Представление для богов - Голотвина Ольга (библиотека книг TXT) 📗
Праведный гнев всколыхнул душу Сокола. Подсматривают, мерзавцы! А завтра крепость будет судачить о том, как Хранитель ворковал со своей невестой...
Ну, он их, негодяев, сейчас!..
С выражением лица, которое заставило бы содрогнуться наемного убийцу, Орешек обогнул дверь и ворвался в башню.
Почти сразу он шагнул обратно. Арлина с тревогой увидела окаменевшее лицо жениха.
— Дорогая, — сказал он очень спокойно, — беги к шаутею, скажи страже: пусть поднимают тревогу. В Арсенальной башне убит часовой. Беги, я здесь посторожу.
Девушка в смятении вскинула пальцы к вискам:
— Но... ты... ты ведь не войдешь внутрь, правда?
— Конечно, нет! — убедительно ответил Ралидж. — Что мне там делать, внутри?.. Беги скорее!
Подхватив тяжелый подол платья, Арлина бросилась бежать. Орешек бросил ей вслед короткий взгляд.
Он знал о беде, знал за миг до того, как увидел нелепо скорчившееся на полу тело часового! Более того, он знал, что мертв и второй часовой. Знал даже, что убийца где-то поблизости. Знал, потому что, едва он сделал первый шаг к двери, как ожил серебряный пояс, от пряжки хлынул горячий и колкий поток тревоги, сметая в душе Орешка счастливую безмятежность. Но в тот миг он испугался не за себя, а за Арлину, которая доверчиво и беспечно ждала снаружи.
Теперь, когда девушку удалось отправить прочь от опасного места, Орешек почувствовал себя раскованнее, увереннее. Мир вокруг вспыхнул сиянием клинка, сладко заныли мускулы в предчувствии боя.
Парень вернулся в башню, склонился над мертвым телом и выдернул у стражника из ножен меч, подумав при этом, что бедняга не успел схватиться за оружие. Значит, нападение было неожиданным.
Мелькнуло бесполезное сожаление о Сайминге, оставшейся в шаутее. Ну, нельзя же было идти на прогулку с девушкой, прицепив к поясу меч!.. Мысль эта сразу же ускользнула, заглушенная ударами крови в висках. Орешек скользнул вверх по лестнице, на миг задержавшись над неестественно вывернутым телом второго стражника (чей меч тоже был в ножнах). На круглой площадке рвал тьму факел, выше все тонуло в глухом мраке.
И кусок этого мрака прыгнул на человека, вытянув в полете черные щупальца. Орешек вскинул меч, отражая удар. Сверкнула тонкая голубая молния. Мускулы свело в узел боли, пальцы намертво впились в эфес, в голове стало легко и пусто...
Орешка спасло то, что Подгорная Тварь убила одного за другим троих, смертоносная сила не до конца восстановилась. Решив, что противник мертв, слизистая гадина двинулась вверх по лестнице, но качнулась назад, уловив идущий от жертвы поток боли. Нельзя оставлять недобитого врага, хищница это знала, но и тратить силу зря ей не хотелось. Тварь замерла, выжидая, не умрет ли человек сам.
Орешек не двигался, оценивая ситуацию. Перед глазами вновь встало летящее навстречу черное пятно. Какая скорость! Подгорный Людоед казался ему сейчас неповоротливым деревенским увальнем. А молния!.. С этим врагом не справиться, даже если на лестнице не засели еще такие же... Лучше пусть уходит — туда, во мрак... наверх... наверх... не-ет!!!
«Небесный огонь», две бочки! Дарнигар приказал перенести их туда... Достаточно одной искры...
Не было у Орешка времени все обдумать, мысли мелькнули быстрым пунктиром: скорость — молнии — бесполезно — бочки — смерть! И в довершение перед глазами сверкнула яркая картина: ночь озарена пламенем, текущая из окон башни лава ползет к казармам, человеческие фигурки суетливо льют воду в беспощадный огонь... Его, Орешка, среди этих людей не будет, он сгорит первым, прямо здесь, на лестнице...
И тут же воспоминание, мгновенное, но четкое: речной песок, на котором Аунк палочкой пишет бессмысленную с виду фразу...
Орешек ничего не решал, просто шепнул на выдохе слова, которых еще ни разу не произносил вслух:
— Темная коряга шарит в ядовитой трясине...
И Подгорная Тварь содрогнулась: от жертвы, которая только что лежала в ожидании смерти, вдруг хлынула мощная волна ненависти. Тварь упустила момент, когда человек вскочил на ноги, — настолько быстро это произошло. Теперь воин застыл в боевой стойке, вскинув перед собой меч.
Чудовище не умело бегать с поля боя, не было в его жалких мозгах такого понятия — «страх». Не то что крыса, трущобная аристократка, — любая жаба была умнее гостьи из Подгорного Мира. Сгустком ярости хищница ринулась в бой. Посторонний наблюдатель увидел бы лишь черную полосу, взвившуюся над полом. Но ледяной взор воина разглядел, как оторвался от пола слизистый мешок, как начали взбухать на нем два бугорка, превращаясь в щупальца. Легко увернувшись от тянущихся к нему объятий смерти, боец молча обрушил меч на покрытую щетиной черную шкуру. Она была очень прочна, ее с трудом пробил бы даже топор, но удар немого воина обрушился с такой сокрушительной силой, что клинок глубоко ушел в вязкую плоть.
Тварь заметалась, уворачиваясь от второго удара. Из раны выступила густая белесая жидкость, которая на глазах затвердевала, латая жуткую прореху. За клинком потянулись застывающие на воздухе нити. Не обращая на это внимания, воин вновь взметнул меч. Он действовал холодно, отстраненно, в голове не было ни одной лишней, не связанной с боем мысли. Сейчас он не был Орешком. Он не смог бы сказать, кто такая Арлина. Не было на свете никакой Арлины. Был враг, которого нужно убить. Воину казалось, что он действует четко и размеренно, на самом же деле он наносил удар за ударом с немыслимой, нечеловеческой быстротой. Тварь уже не думала о нападении — она защищала свою темную жизнь, но даже сейчас не пыталась убежать. Белесая жидкость все твердела на ранах, залечивая шкуру: темный мешок покрылся светлыми полосами. Тварь больше ни разу не ударила молнией — стремительный и грозный противник не дал ей такой возможности.
Спокойно, будто со стороны, боец отметил, что из-за большой потери липкой «крови» мешок стал дряблым, провисшим, под шкурой обрисовалось нечто округлое, прыгающее, похожее на живое существо, которое рвется на волю...
Вот оно!
И воин, сжав эфес двумя руками, обрушил сверху вниз прямой удар, который называется «копье смерти», на это загадочное, округлое... И был тот удар так страшен, что клинок пробил жертву насквозь и сломался на каменной плите пола.
Подгорная Тварь дернулась в последний раз. Оборвалась двухсотлетняя жизнь, мрачная и однообразная, как слизистый след на камнях.
Орешек — теперь уже вновь Орешек! — прислонился к стене. Ватные ноги с трудом держали его, пот заливал глаза, сердце пробивало себе путь наружу из грудной клетки, мысли путались бессвязными обрывками.
Он не заметил, как башня наполнилась людьми; как дарнигар, в сапогах и штанах, но без рубахи, командовал: «Осторожнее с факелами! Эй, Подгорных Охотников сюда!.. Нет, только одного, старшего!..»
Очнулся Орешек лишь тогда, когда Арлина, растолкав всех на своем пути, бросилась ему на шею. Парень чуть не взвыл: люто болела каждая мышца, а Волчица, при всей ее красоте, отнюдь не была воздушным созданием. Впрочем, новая боль помогла преодолеть шок. Орешек даже попытался поднять непослушную руку, чтобы стереть заливающий глаза пот. Попытка не удалась, но девушка заметила движение и правильно его истолковала. Выпустив — хвала богам! — шею жениха, она подхватила край своего плаща и мягкой подкладкой осторожно отерла любимому лицо.
Звон в ушах унялся настолько, что Орешек смог прислушаться к происходящему вокруг.
Эрвар склонился над мертвой тварью. Из темной груды торчал обломок меча, намертво прихваченный засохшим «клеем».
— Жабья Подушка, — озабоченно сказал Подгорный Охотник. — Жуткая гадина, любому укажет самую короткую тропку в Бездну. Такая быстрая, что глаз за ней уследить не может. И сражается молниями.
Его перебил донесшийся сверху голос одного из солдат:
— Дверь почти прогрызена! Еще немножко — и хоть пинком открывай!
— Молниями? — глухо переспросил Охотника дарнигар, бросив короткий взгляд наверх. — Молниями?..
