Мышь в Муравейнике (СИ) - Обава Дана (читать книги полные .txt) 📗
Они без слов проверяют наши карты, прежде чем пропустить к заветной двери, причем не только визуально, а проводят через портативные считыватели. Не знаю уж, для чего это делать здесь, может ищут кого-то.
В общем, инкогнито нам просочиться сегодня никак не удается, остается надеяться, что никому не придет в голову проверить наши подозрительные перемещения.
На семнадцатый уровень мы спускаемся по лестнице и в итоге оказываемся практически у края белой зоны. Здесь он проходит почти посередине большого зала, а дальше режет коридоры и другие помещения.
Крупноячеистая решетка перекрывает доступ в закрытую часть зала. Она приварена к потолку, полу и стенам зала в нескольких шагах от края зоны в сторону нетронутой части Муравейника. Потолок с другой стороны от решетки обрывается неровным краем и сверху свисает непрозрачная пленка, не дающая увидеть, что происходит в зоне. Пол под ней усыпан белой крошкой.
С нашей стороны вдоль стены также под пленкой находятся скорее всего не нужное пока оборудование и мебель. За прозрачной стеной зала через проход находится бар, из которого, по идее, все хорошо просматривается. Естественно никакого нелегального прохода в зону здесь не проделали. Лекс проходит в коридор и прямо оттуда спрашивает:
— Как туда попасть, не подскажете? — указывает он на зону. Все, и бармен и трое посетителей, лениво машут куда-то вправо.
Шикарно, теперь, случись что, уже четверо знают, что мы направились нарушать закон. До официального входа отсюда далеко, да мы и не похожи.
Мы идем вдоль края зоны, постоянно натыкаясь на нетронутую решетку, закрывающую проходы или секущую разнообразные помещения, и чуть не пропускаем место где она аккуратно разрезана. Приподняв ее, мы проскальзываем внутрь.
— Круто! — взволнованно шепчет Лекс, взявшись за край пленки. Ага, мне тоже крайне любопытно.
Позади пленки открываются полуразрушенные внутренние помещения. Вперед, сквозь завалы, сплошь засыпанные белой крошкой, смешанной с грязью, ведет вытоптанная тропинка. Стены зияют дырами, но крупных обломков не видно. Кромки этих дыр покрыты чем-то похожим на мох, только черный, покрытый белыми частицами. Наклонившись, чтобы рассмотреть получше, я ощущаю едкий химический запах.
— Только не ковыряйся в этом, — просит Лекс. Я отдергиваю руку, которую сама не осознаю, как протянула. — И дыши через раз.
Чем глубже в зону мы заходим, тем сильнее кажутся разрушения. Они простираются и на уровень сверху, потолок так же изъеден. Свет идет от ламп выше, так что на этом уровне остается много темных углов. Проводка свисает как попало. В некоторых местах стены все же разломаны до конца и установлены поддерживающие конструкции.
Каких-либо вещей, мебели, устройств практически нет, удается увидеть только покореженную тележку со сломанными колесиками, обломки инструментов, ни и конечно же пустые бутылки и банки, куда ж без них. Несколько раз в отдалении мелькают чьи-то силуэты и тени, но заслышав шаги они отходят подальше с нашего пути.
— Начинаю сомневаться, безопасно ли здесь, — вдруг шепчет Лекс, останавливаясь. У меня тоже тревожное чувство, что вовсе не все местные обитатели пытаются избежать столкновения с нами. Может быть даже кто-то притаился за изломом стены дальше по курсу. — С дорогой техникой в карманах сюда приходить точно не стоит.
Я сначала вспоминаю про его планшет, удивляюсь, что это вдруг озаботился его сохранностью, ведь обычно Лекс просто нагло прет вперед и будь что будет. Но потом все же до меня доходит, что он имеет в виду. У Стоува был дорогой смартфон, забитый фотками и перепиской с любимой девушкой, наверняка он не хотел его лишиться. Именно поэтому он мог его спрятать, подумав об этом уже забравшись на территорию зоны.
Я киваю, в знак того, что поняла его мысль, и мы начинаем пробираться дальше, изменив правда направление. Мы просто пролезаем через выдавленное окно, оставив между собой и тем, кто там прятался, пару лишних препятствий. Остановить они его конечно не остановят, но бесшумно подобраться к нам не получится.
Сориентировавшись, мы продолжаем путь в направлении выхода на платформу. Ведь, собственно, только там и можно покончить с собой, сбросившись в бездну.
Мы в очередной раз останавливаемся у выхода в зал, если его еще можно так назвать. Впереди отчетливо по каменной крошке слышны запинающиеся шаги. Лекс жестом предлагает на этот раз самим притаиться в темном углу, и мы едва успеваем пригнуться за пошедшей трещинами перегородкой, как по проходу мимо проносится человек. Он торопливо переступает босыми ногами и резко останавливается в нескольких метрах от нас. На нем только старые грязные штаны, перемазанные веществом, которым тут все посыпано. На голой спине множество красных шелушащихся пятен. Они поднимаются по шее на затылок и занимают часть головы. Там где их нет остались темные волосы с проседью. Смотрится жутко.
В том положении, в котором я застыла, крайне неудобно, но, боюсь, из-за малейшего движения захрустит крошка под ботинками и нас выдаст. Больной мужчина между тем переминается с ноги на ногу, очевидно жадно вслушиваясь в тишину. В итоге хруст таки раздается, но не от нас. Тем не менее, мужчина разворачивается и мы видим его распухшее искаженное донельзя лицо. Волосы из бороды почти все выпали и только из небольших островков выходят длинные пряди. Глаза очевидно слепы. Неровной походной он снова проходит мимо нас и слышно как он удаляется почти бегом.
— Я уже видела такое, — вспоминаю я, огибая укрытие. — В психиатрическом отделении. Тот несчастный, в камеру которого я по ошибке заглянула. Только у того еще не было пальцев.
Мы смотрим как бедный человек на всех парах несется прочь. Наверное, все же стоит сообщить о нем, может его все-таки как-то смогут вылечить или хотя бы облегчить его участь? Едва успеваю задаться этим вопросом, как мужчина вдруг исчезает.
Удивленные, мы с Лексом бежим в ту же сторону и тормозим перед большим прямоугольным провалом в полу. Заглядываю вниз, и дна мне увидеть не удается. Лекс тут же достает фонарь, луч ощупывает стены глубокой шахты. Посмотрев же вверх, мы видим такой же четырехугольник, но закрытый пленкой.
Но самое странное пожалуй то, что по стенкам этой шахты змеятся похожие на гигантские вены, толстые гладкие на ощупь шнуры. Более тонкие, ответвляющиеся от основных сосуды, покрывают стены плотной сетью, делая ее почти черной. Самые тонкие сосудики, кажется, уходят внутрь камня.
— Заброшенная шахта лифта? — предполагает Лекс. Мы тратим много времени на то, чтобы осмотреть разрушения вокруг и представить, частью чего эти обломки могли быть, потом сориентироваться на схеме в планшете Лекса. — Я так понимаю, это часть замурованных ходов, которые ни для чего сейчас не используют, — резюмирует друг наконец.
— И куда же этот человек тогда упал?
— В бездну, — предполагает Лекс.
Пока мы сидели на месте, выясняя этот вопрос, мы слышали разнообразные шорохи вокруг. Кто-то несколько раз подходил и снова удалялся, но так и не вступил с нами в контакт, уж не говоря о том, чтобы попробовать причинить нам вред. Это как-то успокаивает.
Так толком и не разобравшись с шахтой, идем дальше и через несколько минут выходим на платформу. Здесь все выглядит так, как будто платформу уровня выше кто-то откусил гигантскими челюстями. Повсюду горы каменной крошки, и плесень засыпанная химией. Конструкции, подпирающие следующий уровень, смотрятся чуждо, намекая на то, что Муравейник строил совсем не тот народ, что населяет его ныне.
Лекс первым перебирается через насыпь, образовавшуюся из остатков верхней платформы и сразу выходит на небольшой выступ обгрызенной нижней. Он находится примерно посредине разрушений и высовывается как язык изо рта. Напротив, через рукав бездны видны лишь бесконечные ряды складских помещений.
— Наверняка, это и есть то место откуда все прыгают, — друг разводит руки, подходя к самому краю, словно собирается спланировать оттуда на воображаемых крыльях. Я тоже подбираюсь к краю и смотрю вниз на предмет пролетающего мимо автобуса. Сейчас мне и представить тошно, как вот так вот можно броситься в бездну, а ведь совсем недавно именно это я и сделала. Но тогда мне неожиданно повезло, и мое падение в никуда прервал вовремя появившийся общественный транспорт. — Отличное место для самовыпиливания, — продолжает Лекс. — Много воздуха, тихо, без зрителей. Никто не торопит, можно спокойно постоять подумать.
