Круг - Козаев Азамат (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Так просто? Скоро подойдет?
– Что-нибудь видел?
Никогда не была десятником, что нужно говорить в таких случаях? Неужели воевода Пыряй тоже когда-то стоял столбом и не знал, что сказать? С трудом верится, однако умные люди говорят, будто все когда-то были детьми. Змеелов даже звука не издал, промолчал, ровно услышал несусветную глупость.
Горбуна увидели сразу, едва тот вышел на открытое. Крюк щелкнул пальцами и показал в сторону деревни. Верна замерла. Да, к лесу, не торопясь, шел человек и, если бы соседи спросили, куда отправился на ночь глядя, сотню раз отбрехался.
– Доброго здоровья Залому и его людям, – низко поклонился. – Который из вас старший?
– Я. – Верна выступила вперед. Голос предательски дрогнул.
– Пойдемте. Тут недолго, за полночь будем на месте.
– Ты без лошади?
– Две долины, два холма, это все моя страна!
– К чему эта таинственность?
– Боятся. – Селянин махнул в сторону деревни. – Уже и данью обложили, соседушки, чтоб им пусто было! Корми их, пои. Крепость построят, вовсе житья не станет. Одно дело свои на шее сидят, а эти мне кто?
– А ты не из пугливых, – усмехнулась Верна. – За словом в мешок не лезешь.
– Я такой. – Проводник развел руками. – Спина горбатая, да язык прямой.
– Веди.
Тихим шагом вокруг деревни тронули в путь. Горбатый горбатому рознь, один еле ноги передвигает – калечный да увечный, ох тяжел мешок заплечный, – этому все нипочем. Топает вперед и шагу не сбавляет.
– Сколько их?
– Сто двадцать.
Не многовато на десятерых? А впрочем, это даже хорошо. На мгновение повела себя как обыкновенная баба, которой есть ради чего жить. Очень хорошо, что так складывается.
– И все вои?
– Ну-у… при оружии, а бойцы или зодчие – судить не возьмусь. Тише! Подходим. Долка в холм упирается, видишь, огонь горит?
– Ага. Возвращайся, дальше сами.
– Отчаянные вы. – Горбун, должно быть, уважительно покачал головой, только наверняка Верна сказать не могла – темно. – Не по себе мне что-то. Ровно знобит.
– Сказала бы я, отчего знобит, – буркнула еле слышно, поглядывая на девятерых. – Только, боюсь, лучше не станет.
– Что?
– Да так, ничего. Живы останемся – услышишь.
Горбун повернул восвояси. Верна с надеждой поглядывала на соратников, не напороться бы на дозор. Как будто тихо кругом. Девятеро молчат.
– Лошадей оставим. – Что делать дальше, Верна не знала, но это могла сказать определенно. – Почуют друг друга, прощай скрытность. Наверное, и собаки у коффов есть.
Табунок оставили в низинке и, неслышные, невидимые, вышли к подножию холма.
– Темно, обмануться боюсь, – шепнула направо Белоперу. – Шагов двести будет?
– Два перестрела, – холодно бросил тот. – Три собаки. Стоим на ветру. Не почуют.
Верна сглотнула.
– Пошли.
Сама себе показалась шумной коровищей, лишь колокольца на шею не хватало. Девятеро ползли так, что даже трава не звенела, ровно по воздуху стелились. Крепость заложили на вершине холма, высота властвует над всей местностью. Показалось, будто вечность прошла, разволновалась. И вдруг девятеро встали, как один. Верна замерла и огляделась в обе стороны.
– Что такое?
– Подошли.
– Ничего не вижу, огонек больно скуден! Что впереди?
– Стены нет, – прошептал Балестр. – Только закладывают. Входи, где хочешь. Спят в шатрах. Лошади и повозки с той стороны холма.
Что делать? Что предпринять? Как поступил бы воевода Пыряй? А Безрод?.. Вырезал заставу по одному? Сто двадцать человек?.. Ох, тяжела ты, воинская премудрость! Куда легче идти за чьей-нибудь широкой спиной и не забивать голову тяжелыми мыслями. Девятеро молчали, будто воды в рот набрали. Ни подскажут, ни укажут.
– Вперед. Постучимся, попросим водички.
Ушла первой – меч наголо. Парни следом. Дура, сразу бы догадаться, но откуда? Дура и дура…
Перейдя воображаемую черту стены, шепнула в обе стороны Серому Медведю и Балестру:
– Свистите что есть мочи.
Только плечами пожали. Думала, небеса прохудились и воздух, будто из дырявого меха, устремился вниз. Хоть уши зажимай. Повыскакивали кто в чем: в исподних, в штанах, у кого факел, у кого меч, вопят, орут, едва с ног не падают, спотыкаются. Кто-то догадливый запалил шатер – вот еще, возиться с костром! Хоть поглядеть, кто нападает и сколько их. Верну колотило так, что горло мигом пересохло. А потом началось…
Коффы думать забыли про луки, это Верна поняла почти сразу. Еще бы! Наглецов мало изрубить на куски за тот переполох, что подняли среди ночи. Изрубить и скормить собакам! А если праведным гневом приложится каждый из ста двадцати, даже памяти о сумасшедшем нападении не останется. Коффы, точно приливная волна, хлынули на десяток, при том, что никто не мешал им вооружиться, а шатры вокруг горели за милую душу, и светло сделалось почти как днем.
– Раз-два, раз-два… – считала про себя Верна. – Раз-два, раз-два…
Если бы вместо коффов нахлынула отара глупых овец, и считала бы те же «раз-два, раз-два». Щиты парни не жаловали, зато в каждой руке сверкало по клинку… впрочем, сверкать в огне пожарищ мечи и сабли перестали почти сразу же – кровищей заляпало. Так траву выкашивают под корень, и только шелест отлетает к небу, девятеро лишь переходили с места на место – из-за трупов под ногами коффы не могли подобраться на удар и беспомощно топтались поодаль. Верна впала в отупение, зарубила одного-двоих и растерянно таращилась по сторонам. Глядела куда-то поверх голов и чувствовала – душа не на месте. Спокойно и деловито, споро и без суеты парни резали коффов, словно мясник туши. Вот шкуру снимает, вот сухожилие отделяет, голяшки рубит, лопатку обваливает. Клинки мелькают так, что не углядишь, и будто кто-то потусторонний ведет страшный счет «один, два, три четыре…», и с каждым счетом наземь падает человек, бряцает оружие или доспех… а потом сверху ложится следующий.
– Садовник обрезает яблоню! – прошептала Верна. Серый Медведь очень напоминал основательного садовника, только вместо источенных короедом, иссохших ветвей под его страшными мечами падали коффы.
Раз-два…
Не сразу поняла, что отличает бой от бойни, а когда уразумела, едва не отпустила сознание – девятеро не кричат, не хрипят, не ругаются; больше разу клинки не звенят, по большинству обходится вообще без этого; достают сразу, быстро, точно, на первый взгляд без спешки. По-другому было на корабле, когда дружина Круглока схлестнулась с оттнирами, – там разменивали себя на врага, все было привычно и никого не жалко. Или ты, или тебя. Из боя вышла чистая, словно после праведной работы. Тут же… Балестр просто два раза сунул клинки в четверых, те и упали. Крюк разрубил врагов справа и слева, мечи коффов сделались ровно бесполезные деревяшки – что есть, что нет. Маграб непостижимым образом, стоя на месте, сочился меж клинков и рубил, рубил, рубил, не встречая противодействия, и так все девятеро…
– Мне плохо, мама! – шепнула потрясенная Верна. – Мне плохо, мама!..
Всю затрясло. Чувствовала себя так, будто нутро переполнилось, как выгребная яма, и самое время копать новую. Отчего-то поднялся внутренний жар, перед глазами поплыло, слух забило криками, стоном и лязгом. Не сразу заметила, что толпа коффов истаяла, последний десяток улепетывал в темноту во весь дух. Оглянулась и села. Ноги отказались держать. Не сразу поняла, что сидит в кровавой жиже, в горлышке «подковы», вокруг стоят невозмутимые соратники и внимательно оглядывают окрестность. Как в том сне, стоят спинами, лиц не видно. И закружилось, и повело…
Как долго рубились? Последние шатры догорали, когда раздалось конское ржание и лай собак вдалеке, а что полыхать сухим, промасленным шкурам? Не упомнила, как очутилась в самом подножии холма, как взбиралась на Губчика, почти все ускользнуло из памяти, кроме зрелища горящих шатров, круговерти мечей перед глазами и безумного взгляда коффа, что лежал в шаге, только руку протяни. Ужас непередаваемо исказил правильные черты, смоляной чуб упал на глаза, и Верна, сама не поняла отчего, поправила непорядок, заложила вихор за холодеющее ухо.
