Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана (книга жизни .txt) 📗
Впрочем, это и неудивительно. Для Шема, во всяком случае.
В этих городишках короли — должность не наследственная, а выборная. Кто богаче да ловчее в делах — тот сегодня и король. А завтра другой ловчила сумеет не только сорвать огромный куш, но и доказать соплеменникам, что это была вовсе не случайная удача и что именно под его управлением городу будет лучше всего — и извини-подвинься старый добрый Цубрахэш, забирай свои пожитки из королевского замка. Сам Конан такого государственного устройства не понимал и не одобрял. Но, как говорится, в чужую винокурню со своим суслом не ходят.
Конан поежился, глядя в сад из окна второго яруса левой башни королевского замка. Сад был красив. Вторая осенняя луна вызолотила и окрасила драгоценным пурпуром листву густо посаженных деревьев, которой под защитой высоких замковых стен не угрожали свирепые ветра плоскогорья. Тот редкий лесок, что подходит почти к самым городским стенам, давно уже лишился своего праздничного убора, машет сиротливо голыми ветками. А тут — тишь да гладь, полное благолепие да услада для глаз. Деревца невысокие, и двух ростов не будет, а посажены так густо, что из окна второго яруса кажется — никакой это вовсе не второй ярус. Просто на земле, до которой рукой подать, расстелили златотканый вендийский ковер немыслимой ценности. Наверное, чтобы боги с небес любовались, не для простых же людей такую красоту по земле трепать… Нет, хороший сад, что ни говори.
А вот замок Конану не нравился. Неуютным он был, замок этот. Холодным и нежилым каким-то. Словно заброшенная гробница. В годы бурной молодости Конану приходилось не раз ночевать в таких всеми покинутых каменных склепах — ощущение тогда возникало похожее.
Хотя снаружи выглядел сарковский замок вполне достойно. Не слишком высокий — ростов пять, не более, если угловые башни в расчет не брать — они-то, конечно, повыше будут. Все из того же зеленовато-серого камня с красивыми обрамлениями меленькими белыми плиточками у окон второго яруса — первый, как водится, монолитный, на случай осады. То-то в самом городе практически нет высоких домов — негоже подданным выше своего господина и короля выпячиваться. Пусть даже господин и король этот временный, но замок-то — постоянный.
Вот именно.
Постоянный замок — и постоянно сменяющие друг друга хозяева этого замка. Откуда уж тут взяться теплоте и домашнему уюту? Эх, советовали же умные люди, надо было плевать на этикет и селиться в добротном бревенчатом доме, а не в этой промороженной усыпальнице. Тем более что и Цубрахэш предлагал, похоже, вполне искренне, и даже огорчен и обижен был отказом, чуть ли не как личное оскорбление воспринял.
Пришлось рассыпаться во всяческих уверениях и богато отдариваться — и ради чего? Ради удовольствия спать на камнях, могильный холод которых проникает через все меха и ковры богатого ложа? Уж лучше бы тогда вообще остаться за городскими стенами, в одном из командных шатров. Там уютнее, дымом пахнет и люди вокруг.
Так ведь нет же!
А всё Квентий, Нергал его забери! «Великому королю Аквилонии не подобает! Урон престижу! Что о нас подумают!» Сам-то, небось, ночевать в этом склепе не захотел, в город умылился под удобным предлогом сбора сведений. Еще три дня назад, между прочим, умылился, и до сих пор ни его что-то не видать, ни собранной им новостей.
Из сада донеслось лошадиное ржанье и негромкие голоса. Видно сквозь золотое плетение листвы ничего не было по-прежнему, и насчет голосов еще могли быть сомнения — слишком уж тихо и далеко! — но не узнать по голосу лошадь из своей конюшни?!
Конан в два прыжка преодолел расстояние до открытой двери покоев, с точки зрения Квентия только и достойных великого короля, быстрым шагом миновал узкий коридор второго яруса. Он с трудом сдерживался, чтобы не перейти на бег. Оттолкнул не вовремя подвернувшегося слугу — довольно грубо оттолкнул, когда надо — их не дождешься, а не надо когда — вечно под ногами путаются! Скатился по лестнице, выбив твердыми подошвами из каменных ступеней что-то вроде стремительной барабанной дроби.
Квентия он обнаружил в большом приемном зале первого яруса. Начальник внутренней стражи стоял, широко расставив ноги, и жадно пил из поднесенного слугами кувшина — умеют и они иногда поспевать вовремя, а то уж Конан совсем было разочаровался в шемитской прислуге. Голова Квентия была запрокинута, на мощной шее поршнем водяного насоса ходил кадык. Пил он так, словно только что вернулся из самой засушливой пустыни, где провел не меньше луны, питаясь исключительно сушеными ящерицами. Судя по сухому полотенцу в руках и растерянному выражению на смуглой физиономии одного из сбежавшихся слуг, кувшин был подан гостю для омовения.
Конан поморщился.
Ну вот, теперь неделю вся местная прислуга будет судачить об «аквилонских варварах». Королю, стало быть, по этикету не положено. А самому, значит, подобает вести себя как угодно, да? И это — начальник внутренней стражи?!
Конан щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание оторопевших слуг. Если их новым поручением не озадачить — так ведь и будут стоять, рты раскрыв, и пялиться на столь вопиющее нарушение всех мыслимых приличий. Сказал, многозначительно шевельнув бровью, когда черные глаза, несколько раз моргнув, повернулись наконец в его сторону:
— Еще кувшин. Быстро.
Слуги — их было четверо — переглянулись. Потом тот, который держал полотенце и был, похоже, младше всех прочих, передал свою ношу коллеге постарше и убежал, шлепая босыми ногами по каменным плитам — ковров на первом ярусе замка не предусматривалось, во время торжественных обедов пол устилали соломой, а сейчас и ее повымели.
Тем временем Квентий, последний раз звучно глотнув, с видимым сожалением отставил опустевший кувшин. Вернее даже — не отставил, а просто выронил — хрупкая керамическая вещица, богато украшенная разноцветной эмалью, наверняка бы разбилась, не подхвати её вовремя метнувшийся слуга. Квентий качнулся. Повел вокруг мутными, налитыми кровью глазами. Потер висок грязной рукой. Сморщился. Прогудел просительно:
— Водички мне бы… холодненькой…
Водички ему бы действительно не помешало. И побольше. Желательно с бочку так. Король Аквилонии в полутьме сначала не разглядел было, а теперь, когда глаза привыкли, обнаружил еще одну интересную особенность. Начальник его внутренней стражи был не только пьян до состояния непотребного — он и выглядел не менее непотребно.
Дорогое и совсем еще недавно новое одеяние помято и изорвано, а уж грязно так, словно хозяина этих тряпок волокли за боевой колесницей по горной дороге не меньше трех-четырех полетов стрелы, да еще и во время осенней распутицы. Подаренного благодарными купцами Сабатеи мехового плаща и вообще на Квентии не наблюдалось более, только болталась на шее завязка с жалким обрывком грязного меха. На лице — грязные потеки, в волосах — листья и всякий прочий мусор.
Тяжело переступая быстрым шагом, вернулся мальчишка-слуга. Бежать он не мог — наученный горьким опытом, волок сразу два кувшина. И на этот раз — куда большего размера. Остальные слуги тоже засуетились, откуда-то возник большой медный таз, и на этот раз омовение чрезвычайно утомившегося после ночной прогулки гостя совершилось безо всяких недоразумений. Квентий тер лицо, отфыркивался и просил лить на затылок похолоднее. Сбросил рваную рубаху прямо на пол, подставлял по тонкую струйку плечи и спину. Потом долго вытирался, оставляя на чистой ткани грязные полосы.
Конан ждал, ни словом, ни жестом не проявляя своего нетерпения.
Наконец с омовением было покончено. Квентий отбросил последнее полотенце — его, как и ранее рубаху, подхватили опомнившиеся и изо всех сил демонстрирующие повышенную расторопность слуги — и поднял на своего короля и повелителя уже куда более осмысленные глаза. Взгляд начальника внутренней стражи почему-то показался Конану виноватым.
И это было скверно…
— Пойдем ко мне, — сказал Конан, резко оборачиваясь на пятках, словно не желая видеть этот виноватый взгляд. — Я как раз велел подавать завтрак. Там и расскажешь.
