Призраки кургана - Чекалов Денис Александрович (книги серии онлайн txt) 📗
За его хвост крепко уцепился древний старик, силы которого окончательно иссякли. Тело его почти висело, но сухие загорелые ноги, уже не служа опорой, все же скребли по земле. Создавалась иллюзия, что он как то и необходимо, выполняет главное требование для паломников — пройти путь пешком.
Я спрыгнул с седла, идя рядом по рыхлой осыпающейся кромке измельченного временем камня, сперва испуганные старческие глаза, видя мое спокойствие, наполнились облегчением и благодарностью. Вдруг позади раздался громкий, кипящий злобой голос:
— Куда ты плетешься, скелет, тебе пора забыть о мире людей, думая о встрече с червями, а ты все еще желаешь просить о чем-то! Но даже если не помрешь по пути, с тобой прорицатель не заговорит — ты не шел пешком, волочился на лошади, а это не считается. Это все одно, что ехать в седле!
Торжествующая, беспричинная, нелепая ненависть клокотала во впалой груди почти такого же изможденного, но гораздо более молодого мужчины.
Старик не ответил — в жизни многих, переступивших порог старости, наступает пора, когда насмешки, пренебрежительные, унижающие, уничтожающие человека замечания сыплются со всех сторон и, в конце концов, он не то что перестает замечать их, но горькие слезы уже не наворачиваются на глаза, и сердце не обливается кровью обиды.
К ним привыкают, иные и правда перестают видеть в себе человека, другие пытаются отгородиться по мере сил коконом, постоянно пробиваемом острием злобы.
Мне эти молодые ненавистники были не только омерзительны, но внушали чувство искреннего удивления, отчего они вдруг решили, что старики — некая нечеловеческая особь, к которой они не могут иметь никакого отношения? Неужто ужас перед смертью настолько силен, что слабые натуры пытаются таким образом поставить преграду между собой и ею, жалкую, эфемерную завесу, которая все равно когда-нибудь неизбежно распахнется. И тогда они поймут, что стали такими же изгоями, которых так недавно безжалостно травили.
Я остановился, придерживая поводья.
— Не лучше бы тебе помолчать? Что же до червей, то они частенько заводятся в длинных языках.
Парень невольно провел кончиком языка по губам, как будто проверяя, не торчат ли из него крохотные головки.
Тут же заметив мой насмешливый взгляд и осознав, насколько глупо выглядит, залился багровым румянцем и шагнул вперед, как будто собираясь сразиться со мной на краю обрыва.
Хоть было это абсолютно невозможно, поскольку решившиеся на это безумцы после первого же столкновения оказались бы в пропасти. Я выдвинул слегка меч из ножен, показывая, что буду биться без правил и с безоружным. За время короткой перепалки нас нагнали другие путники и дружно накинулись на обоих, крича, что мы можем, если желаем, прыгнуть вниз, но не задерживать их на пути к цели.
Я предложил старику взяться за стремя или седло, так было ему удобнее, но он уже отпустил даже хвост лошади, устрашенный словами молодого мужика.
Сняв притороченный к седлу толстый посох, я отдал ему взамен кривой палки, выломанной из какого-то кустарника на пути к горе. Он принял дар с благодарностью, тяжело опираясь на удобную широкую рукоять.
Снежана, придержавшая лошадь, наблюдая за стычкой, вновь направила ее вперед. Мы ехали молча, пока не остановились на небольшой площадке, пропуская идущих. Ведунья, усмехаясь по своему обыкновению уголком рта, заметила:
— Я вижу, ты не можешь ехать верхом, сердце рыцаря протестует, когда слабые остаются позади, забрызганные грязью из-под копыт.
Я с несправедливым раздражением ответил:
— Да и на твоем лице я не замечаю особых признаков радости, несмотря на то, что сидишь в седле. Ты одурманила этих одров, но тропа становится все уже, как бы они не превратились в птиц, да и мы вместе с ними, только без крыльев, что весьма огорчительно при такой высоте.
Девушка негромко засмеялась, и я мгновенно опомнился, заговорив уже серьезно.
— Ты права, я с удовольствием бы избавился от лошадей, несмотря на то, что никто бы ими не воспользовался, даже иди мы пешком. Однако, дорога действительно становится все круче, и скоро их копыта не смогут цепляться за камни. Пока еще возможно, они должны спуститься.
Проблема решилась неожиданно быстро.
На тропе сталкивались два людских потока — идущие вверх, полные надежды, и другие, уже достигшие заветной цели, возвращающиеся назад, в чьи лица паломники вглядывались с трепетным вниманием.
При виде мрачного, нахмуренного чела сердца их обрывались, светлое же лицо возрождало упования на великую силу колдуна. Перед особо узкими участками пути, когда разминуться было почти невозможно, спускавшиеся останавливались, пропуская идущих к вершине и проходили, выбрав момент, когда тропа становилась свободной.
Неизвестно, как сложился этот обычай, но он неукоснительно соблюдался.
Выбрав из остановившейся группы двух смышленых на вид юношей, я поманил их пальцем на нашу сторону. Когда они подошли, по явному сходству стало видно что это братья, лица обоих одинаково сияли, очевидно, предсказатель сообщил им нечто весьма приятное.
Когда я, получив согласный кивок Снежаны, сказал, что дарю им лошадей, рты их одинаково раскрылись в изумлении, а потом парни переглянулись торжествующе — очевидно, они уверились, что начинает сбываться таинственное предсказание колдуна. Оставив так и не проронивших слова братьев на площадке, мы влились в поток паломников.
Карие, чуть раскосые глаза молодого печенега вновь смотрели в лицо наставника, выражая взглядом бесконечное преклонение и преданность.
Мальчишка желал стать магом, не имея к этому никаких способностей. Но Горкан поощрял его и несколько таких же ребят, учил элементарным навыкам ремесла, заботливо создавая свой маленький отряд абсолютно бескорыстных, готовых отдать за него жизнь, людей. И вот пришло время, когда один из них пригодился.
Отдавая ему кожаную сумку с чашей, Горкан сказал, что поручает ему дело великой важности. Хан Исмаил передает на хранение в Кеграмский форт драгоценную чашу, о чем никто не должен знать.
Лицо парня преисполнилось фанатической гордостью в связи с оказанным доверием. Горкан понял, что тот скорее умрет, чем не выполнит поручения.
Впрочем, умереть ему придется в любом случае. Маг нарисовал на его груди особый знак, который тот должен показать коменданту крепости в подтверждение достоверности своих слов. В действительности это был тайный знак орков, предписывающий умертвить того, кто будет им отмечен, чтобы тайна, которую тот знает, умерла вместе с ним.
Мальчишка исчез из лагеря, никем не замеченный. Горкан вздохнул спокойно — теперь чаша в безопасности. Кеграмский форт хорошо защищен от демонов, Елистаре нет туда доступа.
В конце концов, она забудет о чаше, найдя иную возможность создать миньона. Но главная мысль, что грела его сердце, была о скорой и теперь неизбежной смерти отца.
Чаша убьет его рано или поздно, когда сын не будет знать об этом, а потому и не понесет страшной ответственности за смерть отца.
Пока хан и его свита, подобно глупым детям, забавлялись, наблюдая работу золотых дел мастера, печенеги пировали, торжествуя победу.
Горкан, небрежно и незаметно переходя от шатра к шатру, дошел до глубокой зловонной ямы, куда был брошен княжеский воевода Руфус Огнемеч, отделенный от остальных пленников.
Днем маг слышал шум веселья, доносившийся отсюда — победители наблюдали за бесплодными попытками Руфуса выбраться, цепляясь руками и скованными ногами за осыпающуюся глину.
Стремление к свободе было столь велико, что он не обращал внимания на бессмысленность усилий — ведь только покажись воевода на краю ямы, как немедленно был бы сброшен вниз.
Со временем развлечение надоело, пленнику связали руки за спиной и разошлись по своим делам. Выбраться из ямы собственными силами было невозможно, что показал длительный опыт.
Не трудясь оглянуться, не видит ли кто, ибо не было ничего странного в желании главного жреца взглянуть на пленника, Горкан остановился на краю. Немедленно сидящий на земле мужчина поднялся, глядя снизу вверх злыми серыми глазами.
