Венец Бога Справедливости - Шихматова Елена (книги бесплатно .txt) 📗
— Итак, я вижу: у вас нашлись проводники к древу Идэлии, — сказал он, когда последняя варежка скрылась из виду. Что ж, это их право — здесь я не могу указывать им, но впрочем, ладно, а то я уже заждался.
Хранитель рассмеялся, но все же милостиво указал гостям на пеньки, служащие здесь сиденьями. И вдруг вновь послышалось чудное пение, на этот раз все смогли понять смысл песни: брина пела ее на древнеэльфийском.
— О, Хранитель Идэлии, славься!
Не померкнет твой светоч вовек:
Ты конечности, смерти, избег.
Призывает смиренный: "Останься!"
Но порой он заносчив чрезмерно
И не ведает, что говорит,
И какие деянья творит,
И не просит он боле смиренно,
Но он якобы слово диктует
И красивые песни поет,
Да, к тому же, все сам создает!
Так остаться один он рискует,
Да укутаться в сети обмана
И увидеть все то, чего нет,
Что, по сути, лишь прежнего свет! -
И кому эта глупая рана?
Остается святая обитель —
Есть у эльфов одуматься шанс:
Пробужденье — хороший аванс.
Ты — в Идэлии вечный Хранитель!
Брина смолкла — Хранитель самодовольно улыбнулся — да, это его владения, его вотчина, здесь он предстает полновластным властелином. Пусть могущество его во многом иллюзорно: заповедный лес — всего лишь часть большого мира, где управляют другие Боги, а область в его подчинении вообще ничего не значит, и реальную власть он утратил почти сразу после своего становления, но ведь зачем-то Великий Бог Справедливости сохранял это место, давал Берендору право входить в Совет.
— Итак, вы просите ночлега?
— Да, Хранитель! — ответила Руфина, но ее тут же, как и у входа во владения Берендора, резко и сразу прервали.
— Я не давал тебе слова!
Искра гнева вспыхнула в глазах Хранителя, но не только из-за выступления Руфины (хотя как она могла прочесть его мысли, узнав тем самым: кому он хотел дать слово), но и из-за недовольного взгляда Георга — нет, этот юноша ведет себя чересчур вызывающе!
— Пусть говорит королева, а все остальные помолчат.
"И вы тоже", — мысленно добавил Георг, отчего старик крепко сжал подлокотники своего деревянного резного кресла, но промолчал.
Амариллида встала, поклонилась и негромко произнесла следующие слова.
— Мне нечего добавить к уже сказанному. Мы просим вас позволить нам передохнуть у вас до завтрашнего утра, по наступлении которого мы удалимся.
— Хм. А что ж та сила? Вы ее уже не боитесь?
Амариллида выпрямилась и гордо ответила.
— Я — королева своего народа и бросать его, тем более в трудную минуту, не собираюсь, как бы мне ни было тяжело!
— Я чувствую, что вам, действительно, тяжело, но коли все так, как вы говорите, то одна любовь к народу уже может вас исцелить. Так, причем здесь я?
Георг возмущенно отвел взгляд в сторону. О, если б он мог вступить в разговор! Он бы мигом отказался от всех просьб и молений о помощи, но сейчас говорила королева — прервать ее он ни за что бы себе не позволил. Руфина, крепко сжала его руку, словно подтверждая: "Молчи, молчи, ради всего святого!"
— Тем паче, — иронично заметил старик, — что некоторые из вашей компании и вовсе не прочь отказаться от моей помощи!
— Если вы не можете нам ее оказать, Хранитель, нам ничего другого не останется, как покинуть ваш дом немедленно.
— Ну, что вы так сразу в амбиции впадаете? При занимаемом вами положении, в вашем возрасте, это, по меньшей мере, глупо, ребячество, так сказать.
Руфина еще крепче сжала руку Георга. Понять: на кого намекал Хранитель, было не мудрено.
— Я не могу реагировать иначе, — сказала Амариллида, — вы не даете определенного ответа, а мы, действительно, все очень устали и нуждаемся в отдыхе…
Хранитель жестом, подняв вверх руку, прервал ее.
— Хватит! Не вам судить о моих намерениях, а в том, что я расспрашиваю вас, нет ничего предосудительного. Ведь, если бы кто-то приехал к вам, пусть и донельзя вымотанный, вы бы тоже поинтересовались: каковы его намерения, кто он, откуда. А, милый юноша, может, вы хоть представитесь?
Георг встал — Руфина медленно отпустила его руку, теперь лишь тревожно глядя то на него, то на Хранителя.
— О, не знаю, что даст вам имя обычного смертного, ведь, как бы ни был знатен мой род, все равно вся моя жизнь бессмысленна.
— Бессмысленна и значима одновременно: этого нахала я буду вспоминать не раз!
— О! Приятно слышать, что мой образ будет запечатлен хоть где-то, только вот не понимаю: какой мне будет от этого толк?
— Ясное дело — никакого! После смерти ничего нет!
— Я знаю, хотя вот так, определенно, тоже бы не говорил: погибнет мое сознание, но не составляющие меня начала.
— Мы тут о проблемах бытия говорим или о вашем имени? А потом ведь сами скажете, что я вас измором брал.
— Ради моих спутников ускорю нашу беседу — мое имя Георгий Амадос Ти-Ирис. Удовлетворены?
— Вполне, — холодно ответил Хранитель, но потом почти назидательно добавил, — надеюсь, ваше высочество, когда вы станете королем, дерзости в вас поубавится, а то жаль видеть такого короля на престоле Каримэны.
— О, с честью исполню ваше пожелание! — Георг даже поклонился.
— Нет, все-таки нахал ты порядочный! И что только Руфина нашла в тебе?!
— Видимо, нахальство — не единственная моя составляющая. Так, мы сможем у вас передохнуть?
— Сможете, только сначала мы кое о чем потолкуем.
— Мне сесть?
— Нет, отчего же, я думаю, что вы и ваша драгоценная Руфина знаете об интересующем меня вопросе, куда больше, чем ее величество, — Хранитель холодно взглянул на Амариллиду, — сядьте пока. Итак, почему перстень королевы бездействует, уж не забыл ли королевский род о том, как использовать его?
— Перстень был утерян, Хранитель, — сказала Руфина, — утерян почти сразу после Великой войны.
Берендор смутился: а ведь он даже не почувствовал этого!..
— Нашелся перстень буквально несколько дней назад, — продолжал Георг, — но какое воздействие он сможет оказать на Балскове?..
— Балскове, Син Балскове? Что вы такое говорите? Он жил незнамо когда!
— Жив и сейчас, — возразила Руфина, — верьте нам.
— Верить вам? С какой стати? Балскове не может жить сейчас — не во времени же он переместился?
— Именно, — утвердительно сказал Георг, — кто-то помог ему переместиться во времени, или он узнал, как это сделать без помощи Богов, но тогда у него все равно должен быть покровитель. Но вот, кто он?
— Откуда мне знать? Но если все так….Оставьте меня — мне нужно подумать. Можете купаться в любых речках и развести не более двух костров.
— Благодарим вас, Хранитель, — сказала Руфина, — вы великодушны.
— О, не стоит называть меня великодушным: подумай, что скажет на это твой принц.
Руфина улыбнулась и, глядя на Георга, возразила.
— Ничего не скажет!
— Только, если ты того желаешь. Мы пойдем направо.
— А мы влево.
С этим они разделились: Георг пошел с Яромиром, а Руфина с эльфийками. Вскоре Хранитель остался один, в окружении двух стражей: волка и брины, но они никогда сами не вступали в разговор с повелителем, лишь отвечали на его вопросы — сейчас этого не требовалось.
Минут десять старик сидел неподвижно, но неожиданный звук заставил его выйти из оцепенения и поднять голову. Легкое движение ветерка всколыхнуло листья, на том месте, где недавно стояла Амариллида, появился Тасмир.
— Здравствуй, Берендор.
— Тасмир? Ты?
— Как видишь. Отчего печален?
— Я не бываю печален, с чего ты взял, что это так? Я просто… задумался.
— О перстне королевы, о Сине Балскове и моем ученике?
— Так, вот о последнем давай не будем?
— Хорошо, тем более что: если надо, он и сам за себя постоит.
— О, можешь в этом не сомневаться! Я в его возрасте боялся на взрослых взор поднять — не то, чтобы так огрызаться!
— Ну, ладно, ты тоже хорош был!
