Три дня без чародея - Мерцалов Игорь (читать онлайн полную книгу txt) 📗
И что оставалось бедным послам? Они слонялись по городу и с исключительным старанием блюли честь державы, цепляясь ко всем подряд из-за любых мелочей и постоянно ввязываясь в склоки вроде сегодняшней. Стойко продержавшись почти час под сокрушительным натиском красноречия Витаса, княжна сумела, наконец, вежливо распрощаться.
Хорошо хоть, с готландцами таких забот не было. Их посольство появилось в Дивном четыре года назад, когда валашские и майнготтские бароны в очередной раз крепко потеснили их в Готии. Готладнцы, чувствуя, что могут окончательно потерять эти земли, решили искать поддержку в Вязани. Но они почти ничего не могли предложить империи, больше занятой своими черноморскими колониями, и предприняли совсем, казалось бы, безумную попытку повлиять на Вязань «с другой стороны» — через Степь. В случае удачи готландцы получали редкий на Западе восточный товар и хоть какое-то внимание Вязани — ведь купцы плыли бы, в основном по имперским водам.
Поэтому готландские послы всегда были погружены работу, поражая всех своим трудолюбием и упорством. Предельно сосредоточенные и занятые, они не тратили времени даром и говорили только по существу. И именно поэтому, кстати, Василиса держала их вне подозрений. Им слишком важно было укрепиться в Дивном, а ни сватовство вендского принца, ни участие в сомнительных и преступных замыслах способствовать этому не могли. И к неправедным торговцам они наверняка не имеют отношения — ведь именно магию желают сделать основным товаром — да и чем бы еще могли удивить роскошный Восток готландцы, соседи богатой Вязани, нищие наследники распавшейся Римской Империи? Эти выводы княжна сделала еще в башне, склоняясь над картами. Сегодняшний обход трех посольств превратил предположения в окончательную уверенность. Орков привели венды. Они же, по всей видимости, и подпустили к себе Огневую Орду…
Бред какой-то! Нет, нападение Орды как раз должно быть новостью для вендов. Надо думать, оно направлено истинным вдохновителем заговора, чтобы удержать угорцев в узде — именно в тот миг, когда они готовятся получить свой куш.
До терема добрались уже под проливным дождем. Девушки разбежались, разъехались по домам, а Милочка и Звонка даже слуг не отправили известить, что остаются у княжны — им обеим все равно был дан строжайший наказ не терять ее из виду. Василиса не возражала против такой «слежки».
Чернавки помогли «разведчицам» переодеться в сухое, потом принесли ужин. За все это время между ними не было сказано ни слова о деле. Наконец, закрывшись в опочивальне, подруги сели тесным кружком, чтобы никому за дверью не удалось подслушать.
— Итак, делимся, — объявила Василиса. — Ты что приметила, Звонка?
— Венды врут.
— Это я и сама знаю. Ты скажи, как их поймать-то на вранье?
— А и ловить не надо, так все видно, — усмехнулась Звонка. — Я на екомона-то насела по-настоящему, без околичностей. Говорю, вы тут, бездельники, своих же хозяев обманываете? Екомон мне: помилуй, красавица (вот гад, а?), отчего же обман? А я ему: в рванье ходите, драньем прикрываетесь, сами обносились, крыльцо покосилось, двери в тереме скрипят, ворота криво висят — срамота! Деньжищи-то у тебя, говорю, вон какие прописаны, а где оно все? Он, как рыба, рот открывает, а я ему слова не даю вставить. Своих господ, говорю, можешь сколь угодно обманывать, а княжну позорить не дам. Что скажут люди, на ветхость вашу глядя? Что Василиса Премудрая, Ласковая, о вас не заботится, в убогости содержит? Не попущу! — Звонка стукнула кулаком по лавке, изображая, как она разозлилась на «екомона». Девушкой она, как уже говорилось, была рослой, и удар получился впечатляющим. Милочка даже вздрогнула. — В общем, растоптала я его.
— Ох, и грозна ты, Звонушка, в гневе, — склонив голову к плечу, улыбнулась Милочка. — Батюшкина гордость и печаль… Но и хороша же!
— Брось обзываться, — почему-то обиделась Звонка.
«А правда, красива она в гневе», — подумалось вдруг Василисе, но она прогнала неуместную мысль и поторопила:
— Дальше что?
— А дальше он мне, как есть, во всем признался. На колени пал, просил, чтоб никому не говорила, что он хозяев обманул. На полтыщи золотых закупил всякой мелочи, а записал у себя три тысячи, да еще на три месяца покупки раскидал задним числом. Две с половиной, значит, себе в карман положил.
— Вот как? Вором себя выставил?
— Выставил. Я ему велела мелочи те показать, а он давай выкручиваться, мол, все давно разошлось. А монеты, говорит, одному купцу ссудил, тот обещал уже четыре тысячи вернуть. И на этом уперся, ни слова больше — на купца подозрение наводить не хочет, тем паче, тот и не ведал, что деньги нечестные. И только молит, чтоб я не выдала его. Ну, вижу, больше из него слова не выжать. Успокоила, говорю: это вы сами разбирайтесь, но люди уже шепчутся. Если хоть краем уха услышу, что из-за тебя, мозгляка вороватого, на княжну Василису клевещут, не то что выдам — сама удавлю. На том и порешили. Что скажешь, душа, много ли нам в том пользы?
— Мы узнали, что Гракус хитрее, чем казался, — поразмыслив, ответила Василиса. — Все это воровство он сам придумал — и придумал складно.
— На случай, если к стенке припрут? — поняла Звонка.
— Больше того: на случай, если не удастся опорочить артель Твердяты. До поры до времени, пока дума терзает кузнецов, посольские могут делать честные глаза и уверять, что ничего не знают. Но как только дело зайдет в тупик — тут и выпустят эконома, и опять окажется, что крупная сумма монет бургундской чеканки ушла-таки к кузнецам. Тут и снова споры-раздоры пойдут, а венды все одно ни при чем… Ладно, а ты, Милочка, что разузнала?
Внучка одесника потупила взор и вздохнула, теребя косу:
— Узнала я, девочки, что нет предела терпению человеческому. Думала, помру, слушая щебет Неслады, а вот жива. И даже здоровее себя чувствую, зная, что больше мне с ней под ручку белую не хаживать.
— Да не тяни ты! Ну что за привычка такая противная?
— Еще воочию увидела, как слабы мужчины и влюбчивы, как на красу, щитом мысли не прикрытую, падки — ровно коты на сметанку.
Звонка нахмурилась, но княжна еле заметным жестом остановила ее. Сама она уже видела, что нечто важное Милочка все-таки припасла.
— Еще узнала, что мужчины стойки. От красоты шалеют, но бдительности не теряют, языка не распускают.
— И все? — спросила Василиса.
— Ну что ты, ласточка, как же я могла тебя подвести? — Улыбка Милочки, только что казавшаяся виноватой, сделалась слегка озорной. — Правда, пришлось мне из себя предательницу сделать…
— Это как? — опешила княжна.
Она знала, что Милочка умеет находить неожиданные решения, но скромная и нежная, как подснежник, внучка одесника каждый раз удивляла ее. У Звонки вообще глаза а лоб полезли.
— Да очень просто. Отвела я Маркушу в стороночку — это первый помощник посла вендского. Кучерявенький такой, молодой, красивый, Марком звать. И давай вздыхать я на Несладу глядючи: ой, пропадает подруженька, ой, не видать ей счастья. Вот бы, плачусь, кабы ей-то, первой раскрасавице, да за принца бы выйти, вот бы славно было! Уж она-то бы его любила да холила, позорить бы не стала… И — молчок, роток на замок. Маркуша вкруг меня и так, и этак, а я молчу. Что, Василисушка, очень плохо я сделала?
— Ладно уж теперь, — прокашлявшись, сказала княжна.
Звонка, однако, думала иначе, для нее всякие «что уж теперь говорить» были дуростью безвольной.
— Ах ты шмакодявка, да как посмела?! Свою честь трепи, сколько совесть позволит, а чужую оставь! На кого поклеп возвела — на Василису! Да я тебя…
— Тише, Звонка, давай дослушаем.
— Дослушайте, девочки. Крутился он; выспрашивал и проговорился, сердешный. Сказал-таки слово «вчера». Тут уж я на него насела: откуда, спрашиваю, про вчерашний день знаешь? Не твоя ли работа?
— Это ты что имела в виду? — спросила Василиса.
— Ничего, — пожала плечами Милочка. — Главное, что он в виду имел, правда? А для Маркуши свадьба Лоуха всего важней.
