Серебряный Вихор - Майерс Джон Майерс (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗

Однако о побеге я задумывался редко. Мне не хотелось покидать Нимью. Город так и кишел счастливыми любовниками, и поэтому я уходил за его пределы. Благоухающие луга напоминали мне об утраченном счастье, но я мог найти укромный уголок, где моих страданий никто не видел.

Однажды, когда я лежал, растравляя себя в затяжном припадке безумства, мое уединение было нарушено.

— Он где-то здесь, — донесся до меня мужской голос. — Утром я завтракал на балконе и увидел, как он шел сюда.

— А вы уверены, что это именно он? — Я узнал голос Голиаса и еще глубже зарылся лицом в траву.

— Поручиться не могу, но знаю точно, что он — один из опивков Нимью.

Голиаса сопровождал король Гвинн. Они подошли еще ближе, и я затаил дыхание.

— Несладко ему, должно быть, — сказал Голиас.

— Ха! Именно это он и вбил себе в голову. Положим, она сбросила его на всем скаку, как старого Мерлина. И у него теперь повод, чтобы хныкать. А всего-то и случилось, что Нимью повесила еще одни брюки к себе на кровать.

— Что ж, я рад, что она его оставила.

— Вы плохо знаете Нимью, — сказал Гвинн. Они были в нескольких шагах от меня, и я теснее прижался к земле. — Она никогда никого не оставляла. Я имею в виду ее любовников. — Гвинн хохотнул. — И они ее никогда не бросают. Пока Нимью желает их, или…

— Пока не погубит, — подхватил Голиас.

— Верно, — с удовлетворением засмеялся Гвинн, — припомни, как она извела того паренька, как там его звали?..

— Акколон.

— Вот-вот, Акколон. А ты узнал и предупредил Увейна?

— А вам бы следовало позаботиться о себе.

— Возможно. Но Нимью баба что надо! Когда-нибудь мы соберемся и… Гляди-ка! Я так заболтался, что чуть не наступил на него. Кажется, это останки твоего Друга.

Голиас наклонился и потряс меня за плечо.

— Шендон! Шендон!

Я не отвечал. Наконец с раздражением поднял голову.

— Какого дьявола тебе надо? Мое приветствие не смутило его.

— Вставай, нам надо отсюда выбираться.

— Счастливого пути, — отрезал я.

— Ты пойдешь вместе со мной. Луций ждет нас. Рассчитывает на нас.

Я избегал смотреть на Гвинна, но краешком глаза все же видел, что он наблюдает за мной с насмешкой. Это бесило меня еще больше, чем его безразличие.

— Когда увидишь его, передай от меня привет. Я вновь опустил голову на траву и прикрыл ее руками.

Голиас еще и еще раз окликнул меня, но бесполезно.

Он поднялся.

— Если он попытается уйти из города, не будет ли Нимью против?

— Я разрешу, и она ничего не сможет поделать. Ведь законным образом в нашей семье ношу брюки только я. Разумеется, без шума не обойдется.

— Спасибо, Гвинн.

— Буду рад, когда он уберется с глаз долой. Мужчине непозволительно так хандрить.

— Было бы проще, если бы он сам хотел уйти. — По голосу Голиаса я понял, что он встревожен. — Как же быть?

— Сейчас подумаю, Амергин. Нет, это не годится, — король помолчал, раздумывая. — А не знаешь ли ты Аварту?

— В прошлый раз его показали мне издали. Но познакомиться не довелось.

— Я провожу тебя к его дому. Дождись его и скажи, что я прошу для тебя его коня. Пусть даст на время.

Они ушли. Я захотел перебраться в другое место, но вновь стал думать о Нимью и позабыл про них. Наконец возвратился Голиас, но уже не с королем, а с кем-то еще.

От приступа горя я так ослаб, что испытывал к приставалам скорее безразличие, чем вражду.

— Привет, Голиас, — пробормотал я, садясь. Голиас обрадовался.

— Тебе, кажется, уже лучше. Хотя выглядишь ты как с перепоя во время землетрясения.

Спутник Голиаса — домовитый, добродушный верзила — похлопывал по морде своего коня. Ему приходилось тянуться вверх, несмотря на то, что конь стоял опустив голову. Это был огромный, чудовищных размеров, костистый коняга, покрытый, как верблюд, свалявшейся шерстью.

— Со мной все в порядке, — ответил я Голиасу.

— Конечно, — кивнул он, — но когда мы уберемся отсюда восвояси, тебе станет совсем хорошо.

Когда будущее отступало, я и сам понимал, что со мной творится неладное и что Голиас сумеет мне помочь. Он уведет меня от Нимью. И снова я, вспомнив о ней, потерял самообладание.

— Я никуда не поеду.

— Представь, что мы отправляемся на верховую прогулку немного развеяться.

Даже если бы я был завзятым наездником, этот конь навряд ли привлек бы меня. И как было удержаться на этом жестком хребте без седла?

— Возможно, я не вполне здоров. Но я не желаю сломать себе шею, — заявил я им. — Поезжайте на этом одре сами.

— Я-то поеду, — Голиас упрямо выставил подбородок. — Аварта, помоги мне.

Сообразив, в чем дело, я начал заводиться.

— Не будь идиотом, — предупредил я его, вскочив на ноги, — не смей подходить, а не то носом землю пропашешь.

Он бросился на меня, но я успел приподняться и отскочить. Однако, хоть я и держал ухо востро, Аварта подкрался ко мне со спины и схватил за руки. Жаль, мне не удалось лягнуть Голиаса в смеющуюся физиономию. Я был в отчаянии. Они увезут меня, и я никогда не встречу Нимью. Я жил надеждой вернуть ее расположение, и только злейший враг мог принудить меня к разлуке. Я был так разъярен, что справился бы со всяким. Но не с Авартой. Против этого силача я был ничто.

Не помогли ни борьба, ни проклятия, ни угрозы. Он подтащил меня к лошади и приподнял над землей.

— Посадить-то ты меня посадишь, но не надолго, — пообещал я.

— Ничего, как-нибудь справимся. Да, Амергин?

— Бросай его, — предложил Голиас. Аварта понял его совет буквально.

Он швырнул меня прямо коню на спину. Я хотел соскользнуть, накренившись вбок, но продолжал сидеть верхом. Я даже с места не сдвинулся. Сначала я подумал, что застрял. Но потом обнаружил, что я и ладоней не могу оторвать от спины лошади.

Гнев, душивший меня, сменился паническим ужасом перед предстоящей жестокой операцией. Они хотят увезти меня от Нимью, а мне необходимо ее видеть, чтобы жить. Да, она меня разлюбила. Но ведь она любила меня прежде, отчего бы ей не полюбить меня снова?

Я попытался им объяснить это. Но они меня не слушали, и я, потеряв самообладание, сорвался на крик.

Неплохой я им закатил концерт. Они же на прощание обменивались дружескими пожеланиями. Наконец Аварта хлопнул Голиаса по плечу, ухватил его под мышки и подбросил вверх, как баскетбольный мяч.

Я не мог оторвать рук, а не то бы ударил Голиаса, который очутился как раз впереди меня. Моя надежда на то, что конь окажется норовистым, не оправдалась. Фыркнув, конь сделал рывок и поскакал, едва касаясь копытами травы. Я все еще пытался оторваться от него, когда мы подскакали к небольшому, но низкому облаку. Хорошо, что я все же не сполз, потому что конь высоко подпрыгнул. Сначала я подумал, что мы просто перескочили с места на место, но оказалось, что конь взвился в воздух. Он поднимался все выше, пока не пролетел сквозь маленькое облако, которое оказалось водяным.

Полубезумный от горя, уставший, от борьбы, я не успел даже испугаться. Что бы там ни было, я не страдал от недостатка воздуха, пока мы пролетали сквозь водяную толщу. Помимо этого, случилась еще одна чудесная вещь. Когда мы отправлялись в путь, тень была только у Голиаса. Пролетев сквозь озеро, я вновь обрел свою тень. Теперь одна лошадь не отбрасывала тени: я заметил это, когда на берегу она остановилась, чтобы стряхнуть воду.

Конь послушно ожидал приказаний. Голиас медлил, соображая, где мы находимся.

— Кажется, именно здесь отлупили Киднона, — пробормотал он. — Местность соответствует описаниям. Возьми немного на юго-запад, — сказал он коню.

Я тем временем, наблюдая за собой, делал все новые и новые открытия.

Моя старая одежда вновь была на мне. Но главное, во мне вновь проснулась моя воля. Нет, я не забыл Нимью. Вспоминая о ней, я все еще желал ее. Но я мог заставить себя не думать о ней.

Поначалу воля моя была еще слаба, но чем дальше мы уезжали от Нимью, тем лучше я себя чувствовал. Ветер, дувший мне в лицо, прояснил мой ум, и боль стихла. Новое настроение охватило меня всецело, но описывать его легче по частям. Поначалу я опасался, что с утратой Нимью в душе моей воцарится пустота. Потом меня стало удивлять, отчего я позволил кому-то настолько овладеть моим существом. И я почувствовал стыд. Да, мне казалось, что наша с Нимью любовь будет бесконечной. Пусть она прошла — я сохраню о ней воспоминания. Правда, я испытал много горя. Но все это — и дурное, и хорошее — навсегда теперь останется в моей душе, что бы ни случилось со мной в будущем. Освободившись от своих печалей, я какое-то время не смел заговорить с Голиасом. Ведь когда он — еще в стране Нимью — заговорил со мной, я чуть не лягнул его в зубы.