Подмастерье Элвин - Кард Орсон Скотт (книги без сокращений txt) 📗

— Насколько я поняла, вы таким образом хотите сказать мне «спасибо», на что я отвечаю — пожалуйста. Я сейчас, туда-обратно, вернусь с Горацием и ванной. Но вы таскать воду не смейте, по крайней мере сегодня. Посидите тихонько, почитайте, пофилософствуйте, в общем, позанимайтесь тем, чем занимается ученый человек, который в отличие от нас не имеет привычки дремать, только выдастся свободная минутка.

С этими словами старушка Пег выпорхнула из домика. У нее словно крылья выросли. Оказалось, учительница вовсе не такая уж зануда. Может, она говорит так, что в половине случаев Пег ее не понимает, но по крайней мере она не чурается общения с обыкновенными людьми. Кроме того, она согласилась бесплатно учить Артура и проводить в гостинице вечера поэзии. А может, она даже согласится иногда беседовать со старушкой Гестер, чтобы немножко ее учености перешло к Пег. Не то чтобы ученость была очень необходима такой женщине, как старушка Пег, но что плохого, если на пальце у богатой леди сияет драгоценный камень? Присутствие рядом образованной дамы, прибывшей с востока, поможет Пег хоть немножко понять огромный мир, окружающий Хатрак, — а об этом старушка Пег и не мечтала. Словно краской капнули на бесцветное крыло мошки. Конечно, мошке никогда не стать бабочкой, но, может, теперь она не будет так отчаиваться и бросаться в огонь.

Мисс Ларнер проводила старушку Пег взглядом. «Мама», — прошептала она. Хотя нет, не прошептала. Даже рот не открыла. Но ее губы чуточку сжались, словно готовясь произнести букву "м", а язык напрягся, желая досказать слово.

Обман нестерпимо ранил ее. Она дала обещание не лгать, хотя в некотором смысле и не нарушила свое слово. Имя, которое она взяла, означало «учитель», а она и в самом деле была учителем, точно так же, как отец ее был Гестером, «содержателем гостиницы», а второе имя Миротворца было Смит, «кузнец». Когда ей задавали вопросы, она никогда не лгала, но иногда отказывалась отвечать, ибо ответы могли сказать людям много больше, чем они хотели бы знать, и натолкнуть на ненужные раздумья.

И все-таки, несмотря на то, что она всячески избегала лжи, ей казалось, что она попросту обманывает себя. Неужели она считает, что, приехав сюда в этом обличье, избегла лжи?

Однако, если присмотреться, где-то в своей основе этот обман был чистой правдой. Той девочки, которую знали как светлячка из Хатрака, давным-давно не существует. Формально говоря, она больше не принадлежит к этим людям. Назовись она малышкой Пегги, это было бы куда большей ложью, чем ее теперешнее обличье, потому что все сочли бы, что она та самая девочка, которая когда-то жила здесь, и стали обращаться с ней соответствующим образом. В этом смысле ее новое обличье отражало то, какой она стала здесь и сейчас — образованной, отчужденной старой девой, непривлекательной для мужчин.

Поэтому ее обличье не было ложью, нет, не было; это был способ сохранить тайну — тайну, какой она была и какой стала. Она не преступила своей клятвы.

Мать давно скрылась среди деревьев, отделяющих домик от гостиницы, но Пегги по-прежнему смотрела ей вслед. При желании Пегги могла увидеть ее, но не глазами, а зрением светлячка. Она могла отыскать огонек сердца матери, приблизиться к нему, заглянуть внутрь. «Мама, неужели ты не знаешь, что у тебя не может быть секретов от твоей дочки Пегги?»

Но дело в том, что теперь мама могла хранить какие угодно тайны. Пегги не станет заглядывать в ее сердце. Пегги не затем вернулась в Хатрак, чтобы вновь стать светлячком. После долгих лет учебы, за которые Пегги прочла огромное множество книг, глотая страницу за страницей (как-то раз она даже испугалась, что книги в один прекрасный момент могут закончиться и во всей Америке не хватит книг, чтобы удовлетворить ее аппетиты), — после этих лет у нее осталось только одно умение, в котором она была абсолютно уверена. В конце концов она научилась не смотреть в сердца других людей, если сама того не хочет. Ей наконец удалось обуздать дар светлячка.

О, когда возникала необходимость, она заглядывала в души окружающих людей — но редко, очень редко. Даже представ перед школьным советом и поняв, что ей придется выдержать нелегкий бой, ей понадобилось обыкновенное знание человеческой натуры, чтобы разгадать намерения и одержать победу. Что же касается будущего, которое открывалось ей в огне человеческого сердца, на него она больше не обращала внимания.

«Ваше будущее больше не зависит от меня, не зависит. А твое будущее, мама, тем более. Я достаточно вмешивалась в твою жизнь, в жизни наших соседей. Если я узнаю, что ждет Хатрак, передо мной встанет моральный долг, и мне придется действовать так, чтобы помочь вам достигнуть будущего, которое станет наиболее счастливым из всех возможных. Однако тогда я перестану быть собой. Мой завтрашний день лишится надежды, а почему так должно быть? Закрывая глаза на то, что грядет, я становлюсь одной из вас, я могу жить своей жизнью, лишь догадываясь о том, что может произойти. Я все равно не могу обещать вам счастья, но так по крайней мере я имею возможность добиться его для себя».

Оправдываясь перед собой, она все же чувствовала, как внутри поднимается вина. Отвергая свой дар, она грешила перед Богом, который наделил ее столь необычными способностями. Великий магистр Эразм [14] учил, что твой дар — это твоя судьба и ты никогда не познаешь радости, пока не пройдешь путь, который определяется заложенным внутри тебя. Но Пегги отказывалась подчиняться этой жестокой доктрине. Некогда она уже лишилась детства, и к чему это привело? Мать не любила ее, жители Хатрака боялись, зачастую ненавидели, хотя продолжали приходить к ней, снова и снова, в поисках ответов на эгоистичные, мелкие вопросы. Если какое-то непрошенное зло вторгалось в их жизни, они винили ее, но никогда не благодарили, если ей случалось уберечь их от надвигающейся беды, ибо не знали, сколько раз она спасала им жизнь, поскольку зло, разумеется, не случалось.

Вовсе не благодарности она искала. Она жаждала свободы. Хотела, чтобы ноша, давящая на плечи, стала хоть чуточку меньше. Она была слишком молода, когда приняла этот груз, и ни один человек не выказал сострадания. Их страхи перевешивали ее мечту о беззаботном детстве. Понимал ли это кто-нибудь? Догадывался ли кто, с какой радостью она скинула с себя эту ношу?

И вот Пегги-светлячок вернулась, но никто об этом не узнает. "Я вернулась не ради вас, люди Хатрака, и не затем, чтобы служить вашим детям. Я пришла, чтобы обрести одного-единственного ученика, человека, который сейчас стоит у наковальни и чье сердце пылает так ярко, что я вижу его даже во сне, даже в сновидениях. Я вернулась, научившись всему, чему может научить этот мир, чтобы помочь юноше исполнить труд, который значит куда больше, чем кто-либо из нас. Вот она, моя судьба, если есть у меня таковая.

По пути, покуда достанет сил, я буду творить добро — сейчас я буду учить Артура Стюарта, попытаюсь помочь исполниться тем мечтам, ради которых погибла его отважная мать. Одновременно я буду учить и других детей, тех, кто хочет учиться, — это я буду исполнять в часы, которые указаны в моем контракте. Я принесу в город на Хатраке поэзию, которую вы можете принять, если пожелаете.

Возможно, вам не нужна поэзия. Вам больше нужны мои знания о возможном будущем, но я осмеливаюсь предположить, что поэзия принесет куда больше добра. Ибо знание будущего сделает вас самодовольными, тогда как поэзия превратит в людей, чьи души с благородством, твердостью и мудростью встретят любой поворот событий, так что вам и не нужно будет знать, что ждет впереди, ибо каждое будущее станет возможностью проявить то величие, которое поселится в вас. Смогу ли я научить вас видеть в себе то, что некогда разглядел Грей?"

Ах! может быть, под сей могилою таится

Прах сердца нежного, умевшего любить,

И гробожитель-червь в сухой главе гнездится,

Рожденной быть в венце иль мыслями парить.