри. Волна прокатилась по глухим необитаемым уголкам леса и, вывернув булыжники из Длинной дороги, поднялась на перевалы и вершины Кафедральных гор. Она пробежала по Северному лесу, стерла с полей недавно вспаханные борозды и встряхнула корни Древа Совета, взметнув в холодный, темный воздух облако сухих и засыхающих листьев.
Волна двинулась дальше. Она судорогой прошла по пенящимся водам реки Колумбия и грозными бурунами разбилась о корпус четырехмачтового корабля, плывущего в океан. Судно опасно накренилось, по палубе испуганно забегали моряки, пытаясь удержать курс. В темной глубине трюма от беспокойного сна очнулась, ахнув, юная черноволосая пленница.
Она стремительно поднялась, ощутив нечто — не просто внезапный удар волны о корабль, но что-то совсем иное, словно вместе с волной до нее докатился крик, словно каждый листок, каждая ветка, каждый стебель и лепесток в лесу взывали о помощи.
Пленница широко распахнутыми глазами уставилась во тьму за решеткой иллюминатора.
— Она вернулась, — произнесла девочка.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава двадцать вторая
Сказ о сыче
Жил да был в лесу сыч.
Птицей он был тихой, любил держаться в стороне ото всех. Считал себя везунчиком, потому что жил в довольно спокойной части леса, да и соседи редко ему докучали. Как и положено сычам, днем спал в уютном гнезде, которое устроил в дупле старого дерева, расколовшегося пополам во время грозы лет двенадцать тому назад. Дупло стало для стареющего сыча отличным домом.
У него были родственники, которые жили в более густонаселенной части леса и постоянно приставали к нему с просьбами переехать к ним, уверяя, что сычу, в его-то преклонном возрасте, не помешало бы иметь поблизости помощников. Но для него эти просьбы звучали так, будто он не в состоянии позаботиться о себе, и были обидны. Очень, очень обидны. Поэтому он оставался здесь, в самой отдаленной части леса, в тихом и уютном дупле, и только еще упорнее следовал своим дневным и ночным привычкам, соблюдая ежедневные ритуалы.
Каждый день он спал до захода солнца и просыпался лишь с наступлением сумерек. Каждую ночь деловито прибирался в дупле, а потом направлялся за завтраком, который по расписанию был, как и у всех сов, ночью. Однако вместо того чтобы тратить кучу энергии, летая по лесу в поисках пищи, этот сыч просто вылезал из гнезда, спускался ниже по дереву фута на три, усаживался на одну из уцелевших веток и проводил так оставшиеся часы, наблюдая за землей. Временами в поле его зрения попадал бегущий мелкий грызун, тогда он расправлял свои потрепанные ветрами крылья, резко слетал вниз и хватал его, чтобы съесть на обед или ужин, в зависимости от времени ночи. Но чаще всего он просто сидел там и глядел на землю.
Когда первые лучи рассвета будили ранних пташек, отражаясь в словно бы вощеных листьях гаультерии, сыч зевал и поднимался наверх, в свое дупло, где с довольным видом делал себе кружечку горячего шоколада, удобно устраивался с книгой в маленьком кресле у камина, а затем отправлялся вздремнуть.
Так и протекала жизнь старого сыча без всяких треволнений, пока как-то раз, когда он по обыкновению нес свою вахту на ветке, спокойно оглядывая темный подлесок в поисках грызунов, ветка не закачалась легонько, извещая, что что-то или кто-то примостился рядом с ним.
Он оглянулся и увидел белку.
— Уходи, — сказал сыч.
— На что ты смотришь? — спросила белка.
— Ни на что, — ответил сыч, не желая вступать в разговор. Ему нравились уединенность и одиночество, и он желал, чтобы белка отнеслась к этому с уважением.
Та склонила голову набок:
— Ни на что? В смысле, ни на что?
— Ни на что, — повторил сыч, — а теперь оставь меня в покое.
Белка не сдвинулась с места, продолжая смотреть на сыча так же, как тот смотрел на землю внизу.
— Ты все еще здесь, — заметил сыч через какое-то время. Белка и впрямь сидела рядом.
— Как у тебя это получается? — спросила она.
— Что получается?
— Просто сидеть, уставившись в землю. Тебе разве не скучно?
— К твоему сведению, я охочусь, — заметил сыч. — Охочусь на маленьких пушистых зверьков, которых можно съесть. И ты вполне подходишь под это описание.
— Это что, угроза?
— Просто мне бы хотелось остаться в одиночестве, вот и все, — глубоко вздохнув, сказал сыч.
— Понятно, — ответила белка.
Еще какое-то время они посидели в тишине, и сыч продолжал глядеть на землю. Ему не нравились ссоры и конфликты, этому старику, потому он предпочел просто притвориться, что белки тут нет. Он мог бы выполнить свою угрозу и съесть ее, но, уж такое дело, не нравились ему белки на вкус, да и зверек был, по правде сказать, слегка великоват для него. В молодости он бы еще задумался, но сейчас однозначно предпочитал легкую охоту на мышей и прочих мелких грызунов.
— Можно вопрос? — подала голос белка.
— Что? — раздраженно спросил сыч. Ему подумалось, быть может, если немного поболтать с ней, он скоро удовлетворит ее любопытство, и та оставит его в покое.
— Тебе не кажется, что в жизни должно быть что-то большее? В смысле, большее, чем просто сидеть на ветке в ожидании, что еда сама пробежит мимо?
— Что ты хочешь сказать? — спросил сыч. Притворяться, что белки рядом не было, становилось все труднее.
— Ну, просто как-то странно тратить короткий срок, отмеренный нам на земле, заботясь только о том, чтобы набить брюхо, и даже не задумываясь ни о чем более глобальном.
Сыч немного подумал, а затем ответил:
— Как по мне, так это неплохо, — и, подумав еще, добавил: — Очень даже хорошая жизнь.
Белка покачала головой.
— Но ведь перед нами же целый огромный мир! Наполненный загадками и ужасами, грустью и радостью. А что делаешь ты? Ночь за ночью сидишь на этой старой ветке, уставившись в землю, и ждешь, пока не пробежит мышка, — белка протянула к нему лапки ладонями вверх и потрясла ими. — Разве тебе, ну, не хочется большего?
