Попробуй ее сжечь! - Первухина Надежда Валентиновна (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
– А дальше Марина превратилась в демона.
– Что-о?!
– Да, Марина оказалась демоном, подосланным ко мне каким-то могущественным магом.
– Ничего не понимаю. Юля, может, ты на солнце перегрелась?
– Нет, с Юлей всё в порядке, – подала голос Марья. – А вот Марина… Марина оказалась совсем не той, за кого себя выдавала.
– Шесть лап и скорпионий хвост, – нервно засмеялась Юля. – И две головы. В общем, жуть.
– Анна Николаевна, – сказала Марья, – дайте Юле валерьянки, и побольше. А то ее психика не выдержит.
– Мне бы не валерьянки, – весело сказала Юля. – А валиума какого-нибудь. Или реланиума.
– Молода ты еще реланиумом увлекаться, – сурово стрельнула глазами Анна Николаевна. – Валерьянка и мята, и будет с тебя. Проходите, люди добрые, располагайтесь. Будем думать, что делать дальше.
Все расселись в столовой. И, продолжая прерванный разговор, Юля спросила:
– Что значит «что делать»? Вы думаете, меня этот демон напугал так, что я и жить дальше не захочу? Ничего подобного – захочу, и еще как!
– Я не спорю, – кивнула Анна Николаевна. – Просто теперь у какого-то мага появится желание устроить охоту на тебя. И на Арфу, кстати. Ведь демон знает, что ты назначена хранительницей Арфы.
– Ничего страшного, – сказала Марья. – Есть выход. Юля и Арфа должны всё-таки оказаться в Толедо. Там, во Дворце Ремесла, они будут в относительной безопасности.
– А почему не в абсолютной? – поинтересовалась Юля. Казалось, что потерю, точнее, видоизменение подруги, она переживает стойко. Так оно и было. Юля чувствовала, что с той поры, как она стала ведьмой, в ее душе что-то изменилось. Стало жестче и ясней. Где прошлый девичий сентиментализм, где привычка всхлипывать и писать длинные канцоны по каждому мало-мальски значимому поводу? Их, как говорится, нет, их нет! У настоящих ведьм стальные нервы. Точнее, они показывают всем, что у них стальные нервы. Что, впрочем, не имеет значения.
– Юля, – усмехнулась Марья Белинская. – На свете нет ничего абсолютного. И ты поймешь это, становясь всё старше и старше. Ты лучше скажи: согласна отправиться в Толедо?
– По-моему, у меня просто нет другого выхода, – сказала Юля. – За мной охотится какой-то маг, а я не думаю, что готова к сражению с ним.
– О сражениях тебе думать рано, – заявила Анна Николаевна. – Ты еще слишком молода.
– Ну, этот недостаток я быстро исправлю, – засмеялась Юля, правда, смех вышел не очень веселым.
– Что ж, – сказала Анна Николаевна. – Вам стоит лететь нынешней ночью. Полагаю, мое помело здесь пригодится…
– Нынешней ночью? – воскликнула Юля. – Но зачем так торопиться? Сегодня Ночь города, и мне так хочется посмотреть на ваш праздник! Столько готовились, герб вышивали…
– А и правда, – сказала Марья Белинская. – На Ламмас мы останемся, а на следующий день улетим. Точнее, не улетим. Ради такого случая можно и портал до Толедо выстроить. Надеюсь, у вас найдутся желчь ужа и слезы нераскаянного грешника, Анна Николаевна?
– Найдутся, – заверила Марью старшая ведьма.
– А зачем это? – спросила Юля громким шепотом.
– Для настройки портала, – ответила Анна Николаевна. – Да, Юля, ты еще не всему обучена. Ну да ничего, в Толедо живо станешь заправской ведьмой.
Юля между тем грустно посмотрела на Данилу и сказала:
– Не переживай, Данила. Я надолго не исчезну. Вот оставлю Арфу в Толедо, получусь немного и снова к вам в Щедрый прилечу.
– Я знаю, так и будет, – улыбнулся Данила одними губами.
– Так, – строго сказала Анна Николаевна. – А теперь я прошу всех отправляться отдыхать. Если вы хотите повеселиться на Ламмасе, выглядеть вы должны бодрыми, а не заспанными. Отправляйтесь, мальчики, по домам. Встречаемся в кремлевском саду без четверти двенадцать.
– Хорошо, – кивнул Данила.
И лишь когда «Матерые моторы» выехали со двора, Юля позволила себе истерику. Она рыдала так, что дрожали стекла в окнах. Наконец, когда в ее рыданиях наступила пауза, этим воспользовалась Анна Николаевна и спросила:
– По какому поводу море слез?
– Мне Маринку жалко, – завсхлипывала Юля. – Я же с ней дружила с детства. Я же не знала, что она не человек!..
– Я понимаю, – мягко сказала Анна Николаевна. – Но поверь, Юля, в твоей жизни будет еще много разочарований. Это – первое из них.
– Я теперь побоюсь заводить друзей, – сказала Юля.
– А вот это зря. Ведьма не должна ничего бояться. Быть осторожной – это да. Но не трусихой. Иначе ты никогда не достигнешь вершин мастерства. И кстати. Протяни руки. Да вытяни их ладонями вперед!
– Для чего?
– Держи, – сказала Анна Николаевна. – Вот она, Арфа. Теперь ее хранишь ты.
Юля на какой-то миг ощутила, что сжимает в руках теплое дерево Арфы, а потом это ощущение исчезло.
– А где она? – удивилась Юля. – Где она хранится?
– Я хранила ее в своей душе, – открылась Анна Николаевна. – Теперь хранишь ты – в своей.
– Да. – Юля словно прислушивалась к новым ощущениям. – Я это чувствую. Как странно! Голова кружится…
– С чего бы это? – встревожилась Анна Николаевна. – Юля, ты, видимо, переутомилась. Приляг, отдохни.
– Да, пожалуй, – сказала Юля. – Анна Николаевна, а можно, я в саду подремлю, в гамаке? Дома душно.
– Конечно.
И Юля отправилась в сад. Недавние рыдания всё еще бушевали в душе, но в то же время девушка ощущала странное спокойствие, накатывающее на нее как морской прилив.
Юля сорвала цветок душистого табака и так и уснула в гамаке с никнущим цветком в руках.
И снова ей снился странный сон. В этом сне в сад, к гамаку, пришел Сидор Акашкин и заговорил гнусаво и противно:
– Юленька, дорогая, у меня к вам важное дело. Ну просто чрезвычайной важности!
– Какое дело?
– Из достоверных источников, ква-а, я узнал, что вы поэтесса. Очень хорошая поэтесса.
– Ну допустим… И что?
– Юленька, я гибну, – говорит Сидор Акашкин и разражается жалобным кваканьем. – Понадеялся на местных поэтов, а они не сочинили ничего достойного. Вся надежда теперь на вас.
– Да что я должна делать? – воскликнула Юля.
– Сочините оду. Оду городу. Что-нибудь хвалебное, красивое. Мы ее быстренько на музыку положим, и хор умертвий ее споет на празднике. Как гимн, как торжественную кантату!
– Да я не умею сочинять оды!
– Юленька, постарайтесь, а? – не слышит ее Акашкин, и Юлю это злит.
– Нет, не постараюсь! – резко бросает она. – Еще чего выдумали!
И тут происходит с Акашкиным нечто странное. По журналисту пробегает дрожь, потом он принимается корчиться, а потом…
Тело Акашкина падает на песок. А перед Юлей стоит совершенно голый мужчина, если не считать того, что он с головы до пят покрыт замысловатыми татуировками.
– Вот и встретились, – без смущения говорит сей джентльмен Юле, не делая даже попытки прикрыться лопушком.
– Кто вы такой? – перепуганно спрашивает Юля, чувствуя, что от ее щек можно прикуривать. Всё-таки голый мужчина – не то зрелище, которое она привыкла созерцать повседневно.
– Что мне в тебе нравится, детка, – говорит мужчина фамильярно, – так это то, что ты умеешь всегда задать самый нужный вопрос. Ты этим талантом с детства отличалась. Кто я? Позволь представиться: бог.
– Бог?
– Бог, бог. Бог заброшенных дорог и забытых перекрестков. Не слыхала про такого?
– Слыхала, – встает из гамака Юля. – Меня хотели принести тебе в жертву.
– Да, было дело, – смеется бог заброшенных дорог. – Жаль, не вышло. Я такой силой наливаюсь, когда мне в жертву приносят кровь молоденькой девственницы, ты не представляешь!
– И что тебе от меня нужно теперь, бог? – хмурится Юля. – Учти, я не собираюсь приноситься тебе в жертву! Ни сейчас, ни когда-либо еще!
– Да мне и не надо, – отмахивается божество. – У меня теперь другая идея. Ты, Юля, не хочешь ли стать моей верховной жрицей? Погоди, не отвечай. Я тебе сначала обрисую всю выгоду этой должности. У тебя в руках будет огромная власть. Огромная. Ты сможешь повелевать людьми, да что людьми, ты сможешь повелевать ангелами и демонами. Поверь, им придется тебе подчиниться! Кроме власти я подарю тебе массу самых разных талантов, но, впрочем, и это неважно. Главное – послушай это внимательно, – главное то, что ты сможешь возвращать к жизни тех, кого заблагорассудится. Например, своих родителей… Ведь тебе хотелось бы, чтобы они были живы?
