Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка (мир книг TXT, FB2) 📗
Однако Робин и его однокурсники поступили так, как всегда поступали студенты, – склонили головы над книгами и сосредоточились исключительно на своих проектах. Протестующие в конце концов исчезли с улиц, когда присланные из Лондона войска посадили главных зачинщиков в Ньюгейт. Студенты перестали задерживать дыхание каждый раз, когда поднимались по ступеням в башню. Они научились мириться с наплывом полиции, а также с тем, что теперь доставка новых книг и корреспонденции занимала вдвое больше времени. Они перестали читать редакционные статьи в «Оксфордской хронике» – новоиспеченном радикальном издании, выступавшем за реформы, которое, казалось, вознамерилось подорвать их репутацию.
И все же они не могли не замечать газетных заголовков, вопящих на всех перекрестках по пути к башне:
Вавилон – угроза национальной экономике?
Из-за пластин люди оказались в работных домах.
Скажи нет серебру!
Все это было огорчительно, но, по правде говоря, Робин спокойно мирился с беспорядками, пока мог не обращать на них внимания.
Однажды дождливым вечером по пути на ужин домой к профессору Ловеллу Робин увидел семью, сидящую на углу Вудсток-роуд с оловянными кружками для милостыни. Нищие были обычным явлением на окраинах Оксфорда, но целые семьи встречались редко. Двое маленьких детей помахали ему, когда он подошел, и при виде их бледных, мокрых от дождя лиц он ощутил укол вины, остановился и достал из кармана несколько пенни.
– Спасибо, – промямлил отец семейства. – Да благословит вас Господь.
У мужчины отросла борода, а одежда изрядно потрепалась, но Робин все равно узнал его – это был, без сомнения, один из тех, кто несколько недель назад кричал в его адрес ругательства по дороге в башню. Их взгляды встретились. Мужчина открыл рот, собираясь заговорить, но Робин ускорил шаг, и все слова потонули в шуме ветра и дождя.
Он не рассказал об этой встрече ни миссис Пайпер, ни профессору Ловеллу. Робину не хотелось даже думать об их положении – несмотря на преданность делу революции, приверженность идее равенства и помощи тем, кто не имеет средств к существованию, он никогда не жил в настоящей бедности. Он видел тяжелые времена в Кантоне, но никогда не задумывался, откуда возьмется следующий обед или где придется спать ночью. Он никогда не задавался вопросом, что сделать, чтобы семья не умерла с голода. Хотя он и отождествлял себя с бедным сиротой Оливером Твистом, при всей жалости к себе, факт оставался фактом: ступив на землю Англии, он ни разу не ложился спать голодным.
В тот вечер он ужинал, улыбаясь в ответ на комплименты миссис Пайпер, и выпил бутылку вина вместе с профессором Ловеллом. Обратно он пошел другим путем. В следующем месяце он забыл пойти в обход, но это уже не имело значения – семья пропала.
Надвигающиеся экзамены превратили плохой год в ужасный. Ученики Вавилона сдавали два тура экзаменов: один – в конце третьего курса, другой – на четвертом. Четвертые курсы сдавали экзамены в середине второго триместра, а третьи – до начала третьего триместра. В результате после зимних каникул настроение в башне совершенно поменялось. В библиотеках и учебных аудиториях в любое время суток толпились нервные четверокурсники, которые вздрагивали при каждом вздохе и готовы были убить, если кто-нибудь осмеливался что-то шепнуть.
По традиции в конце экзаменационной сессии Вавилон публично объявлял оценки четверокурсников. В пятницу, в полдень, в башне трижды прозвонил колокол. Все повскакивали с мест и поспешили вниз, в вестибюль, откуда выпроваживали клиентов. Профессор Плейфер стоял на столе в центре зала. Он был в парадной мантии с пурпурной каймой и держал в руках свиток, подобные которому Робин видел только в средне- вековых рукописях. Когда из башни выгнали всех посторонних, профессор Плейфер откашлялся и произнес:
– Следующие ученики сдали квалификационные экзамены с отличием. Мэтью Хаундслоу…
Кто-то в задних рядах громко вскрикнул.
– Адам Мурхед.
Студент спереди плюхнулся на пол прямо посреди вестибюля, прижав ладони к губам.
– Это бесчеловечно, – прошептал Рами.
– Страшно жестоко, – согласился Робин.
Однако он не мог отвести взгляда от происходящего. Он пока не был готов к экзаменам, но они уже близились, и сердце стучало от ужаса. Хотя, несмотря на весь ужас, это было захватывающее зрелище – узнать, кто показал себя гением.
Дипломы с отличием получили только Мэтью и Адам. Профессор Плейфер объявил, что Джеймс Фейрфилд получает поощрение, а Люк Маккаффи сдал экзамен. Затем он добавил мрачным тоном:
– Следующий кандидат не сдал квалификационные экзамены, не будет приглашен в Королевский институт перевода для прохождения аспирантуры и не получит диплом: Филип Райт.
Райт специализировался на французском и немецком и сидел рядом с Робином во время университетского ужина на первом курсе. За эти годы он отощал и выглядел изможденным. Он был из тех студентов, которые постоянно таскались по библиотеке, взирая на стопку книг на столе со смесью паники и недоумения, и выглядели так, будто несколько дней не мылись и не брились.
– Вам предложили стипендию, – сказал профессор Плейфер. – И больше удобств, чем было полезно для вас. Теперь пришло время признать, что ваше пребывание здесь окончено, мистер Райт.
Райт дернулся, словно хотел подойти к профессору Плейферу, но два выпускника схватили его под руки и оттащили. Он начал умолять, бормотал что-то о неверной интерпретации результатов, что он все объяснит, если ему дадут еще один шанс. Профессор Плейфер бесстрастно стоял, сложив руки за спиной, и делал вид, что не слышит.
– Что случилось? – спросил Робин у Вималя.
– Дал народную этимологию слова вместо истинной. – Вималь с преувеличенной серьезностью покачал головой. – Пытался связать канарскую утку с канарейкой, только они не связаны, они с Канарских островов, которые названы так из-за собак…
Дальнейший ход рассуждений от Робина ускользнул.
Профессор Плейфер вытащил из внутреннего кармана стеклянный пузырек, содержащий, как предположил Робин, кровь Райта, поставил его на стол и растоптал. Осколки брызнули на пол. Райт завыл. Было непонятно, как на него повлияла разбитая склянка: ноги и руки остались целы, крови видно не было, но Райт рухнул на пол, схватившись за живот, как будто его ударили.
– Какой ужас, – потрясенно произнесла Летти.
– Прямо-таки средневековье, – согласилась Виктуар.
Они никогда прежде не видели, к чему приводит провал на экзаменах. И не могли отвести взгляд.
Третий выпускник поспешил на помощь первым двум, и они втроем подняли Райта на ноги, подтащили к входной двери и без всяких церемоний вышвырнули на ступени крыльца. Все смотрели разинув рты. Подобная жуткая традиция, казалось, совершенно не вязалась с современным научным учреждением. И все же выглядела уместной. Оксфорд и Вавилон в частности когда-то были религиозными центрами, и, несмотря на всю утонченность, пронизывающие университетскую жизнь ритуалы по-прежнему основывались на средневековом мистицизме. Оксфорд был христианским и англиканским центром, а это означало кровь, плоть и ужас [58].
Дверь захлопнулась. Профессор Плейфер отряхнул мантию, спрыгнул со стола и повернулся к остальным.
– Тут приберутся. – Он просиял. – Удачи на экзаменах. Поздравляю всех.
Два дня спустя Гриффин попросил Робина встретиться с ним в таверне в Иффли, примерно в часе пешком от колледжа. Это оказалось сумрачным и шумным местом. Робин не сразу нашел брата, сидящего в глубине. Чем бы Гриффин ни занимался после их последней встречи, он явно не отъедался: перед ним дымились два пастушьих пирога, один из которых Гриффин пожирал с волчьим аппетитом, не боясь ошпарить язык.
– Что это за место? – спросил Робин.
– Иногда я здесь ужинаю, – ответил Гриффин. – Кормят ужасно, зато обильно, а самое важное, сюда не заходит никто из университета. Слишком близко к… как там называет их Плейфер? К туземцам.
