Волнолом (СИ) - Прягин Владимир (читаемые книги читать .TXT) 📗
- Да, Ваше Величество. Вы колебались. Решение могло быть и таким, и таким. В моем мире вы предпочли машины. В этом - светопись.
Король кивнул, принимая формулировку. Отошел к столу, задумчиво поворошил бумаги. Потом опять повернулся к Генриху:
- Вам, как светописцу, здешний вариант, очевидно, нравится больше? Давайте на минуту представим, что я вам верю. Что вы действительно гость из другого мира. Какие вы увидели у нас преимущества?
- Одной фразой тут не ответишь, - сказал Генрих дипломатично.
- Ну так не ограничивайтесь одной! - неожиданно рассердился монарх. - Отвечайте подробно и внятно, как на экзамене!
- Как вам будет угодно, Ваше Величество, - Генрих тоже почувствовал раздражение. - В вашем мире, как я заметил, очень чтут историю светописи. Улицы и площади называют именами героев прошлого. Подвиги этих самых героев изображаются на стенах в виде панно. Проводятся, как я слышал, масштабные исторические реконструкции...
- В ваших словах я слышу сарказм. Вам все это не по нраву?
- Отчего же? Память о прошлом - это прекрасно и очень важно. Но кроме нее должны быть мысли о будущем. И реальные дела в настоящем.
- Реальные дела, верно. Разве у нас их нет?
- Для меня светопись - это увеличение возможностей человека. Личное движение к совершенству. Но в этом смысле ваш мир ничем не лучше того, технического. Титанов-светописцев я тут пока не встречал. Различия - разве что бытовые. Вместо телефонов - световые подложки. Но в этом ли смысл стеклянного века?
Сообразив, что обличительные сентенции - не самый удачный ход в его положении, Генрих мысленно дал себе по губам и закруглил по возможности аккуратно:
- Впрочем, я сужу, конечно, очень поверхностно. Слишком мало успел увидеть. Мне в эти дни было не до систематических наблюдений. Так что вряд ли мои слова имеют строгую научную ценность.
- Рад, что вы это понимаете, герр фон Рау, - процедил король Альбрехт. - Ваше личное мнение я услышал. Но меня больше интересуют объективные исторические оценки. Голос нации, так сказать.
- Боюсь, не уловил вашу мысль.
- Вы утверждаете, что в том мире я предпочел машины. Как народ на это отреагировал?
- Простите, Ваше Величество, но я сомневаюсь, что смогу донести до вас народные чаяния. Мой круг общения слишком узок. Все последние годы я вращался в академической, интеллигентской среде...
- Пусть так. Какие в этой среде царят настроения?
- До того, как начались катаклизмы, о вас отзывались исключительно с положительной стороны. Во всяком случае, в нашей университетской 'беседке'.
Король вгляделся в его лицо, подозревая подвох, но Генрих стоял с безмятежно-честной физиономией. Отец 'перекройки' удовлетворенно кивнул:
- Пожалуй, я услышал достаточно. Больше вас не задерживаю.
Когда Генрих вышел из кабинета в приемную, генерал, отложив световой планшет, поднялся из кресла, но не стал ни о чем расспрашивать в присутствии посторонних. Заговорил лишь после того, как локомобиль выехал за ворота:
- Как прошло? Вы, надеюсь, не слишком разозлили Его Величество?
- Могло быть хуже, - ответил Генрих. - В какой-то момент я действительно сболтнул лишнего.
- На какую тему?
- Король пожелал узнать, что я думаю о достижениях здешнего стеклянного века.
- И что же вы о них думаете? Мне тоже любопытно.
- Что светопись в вашем мире - не столько фактор прогресса, сколько историческая реликвия, вокруг которой устраивают ритуальные пляски.
- Вы так ему и сказали?
- В других выражениях, но по смыслу - примерно так.
Генерал даже не стал комментировать, только покачал головой.
- Зато, - похвастался Генрих, - в конце я его порадовал. Сказал, что в том мире хвалили его реформы.
- А их и правда хвалили?
- Да, еще как. Только я не стал уточнять, что 'беседка', где это происходило, контролируется Департаментом охраны короны. Хотя дело, пожалуй, не только в этом. Вы замечали, Теодор, что многие люди обладают очень ценной способностью? Они не только говорят, но и мыслят в унисон с государством. Это не притворство, в том-то и фокус - они совершенно искренни в своих убеждениях. Просто их искренность удивительных образом совпадает с текущей политической линией...
- Заткнитесь, Генрих, - попросил генерал. - Или у вас речевой понос от волнения?
- Скорее, от радости. Меня, вопреки вашим предсказаниям, никто не приказал расстрелять. Можно сказать, отпустили с миром. Слушайте, Теодор, а давайте я поеду домой? Я ведь все уже рассказал.
- Не прикидывайтесь дурачком, Генрих. Сейчас мы приедем в контору, и вы повторите все с самого начала. Со всеми упущенными подробностями, четко и без сумбура. Потом мои люди изучат ваш новый световой профиль. Вы продемонстрируете открывшиеся таланты. В общем, как я и предупреждал, до конца расследования вы будете дневать и ночевать в департаменте. И так уже наворотили достаточно.
Ознакомившись с перспективами, Генрих подумал - может, сбежать? Сейчас это, правда, будет проблематично. В экипаже, кроме генерала и Генриха, сидят еще двое боевиков из конторы. Чуть дернешься - сразу скрутят. Да и не прыгать же на ходу из локомобиля? Надо дождаться, пока тот остановится, и тогда уже задать стрекача. Так ведь, опять же, догонят - ребята шустрые. Или просто выстрелят в спину...
Глава департамента между тем снова достал световой планшет и углубился в чтение докладов.
- Кстати, - припомнил Генрих. - Вы вчера спрашивали про аптекаря и механика. Уже нашли их? Поговорили?
Генерал поколебался, но все же решил ответить:
- Механика нашли быстро, хоть вы и не знали имя. В таксомоторном парке был только один работник из Дюррфельда.
- И что он смог сообщить?
- Ничего. Он умер. Сердечный приступ, несколько дней назад.
- Угу, - сказал Генрих. - Приступ. Ну да...
Он сосредоточенно размышлял. Теперь уже нет сомнений - все, кого Сельма убивала в том мире, умирают и в этом. Механик, профессор, потом хронист...
- С аптекарем - то же самое? Мертв?
- Нет, - сказал генерал. - Аптекарь не мертв. По той элементарной причине, что никогда не существовал.
- В каком смысле?
- Наш сотрудник побывал в Дюррфельде. Травница, о которой вы рассказали, действительно там жила. Но никакого сына у нее не было. Как и детей вообще.
- Погодите, - Генрих поскреб в затылке. - Что-то не сходится. Мы знаем, что и в старом мире, и в новом Роберт посещал те края. Это не подлежит сомнению - я ведь заглядывал в его память. Да, в новом варианте истории он забыл свою пассию из деревни, но сам факт поездки остался. Не понимаю.
- Ну, мало ли, - пожал плечами начальник 'тройки'. - Может, в новом, как вы выражаетесь, варианте они там... гм... развлекались, но детей не зачали. Или, скажем...
Закончить он не успел. Мостовая вздыбилась, как живая, локомобиль вильнул, подпрыгнул на бордюре и с хрустом вмялся в фонарный столб.
ГЛАВА 13
Генриха швырнуло с заднего сиденья на конвоира-боевика, который расположился напротив. Тот охнул тихо и жалобно, приняв на себя удар двухсотфунтовой профессорской туши. К счастью, они не столкнулись лбами и остались в сознании.
Мелькнула мысль - хорошо, что локомобиль не может ехать быстрее, чем галопирующая лошадь. Страшно представить, чем закончилась бы авария, если бы он летел, как курьерский поезд.
Ругаясь (кто про себя, кто вслух), пассажиры выползали наружу. Шоферу повезло меньше - при столкновении он кувыркнулся вперед и теперь лежал, распластавшись на тротуаре и не подавая признаков жизни.
Столб покосился, переднюю часть машины изуродовало ударом. Мостовую же впереди будто вспахали плугом - наискосок, от одного бордюра к другому.
- Здравствуйте, господа.
Сельма в коротком черном пальто шла, аккуратно переступая через вывороченные камни. Но Генрих смотрел сейчас не столько на ведьму, сколько на ее спутника. Впрочем, он даже не поручился бы, что этот 'спутник' - нечто одушевленное. Объемная чернильная клякса в рост человека имела руки, ноги и голову, но черты лица расплывались, жирно мерцая.
