Сказания Фелидии. Воины павшего феникса (СИ) - Маркелова Марина (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Линвард не смирился, нашел, преклонил перед глухой и слепой могилой разбитое колено, поднял, валяющийся камень, и на пределе чувств, выцарапал на грубой плите заветные слова: «Здесь спят истинные воины». Азея стояла возле, понимая, что с этой кривоватой надписью, пришел конец всем сомнениям и нерешительности. Теперь их едва ли что-то могло удержать в городе.
Когда они вернулись домой, Линвард устало сел на стул, окинул безутешным взглядом комнату, а затем Азею. Она сидела напротив, уставившись в пол. В соседней комнате громыхала посудой Кара и плакали, требуя внимания сразу трое младенцев.
— Надо уходить, — глухо промолвил Линвард, — как только Рид перестанет быть зависимым от грудного молока, надо оставить Аборн. В этом городе жизни больше нет.
— Куда мы пойдем? — спросила Азея, не поднимая головы.
— Неважно, куда глаза глядят. Где понравится, там и осядем. Деньги у нас есть, работу найду. Воин я никакой теперь. Но, ничего, выживем.
Азея все-таки взглянула на мужа. Боль потери превращала ее сердце в кровавые лохмотья, но, она признавала, могло быть и хуже. Намного хуже. Смерть друзей не забудется никогда, но с ней нужно мириться и идти дальше. Помня прошлое, учась у него и не повторяя ошибок.
Тем же вечером Линвард рассказал Гасперу, чтобы тот не ждал возвращения родителей. Так мягко и осторожно, как только смог. Гаспер слушал молча, не меняясь в лице, а потом вдруг жестко ответил, промолвил первые слова после затяжного молчания:
— Я знаю.
И, даже не прослезившись, развернулся и ушел в комнату, к брату. Линвард проводил мальчика глазами и в тот момент понял, что, подобно своему отцу, прежний Гаспер умер. Не лишился рассудка, нет, но закалился раньше положенного времени. В душу его влили расплавленный свинец, обожгли до несносной боли. Только теперь металл остыл, затвердел и навсегда остался внутри. Это пугало Линварда, но несмотря ни на что, он собирался отдать и Гасперу и Риду все то, что не успел подарить их настоящий отец.
Они покинули Аборн в числе последних. Линвард раздобыл телегу и лошадь, Азея собрала самые необходимые в дороге вещи, попрощались с Карой и ее семьей, с Адрисом и его молодой ученицей Миларой, и отправились в путь. Остановились где-то в холмах, обернулись в последний раз на Аборн. Город с тоской обреченности глядел им вслед. Его век истек, затух как захлебнувшийся в воске фитиль. А вот время Линварда и Азеи, Гаспера и Рида продолжалось. И теперь неизвестное, но, хотелось верить, все же прекрасное будущее звало их вперед. Дальше, к жизни.
Глава «Крылатого» не поверил слухам. Когда до его ушей долетело, что один из его всадников, идет через город и безжалостно убивает как врагов, так и других воинов, Римальд был готов забыть про обычную сдержанность и немедленно покарать наглеца за откровенную ложь. Представить, что хоть кто-то из его людей осмелится не только нарушить приказ, но и поднять руку на своих товарищей по службе, Римальд просто не мог. Это граничило с небылицами, и оскорбляло его, как Главу отряда.
Римальд потребовал объяснений, призвал очевидцев, и, к своему ужасу понял, что все сказанное оказалось правдой. Воином был Аллер, и на его счету оказалось более двенадцати жизней воинов и семи защитников Аборна. Римальд ошалел от подобных известий, пыл свой умерил и потребовал личной встречи с преступником, которого уже отправили в тюрьму Аборна. Получив жесткий отказ, Глава «Крылатого» не смирился и отправился прямиком к Главе Конных Воинов, в надежде, что тот выслушает его доводы и позволит увидеть бывшего подчиненного. Римальд дождался Криста и уверенно, всем видом демонстрируя, что не примет отказа, заявил, что не в силах терпеть подобного позора. Крист остался доволен обращением Римальда, в горячих словах его усмотрел честь настоящего воина, и выдал ему разрешение на посещение заключенного.
Пока Римальд спускался в темное подземелье, в его голове никак не могло уложиться, что один из лучших его воинов превратился в безумного убийцу. Он обязан был увидеть Аллера собственными глазами, расспросить, понять мотивы, толкнувшие его на столь страшные действия против своих же.
Тюремщик остановился возле темной, как могила, камеры. За решеткой едва ли что-то можно было различить. Римальд снял со стены факел и приблизился.
— Осторожно, — снова предупредил тюремщик, а сам поспешил попятиться. — Цепи у него, конечно короткие и крепкие, но говорят, демоны придают безумцам лишних сил. Я бы не хотел, чтобы он разорвал вас на части.
— Это предрассудки, — спокойно промолвил Римальд, поднял факел повыше, напряг зрение.
Сомнений быть не могло. На полу камеры, на скудной подстилке из прелой соломы, прислонившись спиной к стене, низко склонив обреченную голову, вытянув одну ногу и поджав другую, сидел высокий, крепкого телосложения человек в потрепанном, грязном темно-синем военном одеянии. Руки и ноги его обхватили оковы, от которых тянулись к стенам толстые плетения цепей. Узника держали, как агрессивного, особо опасного, только когда Римальд стоял возле решетки, почти прикасаясь к ней грудью, пленник даже не шевелился. Он словно спал, только Главе «Крылатого» чудилось, что он видит, как ярче звезд летней ночью, сверкают остановившиеся глаза пленника.
— Аллер! — сурово, почти приказывая, позвал Римальд. — Аллер, это я — Римальд. Я пришел, чтобы говорить с тобой.
Человек даже не шевельнулся, не грохнули, потревоженные неловким движением, в тюремной тишине кандалы. Аллер либо не слышал, либо не хотел слышать.
— До меня дошли дурные вести, — продолжал Римальд, не собираясь отступать, — я, надеюсь, ты понимаешь, о чем именно я говорю. Но мне бы хотелось услышать о произошедшем из твоих уст, Аллер. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Или же ты опровергнешь все слухи? Отвечай, же
И снова слова пролетели мимо. Даже полу — мертвый взгляд узника не дернулся.
— Он, вообще-то, живой? — спросил Римальд у тюремщика еле слышным шепотом.
— Живой, — кивнул тот, — только помешанный. Я же вам говорил. Сидит в каком-то своем мире, пока что-нибудь его не заденет за живое. И побольнее.
— Вот, как, — Римальд нахмурился и почесал подбородок, — побольнее, говоришь?
И вдруг, коварно изменившись в лице, бросил пленнику жестокие слова:
— А как твоя жена, Аллер? Она погибла?!
И попал в цель. Как цепной пес на вора, бросился вперед Аллер. Загремели цепи, вытянулись в струны, сдерживая узника, отдернули назад вытянутые для атаки руки. Так он и замер, скованный, неповоротливый в метре от решетки, за которой стоял Римальд. Только лицо узника не изменило выражения. Оно осталось бесстрастно-окоченелым — лицом, на котором жили только глаза, теперь безжалостно буравящие своего врага.
— А ты не такой уж безумец, каким хочешь казаться, — сквозь зубы промолвил Римальд, оглядывая с ног до головы своего недавнего воина, — что-то понимаешь, соображаешь. Слушай меня, если твоя жена и погибла, то она сама виновата. Нечего было оставаться в городе. Их всех предупреждали, и было время уйти.
Аллер снова дернулся, порываясь освободиться и наброситься на того, кто позволял себе подобные бесчувственные слова.
Глядя на него, Римальд прищурился, чувствуя, как в сердце зарождается огненная обида. Дай Аллеру свободу, он действительно набросился бы на него, убил бы. То есть сделал бы то, что уже делал. Других доказательств не требовалось.
— Ты, — тон Римальда пополз выше, превращаясь в гневно-осуждающий, — не ожидал я такого от тебя, Аллер. Ни от кого из своих всадников, но от тебя меньше всего.
Что ты натворил, Аллер? Да ты даже не предатель, после этого. Ты — подлый ублюдок! Ты посмел поставить свои интересы выше интересов Фелидии, ты преступил клятву…
— Какую из?
Римальд чуть не поперхнулся. Вопрос Аллера, как будто вырвался из груди, обрел звук в воздухе, а не в глотке, потому что Римальд даже не увидел, как шевельнулись губы пленника. Он просто услышал хриплый и беззвучный голос, в котором с трудом узнавался человеческий.
