Та, которая видит - Ларк Гленда (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
Я узнала все о его детстве, о том, что он, сын рыбака, не захотел идти по стопам отца, утонувшего в шторм у рифов Глубоководья.
— Мой отец любил море, а я боялся его переменчивости, — объяснял Тор. — Забавно: вышло так, что я за свою жизнь повидал больше морских просторов, чем отец. Я проплыл через каждый пролив между Большим Калментом и Ксолкасом, посетил каждый порт, видел каждый маяк, перенес множество штормов.
— Чем ты занимался? — спросила я. — Нанялся матросом?
— Нет, просто я много путешествовал, — уклончиво ответил Тор. — Работал, смотрел по сторонам… Когда отец погиб, я определился в подмастерья к писцу. Мне тогда было лет четырнадцать. — Писцы зарабатывали тем, что писали письма, составляли прошения; такая работа высоко ценилась там, где далеко не каждый умел читать и писать. — Когда мне сравнялось шестнадцать, умерла моя мать, а сестра вышла замуж, так что я использовал свою часть наследства для покупки необходимых инструментов: складного столика, перьев, чернил, пергамента, сургуча. В качестве предосторожности я добавил к покупкам меч и лук, хотя не умел ими пользоваться, и отправился в путь, рассчитывая заработать себе на жизнь.
Восемь или девять лет Тор странствовал по Райским островам, узнав за это время о жизни и людях больше, чем за всю предшествовавшую жизнь. Наконец он оказался на Малом Калменте, страдавшем под властью этого выродка, владетеля Килпа, как раз перед началом восстания. К восставшим Тор примкнул скорее случайно, чем по обдуманному решению. Тогда-то он и заработал свой калментский меч — его выковал кузнец по заказу человека, чью жизнь он спас. Это был дар в уплату кровного долга, как и мой клинок.
После того как восстание было подавлено, Тору пришлось скрываться и от хранителей, которые помогали владетелю Килпу, и от калментских войск. Денег у него не было, своих письменных принадлежностей он лишился. Именно тогда он решил, что война ему не по вкусу. Он видел слишком много жестоких убийств, которые последовали за разгромом восстания, когда отряды Килпа опустошали острова, насилуя женщин и детей и убивая любого, кто не мог дать правильного ответа на их вопросы.
Я знала, о чем он говорит: я тоже там была. Я с отвращением отказалась от предложения Килпа: он предлагал мне гражданство и пост в его войсках. Тор пришел к еще более радикальному решению: он поклялся себе, что будет искать лучший способ помочь угнетенным, чем убивая угнетателей. И отложил свой калментский меч…
Я покинула Калмент на корабле хранителей; мой проезд был оплачен, в кошельке водились деньги. Тор, не имея ни гроша, в конце концов, сумел добраться до островов Квиллер, нанявшись на провонявшее ворванью китобойное судно. Снова вернуться к прежнему ремеслу он побоялся, поскольку хранителям было известно, что Копье Калмента когда-то был писцом. Вместо этого он сделался учителем грамоты в менодианской общине. Хотя он не принадлежал к единоверцам менодиан, они приняли его, потому что нуждались в его умениях. Там Тор и прожил три года, прежде чем двинулся дальше.
Когда он рассказал об этом, мне многое стало понятно.
— Так вот почему ты с такой легкостью беседовал с Рэнсомом на религиозные темы, — сказала я.
— Да. Молитвенник я выучил от корки до корки. Менодиане имеют обычай во время трапез читать свою священную книгу. А если хотелось получить и десерт, приходилось выслушивать еще и проповедь. А поскольку я обычно бывал голоден… — За суховатый юмор я любила Тора еще сильнее. — Они были хорошими людьми, — добавил Тор более серьезно.
Когда я начала расспрашивать Тора о том, что он делал, покинув общину менодиан, ответы его снова стали уклончивыми. Я подумала, что он, возможно, не хочет подробно рассказывать о своих приключениях в присутствии наших товарищей по несчастью, поэтому не стала настаивать. Про себя же я подумала: не сделался ли Тор чем-то вроде тайного агента? Шпиона какой-нибудь повстанческой организации, борющейся против власти хранителей? Может быть, автором памфлетов? Одним из тех, чьи подстрекательские листовки время от времени появлялись в городах, прославляя свободу и нечто, именуемое «всеобщим правом голоса». Содержащиеся в них идеи часто совпадали с теми, которые Тор высказывал в разговорах со мной. Все это звучало замечательно, но я не могла себе представить, как эти принципы можно осуществить на практике; сомневалась я и в том, что дело кончится хорошо, если какое-нибудь из островных государств удастся заставить им следовать. Я не питала к роду человеческому такой симпатии, как Тор, и уж тем более не питала иллюзий. Я полагала, если каждый сможет принимать участие в управлении страной то это приведет к бессмысленной анархии.
— В конце концов, править станут те, кто громче всех кричит, кто придумает самые запоминающиеся лозунги, — сказала я однажды в ответ на рассуждения Тора.
— Все дело в образовании, — ответил он мне. — Нужно говорить людям правду.
Так или иначе, Тор так и не объяснил вразумительно, чем зарабатывал на жизнь, распрощавшись с менодианами. Насколько я могу судить, он перепробовал множество занятий почти на всех островах и многое из того, чем он занимался, было направлено на ослабление влияния хранителей — купцов и силвов. Он даже жил какое-то время на островах Хранителей; тогда-то он и повстречал Винтеджа-сапожника.
Тогда я думала, что именно воспоминаниями о менодианах с островов Квиллер и вызван его интерес к Алайну Джентелу. В «забвении» он проводил многие часы в разговорах со стариком. Они тихо обсуждали по большей части религиозные вопросы, пока я разговаривала с гхемфом. Как я поняла, Алайн пытался убедить Тора в своей правоте, и они подолгу обсуждали догмы, взгляды на которые у них сильно расходились. Мне казалось, что познания Тора — довольно необычные для мирянина — в менодианстве и в древних языческих верованиях не уступают знаниям Алайна. На меня, их споры нагоняли скуку; я многого в их рассуждениях не понимала, а препирательства по поводу мелких различий в верованиях или в поведении представлялись мне смешной тратой времени. Конечно, к этому времени я уже задавалась вопросом, не менодианин ли Top. (Он, несомненно, верил в Бога, и мне было удивительно, насколько серьезно он относится к своей вере; впрочем, я достаточно часто слышала от него и язвительные замечания о менодианских суевериях. Например, он высмеивал требование целомудрия от не состоящих в браке; он называл это ханжеским человеческим изобретением, которое Бог, вложивший в человека все желания плоти, проклял бы как нечто неестественное. Такие доводы, хотя, несомненно, и правильные, казались мне ненужными, и я никак не могла понять, почему взгляды Тора так смущают Алайна.
Бывали моменты, когда Тор полностью уходил в себя и был готов проводить целые часы в молчании, размышляя о чем-то. Он оставался уравновешенным, даже жизнерадостным и спокойным. Я же вела себя как посаженная в клетку кошка. Я бродила (насколько можно бродить с шестифутовым шестом на плечах по помещению размером с корабельную каюту), я причитала, я жаловалась на судьбу и проклинала Мортреда; я впадала в ярость и рыдала. Всякий раз Тор успокаивал меня, помогал мне взять себя в руки. У него было гораздо больше внутренней силы, чем у меня, но он никогда меня не стыдил, — хотя случаев, когда меня пристыдить следовало, было немало. Я плохо переносила заключение, в особенности потому, что знала: на смену ему придет бесконечная пытка.
— Расскажи мне о себе, — говорил Тор, заметив, что мое отчаяние грозит снова вырваться из-под контроля. — Расскажи мне о своей жизни. Я хочу знать о тебе все. Ты помнишь что-нибудь о своих родителях? — спросил он однажды.
«Забвение» на мгновение скрылось от меня за яркой картиной из другого мира: мимолетным проблеском детства. Запах благовоний, контур лица, незабываемое ощущение тепла и безопасности… И потом опустошительное предательство, когда все это исчезло.
— Иногда, — медленно сказала я, — иногда у меня бывает чувство, что я помню, что был кто-то… Но тут же все исчезает, и я помню только голод, холод и страх.
