Кратос - Точильникова Наталья Львовна (библиотека книг .TXT) 📗
Страдина не устраивала такая ситуация. Ему надо было непременно посадить Лео в тюрьму, и немедленно. А для этого преступление надо было переквалифицировать на А2, а лучше A3. И тогда придумали мошенничество. По старым делам это еще где-то как-то можно притянуть за уши. Но, видимо, боялись не успеть до окончания срока давности. И накинули еще один новый эпизод, совершенно абсурдный. Тот, что с переплатой налогов.
Через неделю Хазаровскому разрешили свидание с женой, полноценное, с ночевкой в отдельной комнате, на сутки. Я проводил его до дверей и познакомился с Ириной, до сих пор я только общался с ней по устройству связи. Супруга Леонида Аркадьевича очаровательна и напоминает графиню Лопухину с картины Боровиковского.
Все прошло спокойно и без эксцессов.
– Если будет нужда – связывайтесь со мной, – сказал я ей, когда она покидала Центр.
Следующее свидание должно было состояться только через месяц. И через стекло.
Середина срока – самый опасный период. Психика разбалансирована, лечение не завершено и до начала реабилитации еще минимум недели две. После таких свиданий я жду неприятностей.
На этот раз как-то особенно неспокойно.
Родственники пришли в полном составе: и Ирина, и старшая дочь того же возраста, и двое мальчиков лет по десять – сыновья. Хазаровский улыбается, отпускает шуточки, из которых добрая половина в мой адрес. Я стою в сторонке, не особенно прислушиваясь, но я обязан присутствовать.
Он молодец, держится. Сейчас возможны срывы.
Пока в этом отношении с ним не было хлопот. С ним другие сложности, по чести сказать, совершенно от него не зависящие. Я опасаюсь за его жизнь и по три раза проверяю биопрограммер перед работой. Я тестирую всю еду, включая передачи. Вряд ли его попытаются отравить, при наличии биомодераторов это крайне неэффективный способ, но все может быть.
– Леонид Аркадьевич, – говорю я. – Время.
И чувствую себя садистом.
– Сейчас! Сейчас!
Он прощается с ними, новой шуточкой добивается улыбок, улыбается в ответ.
Они отходят от стекла, скрываются за дверью.
– Пойдемте, Леонид Аркадьевич, – говорю я.
Он подчиняется почти машинально, улыбки как не бывало.
– Я постараюсь добиться нового свидания как можно скорее, – тихо говорю я. – И более полноценного, в отдельном помещении и не через стекло. Это вполне реально.
– Спасибо, – говорит он.
Мы идем по коридорам Центра, довольно светлым, отделанным пластиком мягких тонов, ничем не напоминающих гнетущую атмосферу тюрем прошлого.
– Куда? – спрашивает он.
– В процедурный кабинет.
– Под биопрограммер?
– Да.
– Это необходимо? Именно сейчас?
– Это необходимо. Именно сейчас, – спокойно говорю я.
Перепрограммирование биомодераторов не может изменить человека, только подкорректировать настроение, сделать менее агрессивным и более внушаемым, это биохимия, ничего больше. Остальное работа психолога. Иначе курс лечения занимал бы три минуты, а не три месяца. Быстрее можно, но пусть лучше наш подопечный потеряет время, чем психическое здоровье.
– Нет, – говорит он.
Я останавливаюсь.
– Что вы сказали?
– Я сказал нет. Не сейчас! Дайте мне хоть час душевного покоя!
– Никакого душевного покоя у вас нет. Есть радость встречи и боль потери, именно это нам и нужно.
– Да идите вы к черту с вашей психологией!
Он махнул рукой и пошел вдоль по коридору.
– Стоять, – негромко сказал я.
Терпеть не могу такой тон, но он работает. Хазаровский остановился.
– Леонид Аркадьевич, мне вызвать охрану?
– Это ваше право, – процедил он и направился дальше.
– При данных обстоятельствах это моя обязанность, – заметил я.
Охранники появились раньше, чем Лео дошел до следующей двери. Профессиональным движением заломили руки назад и свели запястья, между пластиковыми браслетами протянулся короткий толстый шнур.
– Леонид Аркадьевич, зачем это было нужно? – спросил я.
Он посмотрел скорее с отчаянием, чем с ненавистью.
– А чтобы подпортить вам дело.
– Портите только себе.
Его довели до дверей лаборатории.
– Сюда, – сказал я.
Ему разомкнули наручники, не отпуская, помогли снять камзол и лечь на стол под излучатель биопрограммера. Браслеты присоединили к белым пластиковым квадратам на столе. Я включил прибор. Хазаровский расслабился, задышал ровнее. Я скорректировал работу биопрограммера через устройство связи. Сейчас Лео прежде всего надо успокоиться, это для биопрограммера не проблема.
– Можете идти, – говорю охране.
В мерном жужжании прибора намечается странный тон. Его там не должно быть! Я работаю с биопрограммерами несколько лет. Что-то не так! Я проверил прибор еще утром, когда Лео собирался на свидание. Проверить еще раз не было возможности. Он несколько часов простоял без присмотра. Но лаборатория была заперта!
– Леонид Аркадьевич, как вы себя чувствуете?
Он молчит.
– Леонид Аркадьевич!
– Евгений Львович, а казнят здесь же, на этом же столе?
Слава богу! Вроде в порядке, я вытираю пот тыльной стороной кисти.
– Делают эвтаназии, – поправил я. – Последняя была тридцать пять лет назад. И вообще не здесь. Девять лет назад в соседнем здании собирались подвергнуть этому Анри Вальдо. Уже подготовили установку. Но мы его отстояли, в последний момент пришла отсрочка. Установка такая же, вы правы. Только эта совершеннее.
Я вырубаю прибор. Хватит на сегодня. Может быть, мне и послышался этот странный шум, но лучше все проверить. Отключаю крепеж браслетов.
– Вставайте!
Я помогаю ему встать, повторяю свой вопрос:
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо. Насколько вообще хорошо можно себя чувствовать после этой процедуры.
– Пойдемте!
– Я должен извиниться, – говорит он. – Я был не прав, простите.
Это действие биопрограммера. Девяносто процентов наших пациентов начинают каяться и просить прощения, но верить этому стоит не больше, чем признаниям в любви во время оргазма. Глубокая перестройка личности за две минуты не происходит.
– Это штатная ситуация, – отвечаю я. – Вы впервые по-настоящему сорвались за последний месяц, ничего страшного. Бывает хуже.
– Опять на душеспасительную беседу?
– Опять, – говорю я.
И сам сомневаюсь, что потяну сейчас вести с ним правильный, психологически выверенный разговор, мне не дает покоя странная работа биопрограммера И вроде бы все нормально, у него стандартные реакции, и охрана нам сегодня больше не понадобится но это, может быть, лишь видимость. Почему он спросил про смертную казнь?
– Леонид Аркадьевич, если вы почувствуете себя хуже или просто странно, немедленно свяжитесь со мной. Не бойтесь беспокоить хоть среди ночи.
Хазаровский мне симпатичен, но дело не только в нем. Если с одним из наших подопечных что-нибудь случится, это дискредитирует весь проект. Более того, это способно похоронить саму идею центров психологической помощи.
– Что-нибудь случилось? – спросил Лео.
– Нет, нет, ничего.
После беседы, которой я был не слишком удовлетворен, я вернулся к биопрограммеру и посмотрел его память. Ничего странного, никаких следов. Но я не мог успокоиться. Здесь нужен биопрограммист, а не психолог, который умеет только пользоваться прибором и ничего не понимает в его внутреннем устройстве. Знакомый специалист у меня есть, это Саша Прилепко, преподаватель с Тессы. Пару дней назад мы с ним совершенно неожиданно столкнулись в центре Кратоса.