Серый ангел (СИ) - Трубецкой Олег (книги TXT) 📗
— Мальчик, — ответил сержант, — три кило шестьсот грамм. Из-за вчерашних волнений мы это дело даже как следует не отметили.
— Ну, дай бог ему здоровья, — по-деревенскому просто сказал Борис.
— Дай бог, — согласился полицейский.
— Комиссар у себя? — спросил его Борис.
— У себя, — ответил сержант. — Злой как черт. Вчера нам всем фитили вставлял ни за что ни про что.
— Ну, так я пройду к нему, — сказал Борис.
— Иди, — с некоторым сомнением на лице согласился полицейский.
Когда Борис дошел до лестницы, ведущий на второй этаж, сержант его окликнул.
— Слышишь, фратер, ты это, — произнес он смущаясь, — если комиссар спросит, скажи, что документы я у тебя проверил.
— Будь спокоен, — заверил его Борис, — скажу.
И успокоенный полицейский вернулся к своему пасьянсу.
Видимо, последние два дня дались комиссару непросто. Выглядел он неважно: ввалившиеся глаза не излучали более жизнерадостного блеска, щеки утратили привычный алкоголический румянец, усы, как стебли увядших тюльпанов, опали и висели перпендикулярно полу. Судя по обвисшей одежде, за это короткое время полицмейстер сбросил в весе как минимум фунтов десять. Комиссарский мундир, как не странно, еще больше усиливал его сходство с севшим на жесткую диету хомяком. Когда Борис зашел в кабинет, комиссар занимался тем, что нервно мерил кабинет наполеоновскими шагами, будто измышляя план последней битвы.
— Рот фронт, группенфюрер, — приветствовал его Борис, — Комон са ва?
— Брось паясничать, Ласаль — мне не до шуток, — сказал комиссар.
— Мне тоже, — сказал Борис. — Хочу тебе напомнить, что в меня вчера стреляли, и, кроме того, тяжело ранили близкого мне человека.
— Кстати, как она там? — без особого энтузиазма поинтересовался комиссар.
— Спасибо, что спросил, — со злой иронией сказал Борис. — Она в порядке, если можно так сказать. Врачи в Институте просто кудесники.
— Слава богу, — сказал комиссар.
Он как будто не замечал раздраженного тона журналиста.
— А ты тогда здесь зачем? — спросил он. — Твое место там — у ее постели.
— Стараниями твоей знакомой — графини д’Аламбер я там персона нон грата, — сказал Борис. — Меня даже на порог не пустили.
— Да, вздорная бабенка, — сказал комиссар. — Она была у меня сегодня, размахивала неизвестно откуда взявшимся постановлением суда. Ты, я надеюсь, в курсе?
— Да, мне сказали, — сказал Борис. — Так что она хотела?
— Чтобы я следил за тем, чтобы ты не подходил к ее дочери.
— А ты? — спросил Борис.
— А я сказал, что это дело судебных приставов: следить за постановлением суда. У меня и так дел по горло.
— Ладно, — сказал Борис. — Я вот за чем пришел: хочу спросить, где этот Эрик и что ты с ним собираешься делать? Как идет следствие?
— Какое следствие? — с досадой поморщился комиссар. — У меня тут дело о международном терроризме, вдобавок сегодня ко мне поступило сорок восемь заявлений о пропаже детей в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. Все пропавшие ушли вчера вечером из дома и не вернулись. Заявлений, конечно, больше, но совершеннолетних я пока в расчет не беру. А ты говоришь следствие…
— Какое следствие? — опять повторил он. У вас минимум пятьдесят человек свидетелей: дело можно передавать в суд. Задержанный Эрик Оганесян находится в одиночной камере. Мне бы еще с него показания снять, и можно его отправлять с глаз долой в центральную префектуру.
— Так снимай, — сказал Борис, — или он уже затребовал адвоката.
— Если бы, — буркнул комиссар. — Не в себе он. Молчит.
— Как это: не в себе? — не понял Борис.
— А вот так: как бабахнул он из своего пистолетика, так и молчит. Глаза безумные, бормочет что-то и на вопросы не отвечает. Судя по всему, состояние аффекта.
Посмотрев на онемевшего от возмущения Бориса, комиссар поспешил его успокоить.
— Да нет же, Борис! Я его не оправдываю, но с его головой действительно что-то не то. Можешь сам убедиться.
Комиссар взял из ящика стола связку ключей.
— Идем. Только давай договоримся: не устраивать истерик и не пытаться его душить. Хорошо? Ну, пошли. Прошу вас, граф, в казематы.
Казематы находились в подвале и оказались вполне уютными помещениями: никаких мокриц и плесени по углам. И здесь было ощутимо прохладней, чем в помещениях наверху. В общем, не казематы, а голубая мечта Монте-Кристо.
В человеке, который сидел в одиночной камере, с трудом можно было узнать того наглого самоуверенного типа, которого Борис видел вчера в баре. Блестящая черная шевелюра потускнела, цвет лица принял землистый оттенок, блуждающий взгляд был лишен какой-либо осмысленности. Эрик сидел на полу камеры, забившись в отдаленный угол. Судорожно вцепившись руками в волосы и раскачиваясь из стороны в сторону, он бормотал себе под нос что-то неразборчивое. На комиссара с Борисом он даже не взглянул.
— Видишь? — комиссар повернулся к Борису. — Вот так со вчерашнего вечера.
— Господин Оганесян, — обратился он к заключенному, — у вас есть какие-либо претензии к условиям вашего содержания под стражей?
Эрик не обратил на него ровно никакого внимания, как будто комиссар обращался не к нему, а к воздуху в камере.
— Может, он просто симулирует? — выдвинул предположение Борис. — Понял, что натворил и испугался. Теперь изображает сумасшедшего, надеясь избежать ответственности.
— Не-а, — авторитетно сказал комиссар, — он не симулирует. Я на таких симулянтов среди зэка знаешь, сколько насмотрелся. У меня опыта побольше, чем у иного психиатра.
— Ну, это мы сейчас проверим, — сказал Борис.
— Ну, ты, придурок ублюдочный, — обратился он к Эрику.
Комиссар предостерегающе поднял руку.
— Ладно-ладно, — успокаивающе сказал Борис. — Ничего я ему не сделаю.
— Посмотри на меня, — Борис опять обратился к Эрику. — Ты меня помнишь?
Эрик никак не отреагировал на обращенный к нему вопрос, все так же продолжая раскачиваться из стороны в сторону. Борис посмотрел на комиссара. Тот лишь пожал плечами, всем видом демонстрируя: я же тебе говорил.
Борис присел на корточки перед Эриком.
— А Нику? Нику ты помнишь? — настойчиво спросил его Борис. — Ты ведь, подлец, вчера ее чуть не убил.
Услышав имя Ники, Эрик перестал раскачиваться и медленно повернул голову. Борис посмотрел ему в лицо и увидел совершенно пустые глаза. На мгновение в них мелькнул блеск мысли, но через секунду взгляд его остекленел и стал таким же безжизненным, как и прежде.
— Бесполезно, — подал голос комиссар. — По-моему, парень просто спятил. Временно или нет, но он точно рехнулся.
— Отправь его в Институт: там ему живо мозги вправят, — посоветовал Борис.
— Нет уж, — сказал комиссар. — Пусть сидит здесь, тогда я буду уверен, что он никуда не пропадет. Идем.
Комиссар запер камеру, и они поднялись наверх. И Борис, и комиссар находились в самом скверном расположении духа. Борис взглянул на комиссара. С лица полицейского не сходило выражение озабоченности и недоумения. Внезапно в голову Бориса пришла одна мысль.
— Сколько человек у тебя пропало? — спросил он.
— Сорок восемь заявлений от родителей тех детей, кто побывал в Институте, — сказал комиссар. — Эти же родители потом стали утверждать, что их детей им подменили.
— Искали? — спросил Борис.
— Как могли, — сказал комиссар. — Подчиненных у меня раз-два и обчелся. Ездили к катакомбам, но никого там не нашли. Если не найдем их до завтра, будем просить помощи у военных.
— Думаешь, Негро и “Неукротимые” имеют к этому отношение?
— Я уже сам не знаю, что думать, — признался комиссар. — Все как с ума сошли. Уж не знаю: жара тому причина или что-то еще. Но город как паровоз под парами — еще немного, и все мы тронемся.
— Попробуй поискать их в парке, — предложил комиссару Борис.
— Где? — не понял тот.
— В старом городском парке, — сказал Борис.
— Почему ты решил, что они могут быть там? — комиссар с подозрением у ставился на Бориса.
