Воин и чародей - Бойе Элизабет (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Когда я лежал там, в расселине, и прятался, как мог, от убийственных лучей солнца, мне почудилось, что над самой головой простучали копыта. В горячке я было решил, что это драуги или дикая охота или что стук мне в бреду почудился, но теперь мне думается, что это вполне могли быть и твои друзья. На твоем месте я бы завтра вернулся немного назад и поискал их следы около того места, где я попался в ловушку. – Он оскалил в дружеской ухмылке редкие крупные зубы. – Ну как, мясо готово? Судя по виду, да.
Пережаренное мясо вредно для желудка – бьюсь об заклад, что тебе это известно.
Наутро Сигурд с приятным сожалением покинул жилище Гриснира, напоследок получив от него множество заверений в вечной благодарности и приглашений непременно погостить здесь на обратном пути из Свартафелла. Гриснир даже показал, где, под камнем в портике, он прятал запасной ключ, – на случай, если Сигурд появится, когда его не будет дома. Сигурд торжественно пообещал, что придет, возьмет еду и просушит одежду – если случится попасть под дождь.
– Нет ничего более нездорового, чем сидеть в сырой одежде, – наставлял его Гриснир, поднимая лапу в прощальном жесте. – Я бы не советовал допускать, чтобы ноги промокали в утренней росе, даже в такие юные годы, как твои. Удачи тебе, Сигурд, на твоем пути!
Сигурд еще раз поблагодарил его, и дверь в скале поспешно закрылась – над склоном горы показался уже краешек солнца. Согретый надеждой после рассказа Гриснира о том, как мимо него проезжали Рольф и Микла, Сигурд поспешил к месту, где вчера нашел тролля, и долго осматривал землю вокруг ловушки, покуда не обнаружил следы. Насколько он мог судить, следы были старые, по меньшей мере двухдневной давности, но это его не обескуражило.
Он двинулся по следам, твердо убежденный, что Микла обшарит каждое ответвление расселины, чтобы отыскать его.
К полудню Сигурд начинал уже задумываться – может, Рольф и Микла все это время желали присвоить себе шкатулку, а потому были рады возможности от него избавиться? Выбившись из сил, он присел на замшелом валуне, чтобы подкрепиться завтраком, который почти насильно всучил ему Гриснир, твердя, что пищеварению сильно вредит дурная привычка пропускать время завтрака и обеда. Сигурд невольно улыбнулся, вспомнив, как старый тролль учил его сохранять ноги сухими и по возможности не спать на сырой земле. Покончив с едой, Сигурд вытянулся во весь рост на мягком ложе мха и, отдыхая, глядел на долины, где жили друзья Гриснира – крестьяне и рыбаки; верны ли и они Бьярнхарду или же ненавидят его?
Сигурд задремал, убаюканный мягкостью мохового ложа, пением птиц, которые мастерили гнезда в расселине близ журчащей воды; задремал под ласковым светом солнца и с благостным ощущением, что он в полном одиночестве и безопасности.
Вырвала его из сна Сила, которая приняла облик пчелы и с сердитым жужжанием кружилась над его лицом. Сигурд быстро огляделся, чтобы заметить возможную опасность прежде, чем он выдаст себя движением. И увидел над собою всадника, силуэт которого четко выделялся на фоне неба. Сигурд проворно нырнул под защиту мелкого кустарника и посмотрел оттуда на чужака; тот был слишком далеко, чтобы его можно было опознать. Сигурд от всей души надеялся, что это Рольф или Микла, однако понимал, что всадник может оказаться кем-то из местных жителей и счесть, что его, Сигурда, следует прикончить на месте или же доставить на суд вождей и жрецов. Когда всадник наконец повернул коня и исчез за склоном горы, Сигурд испытал сильнейшее разочарование, а его Сила так обозлилась, что все время сдергивала капюшон ему на глаза и швыряла камни в сапоги, покуда он торопливо и осторожно уходил в противоположном направлении.
После того как Сигурду в четвертый раз пришлось усесться на валун, чтобы вытрясти из сапога камешки и помянуть недобрым словом Силу, измучившую его своими штучками, его вдруг осенило – да ведь ему попросту пытаются намекнуть, что он пошел неверной дорогой! Напряженно поразмыслив, Сигурд заключил, что, верно, и в самом деле видел Миклу либо Рольфа. Он со всех ног помчался к месту, где видел загадочного всадника. И верно – двумя холмами дальше по темному разрыву расселины трусили шестеро лошадей и два всадника, совсем маленькие издалека. Сигурд завопил во все горло и замахал руками. В один миг кавалькада развернулась и поскакала к нему, беззвучно, как в добром сне, то совершенно исчезая в провалах низин, то возникая уже гораздо ближе, – гривы и хвосты коней пронизал солнечный свет, превратив их в сияющие плюмажи. Наконец Сигурд услыхал глухой стук копыт по мягкой земле и поскрипывание кожи – сон превратился в явь, и Сигурд со всех ног бросился навстречу друзьям. Кони, окружив его, остановились как вкопанные, и Рольф, спешившись, с приветственным воплем бросился к нему на шею.
– Где ты был? Что стряслось? – восторженно твердил Рольф, и ему вторил Микла, который не высказывал столь явной радости и все еще сидел в седле, хмуря брови.
– Это все морок, – пояснил Сигурд. – Я услышал его зов, и мне почудилось, что то ты, Рольф, зовешь на помощь; вот так я и бегал за ним по дну расселины, пока не понял, что меня одурачили.
– Тебя ждала верная смерть, – укоризненно заметил Микла. – Дивлюсь, как это ты выжил. Тебе пришлось сразиться с Гросс-Бьерном?
Сигурд вспомнил, как овладел своей Силой, и загадочно улыбнулся:
– О да! Я вам расскажу об этом… как-нибудь позже.
– Позже? – возопил Рольф. – Нет, я должен услышать об этом сейчас, немедленно! Микла, сделаем привал и отпразднуем нашу встречу. Сигурд, верно, умирает с голоду!
Микла вздохнул и уступил, укоризненно покачивая головой. Рольф откупорил фляжку лучшего Гуннарова эля, они уселись и пустили фляжку по кругу, слушая рассказ Сигурда. Рольф часто прерывал его радостно-изумленными восклицаниями, и даже Микла, забыв на время о своем недовольстве, вставил два-три словца.
– Должен сказать, что мы оба до смерти рады твоему возвращению, – сказал Микла, когда Сигурд рассказал о встрече с Грисниром. – Я ведь понятия не имел, что делать вот с этим. – Он постучал пальцем по крышке резной шкатулки. – Ну что, все готовы в дорогу?
Что на самом деле спасло Сигурда от словесной взбучки, так это жезл-карта, который он получил от Гриснира. При виде его настроение Миклы резко изменилось, и долгое время он способен был лишь покачивать головой и вертеть в руках необычную вещицу.
Когда некоторое время спустя путники глубже въехали в горы, Рольф рассказал Сигурду, как они вернулись в лагерь и обнаружили его исчезновение. Вначале они долго ждали, надеясь, что он вернется, затем встревожились, потому что совсем стемнело, но им не хотелось уходить со стоянки и окончательно разминуться с Сигурдом. Весь следующий день они посвятили поискам, но после дождя не могли найти никаких следов, а наутро, перед самым восходом солнца, их разбудили слабые крики сверху, из расселины.
– Морок, – тотчас сказал Сигурд, и Рольф кивнул.
– Микла с помощью маятника определил, что ты где-то ниже, но мы ведь слышали крики, вот и двинулись вверх. Эх, хотел бы я повстречаться с Грисниром! Кто бы мог подумать, что тролль ведет такую достойную жизнь!
Надеюсь, на обратном пути мы все его навестим. Ох, до чего же приятно наконец оказаться снова в горах! Никогда в жизни я бы не согласился жить на равнине.
Путники продолжали свой путь к Свартафеллу, и Сигурд все чаще задумывался о шкатулке; все острее мучило его любопытство и желание узнать, что же на самом деле там находится. Непонятно почему, но все чаще вспоминал он и о мече Бьярнхарда, который вез с собой Микла. Быть может, сейчас, когда Сигурд обуздал свою своенравную Силу и сам стал сильнее, он сможет обуздать и меч и владеть им, не подпадая под проклятие?..
Получив от Сигурда изрядную выволочку, Гросс-Бьерн потерял свою наглость и самоуверенность. Ночами он тихонько шнырял вокруг стоянки, предусмотрительно держась вне досягаемости заклинаний, ворча и рыча от разочарования, когда никто не поддавался на его хитрости с подражанием голосам и переменой обличий. Сигурд чувствовал, что морок приходит в отчаяние; при скудном свете зари или закатных сумерек Гросс-Бьерн выглядел даже несколько изможденным. Он не мог справиться одновременно с Сигурдовой Силой и искусством Миклы, и сознание этого, вероятно, точило его лиходейскую душу.
