Волчья хватка - Алексеев Сергей Трофимович (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Он же лишь волосы вымарал...
В подтверждение своего открытия Ражный трижды попытался пробить его эту странную «открытую» защиту, и всякий раз кулак инока в кабаньей рукавице оказывался в нужном месте, или – легкий доворот тела, и удар улетал мимо.
Но поразительно! Отчего же дед Ерофей, сходившийся со Скифом на ристалище, ничего не сказал своему сыну о пляске? А тот в свою очередь ему, Вячеславу?!
Наверное, опыты соперника веселили старика, почудилось, он плясал и улыбался, как актер на сцене. Выходило, не он его, а инок выматывает Ражного, вводит в замешательство, заставляя искать способы и приемы противостоять столь редкому способу кулачного боя и не давая воспользоваться главным оружием – воспарить нетопырем и почувствовать энергетическую структуру противника.
Между тем Скиф в очередной раз чуть изменил ритм, старчески попихал кулаками, словно притомившийся боксер, и внезапно еще раз пробил в правый бок. Тяжелый, каменный кулак угодил в локтевой сгиб, так что удар был косвенным, опосредованным, но и этого хватило, чтобы печень словно ножом прокололо.
Он знал уязвимое место...
Боль наконец-то взорвала состояние пытливого, статичного замешательства. Вначале он ощутил прилив ярости, однако благоразумно ушел в защиту и непроизвольно сам запрыгал по-боксерски. И на какое-то мгновение, совершенно случайно попал в ритм танца инока. Попытался считать, узнать, определить, что это за балет – ничего подобного! Вроде бы знакомо, нечто среднее между гопаком, русской пляской, однако тут и испанские мотивы, и восток, и Африка, и даже Кавказ!
Тем часом Скиф что-то почуял и пошел в атаку. Дождь смыл зеленое пятно с волос, мокрая рубаха облепила его мощный торс, и сам он будто помолодел лет на полста. Серии пустых молниеносных ударов изменились по темпу, и среди каждой теперь обязательно был один сильнейший, как бы отбивающий такт неизвестной музыки.
– Та-та, та-та, та-та, та! Та, та, та-та, та!
И по этим ударам, то и дело пропуская их, как по камертону, Ражный наконец попал в ритм и сам заплясал, практически точно копируя пляску инока. А тот еще не узрел этого, увлеченный охотой за правым боком, и спохватился, когда сам получил еще раз по горлу и следом справа – по челюсти.
Остальные части тела у Скифа попросту не пробивались, и можно было стучать кулаками, как по бесчувственной груше. Он отпрянул, не прекращая танца, передернулся от внутренней судороги и снова выдохнул, выплюнул боль из себя. И будто лишь сейчас увидел пляшущего соперника, резко поменял ритм, стал злее, короче в движениях, однако Ражный, уже интуитивно угадывая рисунок танца, как песню подхватил, но пошел дальше, добавил силы и азарта. Защита инока вдруг рассеялась как дым, осыпалась пылью на мятые цветы ристалища. Он был еще опасен, ибо по-прежнему так и висел у правого бока, но теперь один за одним пропускал удары и все чаще хукал, исторгая боль.
Через полчаса такого боя, наконец-то боя на равных, инок должен был бы вымотаться, поскольку Ражный не давал ему опомниться и теперь полностью владел инициативой. Он ждал, когда старец сдернет рукавицы и бросит их под ноги противнику, тем самым признавая себя побежденным в кулачном зачине (но не в поединке!), дабы сохранить силы для братания и сечи.
Время шло, удары Ражного становились точнее, и каждый почти был вальным, но Скиф стоял на ногах и более кульбитов не делал! Устоял даже после того, как Ражный вплел в «чужой» танец свое коленце – еще раз повторил левого волчка и угодил иноку чуть ниже уха.
Вообще-то от такого попадания свалился бы всякий. Волчок был его собственным защитным изобретением, чтобы вывести уязвимое место из-под удара. И лишь впоследствии Ражный раскусил, что мгновенный сверхскоростной оборот с последующим, правда, слепым ударом (глаз не успевает отслеживать движение) может стать оружием нападения, ибо центробежная сила при этом вливается в кулак и удар получается хлесткий, как щелчок пастушьего бича. И противник практически не видит этого вращения и не ведает, откуда сейчас прилетит.
Инок же устоял!
Он был насыщен какой-то особой, неиссякаемой энергией. Такую не получишь от самой изощренной пищи. Она не дается за счет «чародейства» с землей, деревьями, водой, огнем и звездами, ибо получаемая от всего этого энергия – тонкая и относится к области чувственных, духовных. Ее даже не обрести на прави?ле: там достигается состояние, способное длиться считаные секунды, очень сходное по природе с оргазмом, и воспользоваться этим приемом можно лишь в самой критической ситуации, о чем знают все засадники.
Состояние Правила или, как это называют индийские араксы, состояние Париништы, незаменимо, когда нужно дожать, додавить соперника, когда до победы остается так мало, а силы на исходе, особенно если схватка длится вторые или третьи сутки.
И это была еще одна загадка Скифа – источник его силы и выдержки. Маленькие, пугливые люди назвали бы ее сатанинской, но увы, в человеке все только от Бога и от самого человека, и если поискать, присмотреться, заглянуть вглубь, непременно найдется природа такой силы и будет она обязательно божественной, коль скоро создан человек по образу и подобию. Иное дело, высвободить ее, научиться пользоваться дано не каждому, поскольку эта сила и есть талант.
В ненастье солнечные часы не работали, и портулак, побитый, изжеванный ногами, так и не распустился в тот день, хотя дождь порой прекращался и холодный север приятно обдувал спины. У каждого аракса, тем более у иноков, были свои внутренние часы, отбивающие время с точностью до минуты, и оба они знали, что период кулачного зачина кончился, однако никто не решался сказать об этом. Ражный, словно каменотес, стремился как можно больше отсечь от этой глыбы, чтоб потом, в братании, было полегче, и орудовал кулаками уже со вкусом, нанося выверенные, точечные удары. Случись такой бой на ринге, судья бы давно остановил поединок ввиду явного преимущества.
Скиф же молчал по той причине, что не хотел сдаваться, ибо сними он первым рукавицы, противник может посчитать себя победителем в зачине. По-прежнему танцуя по ристалищу, он то и дело менял ритмы, отчаянно защищался и показывал Ражному потрясающее умение держать удар и бросаться в атаки, на ходу выплевывая боль. Поэтому, несмотря на преимущество, все-таки продолжался бой, а не избиение старика.
Между тем в очередной перерыв дождя вдруг сильно потемнело, и внезапно на дубраву обрушился снежный заряд. В мгновение ока цветной ковер стал белым, и Ражный стал белым, словно вдруг выседел; только инок никак не изменился...
Снег унялся так же, как и начался, будто занавес подняли. И на несколько минут проглянувшее солнце наконец-то уронило тень от часового столба на ристалище.
Кулачный зачин съел чуть ли не половину времени братания!
Ражный сдернул рукавицы, поправил пояс, раздергал рубаху и уже был готов к следующему этапу, но увидел, точнее, почувствовал, что Скиф жаждет хотя бы минутной передышки. Он не спеша стянул размокшую сыромятину с рук, зачерпнул снега, умыл лицо, вроде бы благодушно воззрился на солнце, да сказал язвительно, будто боль отхаркивал:
– Неплохо пляшешь... А польку-бабочку умеешь?.. Ничего, добрый ученик, на ходу подметки режешь... Только широко не шагай, штаны порвешь.
Метнул снежок в Ражного, пригнулся, выставив руку стальным крюком, и пошел брататься...
Внимание Ражного в тот миг отвлекло какое-то движение, выхваченное краем глаза в белой дубраве.
Он встал в стойку и все-таки на миг отвел взгляд от соперника.
Из-за ближнего к ристалищу дуба с изуродованной кроной, сторожко вскинув уши, смотрел Молчун...
Спешившиеся братья Трапезниковы подошли, вежливо, с достоинством поздоровались, и Ражный по глазам их понял – хотят сказать что-то важное, но чужак мешает: Поджаров так и стриг глазами, ожидая подвоха. Пришлось отвести Максов подальше в сторону...
С тех пор как навел на них страху в Урочище, больше не видел. Сами ездить перестали, а наведаться в Зеленый Берег с пустыми руками неловко...
