Пробирная палата - Паркер К. Дж. (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Когда Леускай и его люди вышли на берег, птицы не проявили ни малейшей склонности убраться подальше от опасности: они закрякали и немного подались от берега. Глупые, безмозглые утки.
Леускай провел короткое совещание. У них не было ни сетей, ни пращей, ни палок, ни собак, ни лодок, а следовательно, все привычные способы птицеубийства отпадали. Кто-то предложил стрелять в уток из луков. Но ему тут же возразили: стрел мало, а достать из озера те, что не попадут в цель, без лодок невозможно.
– Забросаем их камнями, – сказал кто-то еще, и так как ничего лучшего придумать не удалось, то единственный вариант был тут же проведен в жизнь.
Конечно, в искусстве бросать камни в уток Леускай не знал себе равных. Поблизости протекала река, впадавшая в озеро, так что о камнях беспокоиться не пришлось. Вооружившись метательными снарядами, охотники согласовали стратегию. У западного берега образовалась небольшая бухточка в форме лошадиной подковы, густо усеянная водоплавающими птицами. Утки будут обстреляны с трех сторон, в распоряжении стрелков около двадцати секунд, после чего темная стая поднимется в воздух, оглашая окрестности тревожными криками, хлопая крыльями, теряя перья, оставляя раненых и убитых. Если первая попытка не принесет желаемого успеха, у охотников, несомненно, будет возможность повторить ее на следующее утро. Весьма похоже на бомбардировку Перимадеи, причем Леускай и его люди играли бы роль требушетов – тех самых, ради которых их сюда и послали.
У самого Леуская не было абсолютно никакого желания устраивать спектакль еще раз. А потому он с особой тщательностью разместил свою артиллерию на берегах бухты, ведь стоит спугнуть одну утку, как все остальные взлетят еще до начала атаки. Вот почему охотники подбирались к озеру с величайшей осторожностью, делая все возможное, чтобы не шуметь и не совершать резких движений. Несомненно, разработанный план имел все шансы на успех, так как отличался тактической грамотностью и осуществлялся людьми, имеющими некоторый опыт в подобного рода делах.
Наверное, все завершилось бы успехом охотников, если бы один из них не поскользнулся на кочке и не провалился в болото, прихватив с собой за компанию соседа. Так уж случилось, что в кустах, неподалеку от места происшествия, разгуливал селезень. Приглушенного крика сорвавшегося в топь бедолаги вполне хватило, чтобы перепуганная птица стрелой взмыла в небо. Несколькими мгновениями позже вся стая поднялась с озера, заслонив собой солнце, будто град стрел, посланных на город из-за крепостной стены. Леускай взревел от злости и огорчения, совершенно безобидно для уток описал широкую дугу и плюхнулся в воду недалеко от берега. Что касается уток, то они пролетели над деревьями, развернулись и устремились к середине озера, поднимая другие стаи, так что вскоре все озеро напоминало встающего с постели человека.
Имперский патруль, находившийся на другой стороне озера и отправившийся в лес, чтобы пополнить запасы дичи, пришел в ярость. Солдаты всю неделю предвкушали необременительную прогулку, дающую возможность совместить приятное с полезным, готовили тайком сети, прятали под доспехами пращи и уже вышли на намеченные для начала охоты позиции, когда что-то спугнуло птиц и безнадежно испортило обещавший быть таким чудесным вечер. Сначала сержант решил, что в случившемся виновата какая-нибудь лиса, но время для нее еще не пришло. Что же еще могло обратить в панику пять тысяч уток? Самым опасным, после лисы, разумеется, врагом для птиц является человек. А что делать человеку в запретной зоне? Оценив варианты, сержант приказал своим подчиненным заткнуться и не шуметь.
Вскоре выяснилось, что опасения оправданны. По другому берегу передвигались какие-то люди. Сержант не мог различить их лиц и не слышал, о чем они говорят, но это ему было и не нужно: само присутствие такого количества незнакомцев на приграничной территории указывало на противозаконность их целей. Его группа уступала чужакам в численности примерно в соотношении два к одному, если, конечно, подсчеты были верны, но зато обладала преимуществом внезапности, и, разумеется, в распоряжении сержанта имелись имперские тяжелые пехотинцы, что решающим образом влияло на соотношение сил. В Империи считалось, что один ее солдат стоит как минимум двух противников. Все это очень хорошо и полезно для поддержания высокого боевого духа. Но ведь в этом еще надо убедить и своих, и чужих. На практике же задача сержанта состояла в том, чтобы проповедовать одну доктрину, а полагаться на другую. Единственная альтернатива заключалась в возвращении в лагерь – полтора дня пути по болотам – и передаче права принятия решения капитану Суриа, что влекло за собой трех– или четырехдневную задержку и резко понижало шансы обнаружить нарушителей границы на том же месте.
Решающим фактором стала мысль о необходимости объяснения капитану Суриа, как и почему отряд вообще оказался у озера, лежащего в стороне от намеченного маршрута. Отвечать на неприятные вопросы было бы легче, если удастся изгнать врага с территории Империи и предстать перед начальством в роли героя. Конечно, такой вариант тоже не свободен от недостатков – в Империи одобряли и поощряли героизм, но не любили самих героев, – но за более чем тысячелетнюю историю ни один герой не предстал перед судом военного трибунала по обвинению в охоте на уток.
Приняв наконец решение, сержант отдал приказ о наступлении. Подбираясь к неприятелю по предательски топкой трясине, он тем не менее никак не мог отделаться от тревожных мыслей. Во-первых, как оказалось, нарушителей было больше, чем предполагалось вначале. Во-вторых, чужаки имели при себе луки, а значит, они кочевники. В-третьих, приходилось учитывать то, что собравшиеся у озера – лишь передовой отряд огромной армии вторжения, остановить которую силами одного взвода тяжелой пехоты не представляется возможным. Единственный выход избежать судьбы подстреленных уток – это подойти незаметно и как можно ближе, а потом наброситься на чужаков, не дав им времени вытащить луки.
К счастью – сержант так и не понял почему, – противник словно нарочно делал все, чтобы облегчить ему задачу: не было ни сторожевых пикетов, ни часовых: кочевники горячо спорили о чем-то, повернувшись спинами к возможному вектору атаки. Впервые за все время с начала этого идиотского предприятия сержант почувствовал надежду на благополучный исход. Согласно официальной военной доктрине – а в ней содержались и вполне разумные положения, – кочевники были скорее воинами, чем солдатами, а следовательно, отличались недисциплинированностью и неорганизованностью.
Сержант знал, что их не обнаружат до тех пор, пока они не выйдут из-под деревьев. Он остановил свой выбор на западном береге озера и не ошибся: деревья здесь росли близко друг к другу, так что можно было перепрыгивать от одного к другому, избегая опасных мест. Когда они достигли южного берега, где деревья были старше, а открытого пространства больше, противников разделяло всего лишь около двух сотен ярдов. Тем не менее опасность отнюдь не уменьшилась. И расстояние не имело такого уж большого значения – преодолеть его, бредя по колено в густой жиже, и остаться при этом незамеченным не сумел бы даже капитан Суриа.
Сержант подал знак своим солдатам остановиться и замереть, а сам принялся обдумывать возможность применения какого-то иного подхода. Получалось плохо – сержант не обладал способностями стратега и не получил тактической подготовки.
Так и не найдя гениального решения стоящей перед ним проблемы, сержант приказал своим людям отойти. Им это не понравилось, – если судить по недовольным физиономиям, – но приказ есть приказ, и его можно только исполнять. Отступили ярдов на пятьдесят, а потом сержант отвел их еще на полторы сотни ярдов в сторону, в глубь леса. План был прост: отдалиться от врага как можно больше, поднять шум, а потом попытаться нанести удар с тыла. Сержант не знал, получится из этого что-нибудь или нет, но, промокший, перепачканный с ног до головы, уставший и почти перепуганный, не мог придумать ничего лучшего.
