Урод - Соловьев Константин (мир книг .TXT) 📗
Окунувшись в сладкую дрему после долгих часов напряжения, Крэйн улыбался, и улыбка рассекала его безобразное лицо подобно старому шраму, почти не выделяясь на его фоне. Откинувшись на стуле, он просто смотрел в потолок и даже в серой осыпающейся глине ему виделось собственное лицо.
Пробуждение было неожиданным. Сначала он услышал скрип, похожий на скрип поворачивающейся в петлях тяжелой двери, но не сразу сообразил, что способно издать такой звук.
— Там, да... Я открою.
Крэйн вскочил и, еще до того, как ступни коснулись пола, выхватил оба стиса. В дверной проем уже неуклюже продвигались боком, чтоб не задеть друг друга, два плечистых стражника в тяжелых кассах. За их спинами маячили другие незнакомые лица, на улице кто-то громко говорил.
— Ну... — Один из стражников шагнул вперед, глядя на Крэйна и закусив толстую розовую губу. — Выходи.
Кажется, это был один из тех, кто впустил его в город, но полностью Крэйн в этом уверен не был. Сегодня вместо обычных кейров в руках у них были тяжелые обмотанные кожей дубинки, и Крэйн понял, зачем они им. Страх смерти взвыл в нем, вышибая тяжелый горячий пот на лбу, но слишком поздно — он ничего не мог поделать с вбитыми в мозг рефлексами, которые взяли на себя самую тяжелую работу. Они, рефлексы, швырнули Крэйна навстречу стражниками, и они, пока стражники пытались разойтись в узкой комнате, чтоб не мешать друг другу, заставили стисы одновременно прыгнуть вперед.
Один стражник взвыл, перехватывая ладонью рассеченную ключицу, его дубинка тихо упала на пол. Другой отскочил в сторону и хитиновое острие лишь оставило глубокую борозду на его тяжелом начищенном кассе. Крэйн не терял времени, пнув его ногой под колено, он оттолкнулся локтем от стены и бросился в проем, одновременно пригибаясь.
На улице действительно было множество людей, и он на мгновение замер, сбитый с толку обилием кассов и потных напряженных лиц. В человеческом водовороте закрутились осы, глаза, бритые щеки, обтянутые кожей дубинки, грязные прохудившиеся сапоги, чье-то изуродованное старым ударом ухо...
Он успел парировать два или три удара. Прежде чем воздух, сгустившись, врезался в его челюсть и отбросил ставшее враз непослушным и чужим тело на стену. Крэйн пытался встать, он вслепую бил вокруг себя, раз или два лезвие стиса натыкалось на что-то мягкое, но понимал — он не выстоит.
Кто-то с шумным лихим выкриком подскочил к нему с боку и острый тяжелый сапог с серыми клочьями прилипшей старой соломы врезался ему под ребра.
Переломленный чьим-то ударом стис зазвенел по мостовой. Ослепленный кровью и ненавистью, Крэйн вскочил на ноги, чувствуя себя огромной морской волной, которая, вздымаясь выше крыш, опустошает все на своем пути. Он готов был рвать голыми руками, он даже не чувствовал, есть ли у него оружие. Он хотел убивать.
— Гляди-ка, крепок... — сказал уважительно кто-то слева от него, и спустя мгновение упавшая на глаза длинная узкая тень обернулась глухой сплошной тьмой, сквозь которую не доносились даже звуки.
Он лежал на холодном полу и твердое дерево больно впивалось в ребра.
Крэйн исторг из себя хриплый кашель и, чувствуя, как звенит в голове черная пустота, перевернулся. Вырубился. Кажется, цел — привычка чувствовать свое тело сообщила, что тяжелых ран нет, обычные ссадины и кровоподтеки. Во рту не хватало одного зуба, Крэйн машинально ощупал набухшим от крови языком острый пенек и без сил вытянулся на полу. Руки и ноги отказывались повиноваться, они казались вздувшимися и чужими, с трудом открыв глаз, он разглядел на обнаженной серой коже длинные багровые пятна.
На запястьях были толстые хитиновые зажимы с хитрым механизмом. Крэйн видел такие однажды. Такой зажим могут разжать лишь двое, если правильно нажмут на скрытые крошечные рычаги. Не разорвать — ремни из пузыря шууя крепко притерлись к коже. От зажимов куда-то вверх уходили толстые крепкие веревки, для верности щедро просмоленные.
Помещение, где он лежал, было огромным — даже в свете горящих на противоположной стене вигов не было видно потолка, а сами виги казались крохотными помаргивающими зеленоватыми пятнами. Стены были из дерева — непозволительная роскошь для Триса — еще крепкого, в щель между двумя бревнами уходили веревки от его кандалов. Пол был грубым, засыпанным старой травой, которая давно превратилась в ворох невесомых клочьев. Пахло пылью и смешанным запахом пота и несвежего тела.
Тор-склет. Крэйн улыбнулся. Скорее для того, чтобы проверить, как слушается челюсть, нежели из принципа. Тор-склет Трис. Темница. Все.
Укрывшись найденным на ощупь плащом, он привалился к стене и снова рухнул в темноту.
Дверь открылась тихо, мгновенно очнувшись, он повернул на звук голову, но ничего не увидел. Порыв свежего прохладного ветра коснулся его изуродованной щеки и пронесся дальше. Крэйн сел.
— Осторожней, здесь темно.
— Давайте. Пошевеливайтесь.
Кроваво-багровыми звездами вспыхнули факелы, при их свете Крэйн разглядел, что к нему приближаются пятеро. Многовато для тюремщиков. Да и не стали бы слуги шэда тратить на него факелы, обошлись бы и вигами.
— У вас смердит здесь все, — сказал чей-то властный тяжелый голос. — Чтоб через Эно убрали отсюда эту гнилую солому.
— Сегодня же, мой шэд.
Крэйн усмехнулся в темноте. Высокий гость.
Факелы приближались к нему, ритмично содрогаясь и выпуская к потолку желтые и красные рои быстро затухающих искр. Факелы держали двое, двое перед ними шли бок о бок, спрятав за спиной руки, еще один двигался сзади. Когда факелы вырвали их из темноты, стало видно, что двое первых не скрывают руки, просто на плечах у них тяжелые плащи. За ними шли два дружинника. Ничуть не похожие на дружинников из Алдиона, они смотрели на Крэйна водянистыми безразличными взглядами убийц. Идущего сзади Крэйн не разглядел. Но что-то в его походке, что-то знакомое, но давно забытое, неприятно шевельнуло память.
— Это он.
Лекарь, суетли во забежав вперед, простер руку, указывая на Крэйна. Тот молча смотрел на процессию снизу вверх, стараясь, чтобы лицо казалось спокойным и немного сонным. Если они надеются, что он начнет рвать веревки и бросаться на них, они плохо знают род Алдион. Шэл Крэйн покажет им, что относится к ним не внимательнее, чем к снующим под ногами жукам. И умрет так же — спокойно и молча.
