Цветок камалейника - Громыко Ольга Николаевна (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
— Господин йер! Что же это вы наделали, а?! — Судя по виду и тону тетки, от немедленной расправы Фимия спасала только его мантия.
— В чем дело, Иггрово чадо? — высокомерно осведомился йер, но женщина так кипела от ярости, что номер не прошел.
— А вот пошли — покажу!!!
Отказаться было неудобно. Точнее, невозможно. Толпа уже готова была разделиться: одна половина побежала бы жаловаться Цвирту, другая — караулить чем-то прогневившего ее йера.
Приливная волна народного гнева пронесла Фимия через полгорода и выплеснула на скалу забора.
Огород был прекрасен, как весенний луг.
По крайней мере, цвел он даже пышнее.
Цвели, не дожидаясь середины лета, подсолнухи. Стена из цветущих бобов вымахала выше пояса, фасоль ненамного отставала. Цвели огуречные плети, унизанные гроздьями желтых пахучих колокольцев. Погребенный под ними лук отстреливался высокими цветоносами с лиловыми шариками соцветий. Цвело увитое горохом пугало. Цвела картошка — не обычной реденькой россыпью, а на манер яблоневого сада. Капуста и репа отличались только цветом лепестков, в остальном смахивая на жилистую лебеду. Лебеда, кстати, тоже была и тоже цвела.
И все — сплошным пустоцветом, выгонкой. Поле годилось только под перепашку, причем вначале пришлось бы рубить серпом стебли, а потом корчевать глубоко ушедшие в землю корни.
Тетка причитала, как по покойнику. Льяля с отстраненным видом нюхала укропный зонтик. Прочие родственники и примкнувшие пялились на йера, как стая моли на меховую шапку.
— Но… я…. — хрипло выдавил Фимий, а чьи-то проворные руки уже тянули с него браслет, явно не собираясь этим ограничиваться…
Глава 17
Населяющий горы народ дик, грязен и волосат. Мужчины там носят косы и готовят еду, а женщины строптивы и почитают себя чуть ли не равными им. Они разводят овец и коз, к коим питают великую приязнь, до непотребства доходящую, а также сеют ячмень, из которого пекут лепешки и делают хмельное пойло. Все горцы на одно лицо и так тупы, что не боятся смерти, с радостью предаваясь всяким опасным забавам, отчего во множестве гибнут во цвете лет.
Когда парни, покачиваясь и придерживаясь друг за друга, выползли из едальни, вокруг лампы над ее входом уже вились ночные мотыльки.
— С-с-слушай, откуда ты такой ерунды набрался?! «Нарочно из Ориты приехали, с-с-сам Глашатай в дорогу напутствовал, по пути семерик морунов ногами затоптали!» — Джай икнул и покрепче впился горцу в плечо. Его развезло на порядок сильнее.
— Э-э-э, ты просто в горских ноченицах не участвовал. Это когда мальчишки собираются в кружок у костра и по очереди байки травят. Если ничего не вспомнишь или повторишься, от каждого из приятелей — щелбан. Бывало, до утра сидели, и никого пощелкать не удавалось!
— А обет безбрачия зачем приплел?! Там та-а-акие девчонки на нас таращились!
— Обычные шлюхи, — поморщился ЭрТар. — Причем потасканные.
— А ты гордый, да? Гордый? Прям как… горец?
— Нет, просто брезгливый.
— А как же козы?
— С козами спят козлы, — внушительно сказал ЭрТар. — Как и со шлюхами.
— Ты как меня назвал, «сар-рока»?! — попытался возмущенно отстраниться обережник, но тут же рухнул на четвереньки.
— Никак. Ты же спишь только с приличными девушками. — Охотник наклонился и, ухватив белобрысого за шиворот, с большим усилием вздернул на ноги.
— Это точно! — с пьяной покладистостью согласился Джай, снова обнимая горца за шею. — Мы молодцы! Давай песенку споем, а?
— Попозже. — ЭрТар посвистел кошаку, но тому было не до хозяина: напротив Тишша сидел обычный дворовый кот — рыжий, тощий, с донельзя бандитской мордой, которая едва достигала корлиссьего брюха. Соперники усиленно пялились друг на друга и выли, раздраженно подергивая хвостами.
— Пошли, кис! — окликнул горец, хлопнув ладонью по бедру.
Тишш напоследок шикнул на соперника, поднялся и потрусил к горцу. Рыжий выгнул спину и торжествующе подточил когти о мостовую, мявкнув что-то уничижительное. Корлиссья морда скривилась, словно в нее брызнули водой, но послушный кошак даже не обернулся.
ЭрТар, почувствовав себя предателем, подобрал с земли гнилую картофелину и запустил ею в наглую тварь. Джай опять начал красиво падать, горец еле успел его подхватить. Котяра метнулся к углу дома, вскарабкался по перекрестью бревен до самой крыши, залег в водостоке и завыл уже на парня.
— А к-куда мы идем?
— Спать.
— А почему мы тут не остались? Я уже почти заснул…
— Потому что под столом в едальне спать нельзя, — терпеливо объяснил ЭрТар, направляя белобрысого в нужную сторону. В горах считали, что пьяных надо жалеть и опекать — ведь никогда не знаешь, кто уквасится до синих козочек завтра. Пьяных драк среди горцев почти не случалось [40]; впрочем, им более чем хватало трезвых.
— О! А где тогда можно?
— В лесу.
— Не, в лес я не хочу! — возмутился Джай, пытаясь развернуться, но горец так ловко «придержал» его за плечи, что обережник сделал круг на месте. — Там деревья!
— Ну и что?
— Они, это… — Белобрысый неопределенно помахал рукой. — Шумят!
— А мы их попросим, чтобы не шумели, э? — Разговор уходил во все большее дикоцветье, но поскольку парни продолжали шагать в нужном направлении, ЭрТар покорно его поддерживал.
— И иголки с них с-с-сы… сыплются!
— Найдем без иголок. — А вот бесплатный ночлег найти куда сложнее. К тому же шестое чувство подсказывало многоопытному охотнику, что оставаться в Иггросельце на ночь не стоит. Уж больно неприятно глядел на них Цвирт, да и пропавший Фимий вряд ли парням за сквашем побежал…
Белобрысый угомонился. Ночной сквозняк постепенно выдувал хмель, а запах из сточных канав действовал не хуже нашатыря. На подходе к воротам Джай уже почти не шатался и даже сумел более-менее связно потолковать с обережниками (правда, почему-то упрашивая впустить его в город, а не выпустить; но те тоже были неестественно веселы и оговорки не заметили).
Стоило отойти от ворот на несколько шагов, как стало намного холоднее и ветренее. Шелест травы напоминал прибой: волна выше, волна мельче, но непрестанно. Лунный свет стекал с горбины луга, собираясь в лужицы на дороге. С валуна у дороги вспорхнула какая-то мелкая тварь, не то птица, не то летучая мышь, молча умчавшаяся в поля. Кошак едва удостоил ее взглядом — он и так топал враскорячку, чтобы туго набитое брюхо помещалось между лапами.
До леса оставалось не больше выстрела, когда ЭрТар, хмурившийся все сильнее, наконец решил поделиться с Джаем своими подозрениями:
— Кажется, за нами кто-то идет.
Будь обережник чуточку трезвее, он шепотом уточнил бы, с чего горец это взял, а не обернулся с громким: «Где?!»
С другой стороны, тогда у застигнутых врасплох преследователей было бы время прицелиться точнее.
Стрелка вжикнула возле Джаева бока. Метили низко, под ребра, а значит, отравленной. Без предупреждения, чего обережь себе никогда не позволяла. Иногда, правда, сначала стреляла, а потом сообщала, что это и был предупредительный, но с матюками кидаться врассыпную и залегать меж кочек она бы точно не стала, это привилегия разбойничьих шаек.
Джай с возгласом негодования пальнул в ответ — раз, другой, прежде чем ЭрТару удалось уволочь его под прикрытие валуна. В который тут же тюкнулась еще одна стрелка.
— Ты что, сдурел?
— А чего?! Щас я им…
— Щас они тебе! — Горец без церемоний треснул его по макушке, отваживая высовывать ее из укрытия.
Наступило временное затишье. Стороны оценивали свое положение и шансы. ЭрТару не нравилось ни то ни другое. В лесу он оторвался бы от кого угодно (а потом и бесшумно вернулся с тыла), но туда еще надо добежать, а на подлунном лугу они идеальные мишени.
40
Если пьяны были оба забияки, то оба же благородно прощали поддатого друга.