Черный дом - Кинг Стивен (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗

– И он говорит: «Миссис Эм, я ничего не могу с собой поделать. Иногда просыпаюсь Крысой. И хотя потом мне за это приходится расплачиваться, в тот момент я счастлив. Абсолютно счастлив». Я тогда его спрашиваю: «Какое может быть счастье в музыке о детях, которые хотят убивать своих родителей, есть человеческие эмбрионы и заниматься сексом с животными?» В одной песне так и поется, Джек, я слышала это своими ушами. На это он мне отвечает… Тпр-ру. Приехали.

Они действительно у подъездной дорожки, ведущей к дому Генри. В четверти мили дальше виднеется крыша дома Джека. Его пикап, стоящий у крыльца, поблескивает на солнце. Самого крыльца он не видит, не видит и лежащего на досках ужасного «подарка». Крыльцо ждет не дождется, когда с него уберут эту гадость.

– Я могу довезти тебя до дома, – говорит миссис Мортон. – И чего я остановилась?

Джек, думая о кроссовке и запахе тухлой колбасы, улыбается, качает головой и открывает дверцу:

– Пожалуй, мне надо еще немного пройтись. Благо есть о чем подумать.

Она вновь очень подозрительно на него смотрит. И Джек думает, что подозрительность эту следует толковать как любовь. Она знает, что благодаря Джеку жизнь для Генри расцвела новыми красками, и готова любить его только за это. Ему хочется на это надеяться. Он вдруг отмечает, что она ни разу не упомянула про бейсболку, которую он держит в руках, но, с другой стороны, к чему миссис Мортон упоминать о ней? В этой части мира у каждого мужчины их как минимум четыре.

Он шагает по дороге с растрепанными волосами (дни, когда он стригся в «Чез-Чез» на Родео-драйв, остались в далеком прошлом, это округ Каули, так что он пользуется услугами старика Херба Роупера, парикмахерская которого расположена на Чейз-стрит), походка у него легкая, как у мальчика. Миссис Мортон выглядывает из окна и кричит вслед: «Переодень джинсы, Джек! Как только вернешься домой! Не должны они сохнуть на тебе! Вот так начинается артрит!»

Он поднимает руку, не оборачиваясь:

– Обязательно!

Пять минут спустя он сворачивает на подъездную дорожку к своему дому. Страх и депрессия, по крайней мере временно, исчезли бесследно. Экстаз тоже, и это хорошо. Негоже копписмену начинать расследование в состоянии экстаза.

При виде коробки, и оберточной бумаги, и перьев, и кроссовки со ступней, не следует об этом забывать, мысли Джека возвращаются к миссис Мортон, цитирующей великого Генри Лайдена: «Я ничего не могу с собой поделать. Иногда просыпаюсь Крысой. И хотя потом мне за это приходится расплачиваться, в тот момент я счастлив. Абсолютно счастлив».

Абсолютно счастлив. Будучи детективом, Джек испытывал это чувство иной раз при обследовании места преступления, чаще при допросе свидетеля, который знал больше, чем хотел сказать… и каким-то образом Джек Сойер практически всегда мог это уловить. Он подозревает, что плотники испытывают такое же счастье, когда работа особенно спорится, скульпторы – когда им удается высечь особенно удачный нос или подбородок, архитекторы – когда линии, кажется, сами ложатся на ватман. Единственная проблема, что кто-то во Френч-Лэндинге (может, и в соседних городках, но Джек ставит на Френч-Лэндинг) ликует от счастья, убивая детей и поедая их маленькие тельца.

Кто-то во Френч-Лэндинге все чаще и чаще просыпается Рыбаком.

Джек входит в дом через черный ход. Останавливается на кухне, чтобы взять коробку больших пакетов с герметизирующей полоской, пару мешков для мусора, совок и щетку. Открывает морозилку и ссыпает половину кубиков в один из мешков для мусора. По мнению Джека Сойера, нога Ирмы Френо достигла крайней стадии разложения, так что пора останавливать процесс.

Он ныряет в кабинет, берет блокнот, черный маркер и шариковую ручку. В гостиной останавливает свой выбор на коротких каминных щипцах. К тому времени, когда выходит на крыльцо, он уже лейтенант Джек Сойер.

«Я – КОППИСМЕН, – думает он, улыбаясь. – Защитник американского образа жизни, друг избитых, покалеченных и мертвых».

Потом, когда его взгляд падает на лежащую на досках кроссовку, окруженную облаком вони, улыбка с лица сходит. Он чувствует ту же безмерную жалость, которую испытали мы, увидев тельце Ирмы в заброшенной забегаловке. Он делает все, чтобы должным образом почтить отрубленную ногу, точно так же, как мы должным образом почтили убитого ребенка. Он думает обо всех вскрытиях, на которых ему пришлось присутствовать, о том, что за грубыми шутками медицинских экспертов обычно стоит печаль и жалость о безвременно ушедших из жизни.

– Ирма, это ты? – тихо говорит он. – Если да, помоги мне. Поговори со мной. Сейчас мертвые должны помочь живым. – Не отдавая себе отчета, Джек целует пальцы и посылает воздушный поцелуй кроссовке. «Я хотел бы убить человека… или нелюдь… который сотворил такое. Содрать с него кожу. Посмотреть, как он навалит в штаны от страха, а потом отправить его в мир иной в собственном дерьме».

Но это недостойные мысли, и он отметает их.

Первый пакет предназначен для кроссовки с остатками ноги. Каминными щипцами он опускает кроссовку в пакет. Защепляет герметизирующую полоску. Маркирует пакет датой. Шариковой ручкой заносит в блокнот описание вещественного доказательства. Пакет отправляется в мешок для мусора, в который насыпан лед.

Второй пакет для бейсболки. Тут каминные щипцы не нужны. Он уже держал ее в руках. Джек опускает бейсболку в пакет. Защепляет герметизирующую полоску. Маркером ставит дату, заносит в блокнот описание.

Третий пакет для коричневой оберточной бумаги. Минуту-другую Джек держит ее щипцами перед собой, внимательно рассматривая псевдомарки с птичками. «ИЗГОТОВЛЕНО ”ДОМИНО”», – напечатано под каждой картинкой, но это все. Названия ресторана или кафе нет. В пакет. Герметизирующая полоска защеплена. Дата проставлена. Описание вещественного доказательства в блокноте.

Джек сметает перья и отправляет их в четвертый пакет. Часть перьев осталась в коробке. Каминными щипцами Джек берется за коробку, переворачивает ее над совком, и сердце затрепыхалось в груди, как кулак ударяет по левой половине. Что-то написано на дне коробки. Тем же маркером «Шарпи», такими же перекошенными буквами. И тот, кто писал, знал, кому пишет. Не внешнему Джеку Сойеру, каким его видят в этом мире. В этом случае он, Рыбак, без сомнения, назвал бы Джека Голливудом.

Послание адресовано внутреннему, никому не видимому Джеку Сойеру и ребенку, который вырос в Джека «Голливуда» Сойера.

– Твой друг, – бормочет Джек. – Да, – поднимает коробку щипцами и кладет ее во второй мешок для мусора. Потом складывает горкой вещественные доказательства. Выглядят они прозаично, точно так же, как и другие вещественные доказательства, которые смотрели на него со страниц криминальных журналов.

Он идет в дом и набирает номер Генри. Боится, что попадет на миссис Мортон, но нет, трубку, слава богу, берет Генри. Похоже, он уже больше не Крыса, хотя трансформация еще не закончена: в трубке слышен грохот электрических гитар.

Генри знает, где находится «Закусим у Эда», но не понимает, с чего Джеку понадобилось это место.

– Там же все развалилось и сгнило. Эд Гилбертсон давно как умер, и во Френч-Лэндинге есть люди, которые этому несказанно рады. Одним рассадником микробов стало меньше. Просто удивительно, как удалось избежать эпидемии. Вроде бы департаменту здравоохранения следовало давно закрыть эту забегаловку, но Эд знал нужных людей. Того же Дейла Гилбертсона.

– Они родственники? – спрашивает Джек.

– Конечно, твою мать. – Обычно Генри так не выражается, но Джек понимает, что Висконсинская крыса еще живет в голове его друга. Джек не раз и не два слышал, как Генри вдруг начинал говорить голосом Джорджа Рэтбана, а вместо прощания часто бросал через плечо: «Динг-донг» или «Айви-дайви». Так всегда говорил Шейк, Шейк, Шейк, выходя в эфир.