Предатели Мира - Пекур Екатерина (читать книги полные TXT) 📗
— Видишь ли, я собираюсь обставить наш побег как похищение боевиками да Райхха. Хотя им год давили на хвост, они ничего не забыли и заитересованы в мести. Кроме того — они заинтересованы в нашем молчании, а это недостижимо, если мы заговорим под пытками в четвертом. То есть там возьмутся за нас просто для сведения дебета с кредитом, но ведь да Райхха от этого не легче? А если за нами пошлют экспедицию в Предгорья…
— Там станет тесно.
— Вот-вот, — недовольно пробормотал Карун, — А ещё есть некий мулат, сидящий в камере второго отдела. Его продолжат допрашивать, и, сдаётся мне, он что-то знает.
— Тень! — жалобно взвыла я, стискивая сиденье под собой.
— Он правда в курсе твоих особенностей?
— Он видел, как я Исцеляла, — простонала я, — И даже хотел меня убить, но мы… нашли общий язык.
Карун уставился в чашку.
— Плохо, но по сути это ничего не меняет. Нам всё равно надо бежать. Только ещё чуть-чуть быстрее. И как-то обойти все ловушки Предгорья.
Я смотрела на него и понимала, что дело дрянь. И примерно девять к одному, что нам придётся… не даться к руки врага живыми. Убить друг друга. Он это знал очень хорошо, только пугать меня не хотел, наверное.
— А если мы попытаемся найти Небесный Остров? — тихо прошептала я.
Карун поднял на меня глаза — и я вдруг увидела, как в них появляется цвет.
Они стали такими, как я их помнила — живыми и абсолютно ясными. До сих пор я даже не замечала, какая тусклая, смертная тень лежала на его худом лице, как глубока была чернота вокруг глаз, и как он… постарел и отчаялся. Но теперь, на мгновение, его глаза показались мне лет на десять моложе лица. То есть примерно на его реальный возраст. И честное слово — это были глаза того самого человека, который год назад прошёл по трупам через «Белую Башню» и не побоялся бежать оттуда на неиспытанном еретическом аппарате!
— Остров? — потрясенно повторил Карун, словно недоверчиво оживая на моих глазах, — Плоскогорье… Санда… ты — гений!!! Конечно, Плоскогорье!.. Как же я не..! — выдохнул он, — Мы уйдём на запад, а не на север. И так мы хотя бы проживём подольше! — закончил он решительно.
Подольше. Да. Я мысленно подвела черту под своим будущим. Счёт не на жизнь как таковую. Счет на дни, которые нам с ним удастся выкроить, прежде чем мы оба умрём… и, может быть, ещё слабая, еле видная на горизонте надежда, что за этими днями будет что-то ещё. Мы смотрели друг на друга, и меня обуревала мрачная и злая решимость.
— Карун, — тихо сказала я, — Когда мы будем идти отсюда, задержись, чтобы я оказалась позади тебя — хоть на минуту.
— Зачем?
— Так надо. Не спорь.
Мы допили кофе и медленно встали. Уже зная, на что смотреть, я заметила, с каким трудом он поднялся со стула. На нём практически не было живого места. В нескольких местах повреждённая спина, множество шрамов, с травмированными нервными окончаниями — на лице, на спине, на руках, изрубцованный язвой желудок, то и дело подлетающее давление… и что-то, казавшееся мне налётом цементной пыли — смертельная усталость, сжатые зубы, последние крохи ярости. Что они с ним сделали? Как всё это перенёс?
Начать всё сначала?! Для условно бывшего спецоперу КСН?! Для организации, где за вход — нередко лишь миг невнимания, за выход — всегда чуть больше, чем жизнь?! И он пошёл на это сознательно?! Из-за меня?! Что бы он ни говорил — но по сути..?
Я опустила голову и уставилась в пол. Страшное ощущение.
Мы пошагали к выходу. Собрав в кулаке облако зелёного света, я держала его наготове. Подходя к мобилю, Карун задержался, придирчиво осматривая лобовое стекло. Я быстро приложила ладонь к его пояснице, позволяя свету стечь по старому рубцу.
Карун вздогнул и быстро вопросительно глянул на меня. Создатель, мне доставляло такое удовольствие видеть эмоции на его лице… хотя я понимала, что в целом это не к добру. Не в стенах КСН.
— Что это будет? — тихо и быстро спросил он. Мне казалось, он побаивался моих рук после того случая.
— Не знаю, смогу ли помочь по-серьёзному, — тихо сказала я, — Слишком старая травма. Но тебе хотя бы не будет больно. Потерпи ещё немножко. Через час пройдёт полностью. Только не нагружай спину и ничего тяжёлого не поднимай — проблема-то никуда не делась.
Он замер, судорожно сжимая дверцу мобиля, и его губы вдруг предательски задрожали.
— Рыжая, — прошептал Карун, — Это такое чудо, что ты существуешь. Я так хочу тебя поцеловать… я ничего так не хотел за этот год, — неожиданно с какой-то жуткой обессиленностью закончил он.
Моей воле пришёл конец…
— Я тоже… — улыбнулась я, ощущая, как мои глаза застилает слезами, а лицо превращается в зарёванную тряпочку.
Мы с усилием отвернулись и сели в машину. Завтра вечером. Если мы доживём.
Оба мы не проронили больше ни слова, пока мобиль неспешно преодолевал расстояние до бюро второго линейного. И так и не дотронулись друг до друга даже пальцем. Нельзя. По всем канонам поведения аллонга без кровного родства или серьёзной причины мы не могли вступать в физический контакт. Мы даже не смотрели друг на друга. Я глядела перед собой и явственно ощущала, что мои веки, несмотря на возбуждение и выпитый кофе, слипаются. У меня истощались все запасы гормонов стресса, точно. Мне нужно было выспаться, просто-таки любой ценой. Завтрашний день обещал быть… решающим. Во всех смыслах.
Создатель. Я весь этот год прожила, как в дурацкой сказке. Я, полноценный бриз, шлялась по Миру и даже ни одной извилиной не вела, какой опасности я себя подвергаю. Дар цепляется за рефлексы. Он легко замещает многие привычные движения — например, за это время я не раз замечала, что мне стало тяжело прыгать. Гасить тягу приходилось почти сознательно — она сама включалась, норовя смягчить удар по пяткам. Сколько раз я могла засветиться?! Тень. Какая же я была легкомысленная. Ну вот, добегалась. Оказалась в ситуации, где мне в лучшем случае светит ласковая смерть от товарища.
И только в случае невероятном — спасение.
Я хмуро подумала — а что, у меня был выбор? Остаться в Адди? Позволить, чтобы Карун..?
У меня даже похолодело в животе.
В какой-то мере вся эта череда событий была неизбежной. Более того, если рассматривать их с этой точки зрения — события прошли ещё и благоприятно. Я жива и не в тюрьме. Войны не случилось. И даже… я подняла глаза от пола мобиля ровно до колена Каруна. Он живой. Я могу на него посмотреть. Пока ещё могу. О чём-то большем, хоть о касании руками, даже мельком, я не мечтала… хотя на самом деле мне до дрожи в животе хотелось коснуться носом его волос. Но это всегда было… слишком далеко зашедшим шагом, если вы понимаете, о чём я. Это означало, что мы (не имея на то никакого права!) уже переступили все границы приличий. Нет, думать про это я себе запретила… Да, я огребла по полной программе. Я плакала, страдала, переживала всякие душевные муки, я рисковала проявиться как бриз, и даже была арестована — но всё это, в какой-то мере, было единственно возможным течением моей жизни. При данных моральных установках.
Размышлять о будущем я не могла. Пока что его, будущего, не было — и спасибо уж за то, что было настоящее, в которое я могла глядеть открытыми глазами. Не падая в обморок и не сходя с ума.
Мы с тихим шорохом подъехали к бюро. Сделав мне резкий жест рукой, Карун предложил выходить. Я поплелась за ним в здание, мимо дежурного, по коридорам, уже погружённым в сумерки. Видит Создатель, как же я не хотела сюда идти. Но я понимала, что в нынешнем состоянии я не продержусь в воздухе и часа. Да и то сомнительно. Нам следовало отыграть всё по порядку. Если я хотела выжить не только сама… Я должна была дать ему возможность подготовить пути отступления для нас обоих.
Нас будут искать. Все. Мамочки.
— Отдыхайте, — деревянным голосом сказал Карун, поворачивая ключ в замке.
Я обернулась. Мы ровно две секунды смотрели друг другу в глаза.
«Живой не давайся». Он сказал это одними губами, а потом отвернулся и ушёл в полумрак коридора. Облизнув сухие губы, я притворила за собой дверь…
