Султан Луны и Звезд - Арден Том Дэвид Рэйн (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
Затем я замечаю фигуру, вырезанную на носу корабля. Она дерзко парит над вздымающейся пучиной моря. С болью в сердце я вспоминаю о том, с какой любовью, с каким вожделением Джем, бывало, смотрел на эту деревянную красавицу и какую печаль у него вызывало ее раскрашенное лицо, негнущаяся шея, пышный бюст, жесткие контуры платья. Она вся потрескалась, облупилась. Но во сне эта «барышня Ката» видится мне новенькой. Более того: ее щеки и глаза словно бы наполнены жизнью, а вместо деревянного платья на ней развевается настоящее, из легкой, воздушной ткани.
Да, фигура девушки на носу парусника живая, и я понимаю, что она что-то говорит, но шум волн и свист ветра в парусах заглушают ее слова. С глубокой тоской я сожалею о том, что я — не Джем, что я не испытываю жгучего желания перегнуться через фальшборт, как перегнулся бы он, чтобы дотянуться до губ деревянной красавицы. Я только вздыхаю и смотрю вперед. Плывет и плывет вперед парусник под названием «Катаэйн», пересекая синие просторы неба и моря. Только небо да море кругом, и нет на горизонте земли.
Небо вдруг темнеет, и я слышу дальние раскаты грома. Приближается буря. И еще кое-что слышится мне. До меня доносится голос деревянной красавицы: «Он не твой, он мой. Он не твой, он мой». Это песня, насмешливая песня. Я знаю, что потом буду вспоминать эту песню и краснеть, как от стыда. А здесь и сейчас — во сне — я ничего не понимаю, ни смысла песни, ни того, к кому она обращена.
Потом я оборачиваюсь, потому что чувствую, что кто-то стоит у меня за спиной. В сгущающейся тьме я скольжу по палубе — скольжу, будто тяжелый камень, который кто-то упрямо тянет по неподатливой плоскости. Передо мной румпель, а возле него, отвернувшись от меня, стоит некто, до боли знакомый.
Конечно же, это Джем. Я трогаю его за плечо. Он оборачивается, но, к своему изумлению, я вижу, что у этого человека другое лицо, не лицо Джема. Это Ката, и лицо у нее бесстрастное, застывшее, как у куклы, и она говорит механически, равнодушно: «Он не твой, он мой».
В смятении и страхе я пячусь назад.
И вот я снова стою на носу парусника. Но с деревянной женщиной что-то случилось. Она больше не поет. Она снова стала неподвижной, неживой, но тут я замечаю кое-что еще. Теперь я становлюсь смелым, как Джем, наклоняюсь вниз, перегибаюсь через леер, хватаюсь за бушприт... Небо совсем почернело, воздух пропах вонью. Я слышу противный скрежет — как будто теперь кто-то тащит вперед весь корабль, но не по воде, а по шершавому камню. Я вытягиваю руку и касаюсь деревянного лица.
Именно этого я и боялся!
«Джем! — кричу я. — Джем!»
— Тс-с-с! Тихо!
— Джем?
— Тс-с-с!
Небо за решеткой под потолком порозовело — занималась заря. В полумраке Раджал не без труда разглядел сидевшего перед ним на корточках человека в грязных, пыльных лохмотьях.
— Но ты — не Джем!
— Тихо, говорят же тебе!
Раджал умолк. С изумлением рассматривал он неожиданного гостя. Мальчишка, его ровесник, а может, и помладше. В курчавых черных волосах незнакомца запуталась паутина, к подбородку прилип клочок слежавшейся пыли.
Еще мгновение Раджал плохо понимал, что это происходит наяву. Он прошептал:
— А где Джем?
— Ой нет, только не надо вот этого! Неужели ты тоже такой?
— Что значит — «такой»?
Негромко, но вполне решительно мальчишка хлопнул Раджала по щеке.
— Эй! Ты что?
— Тс-с-с, не вопи! Ты же не чокнутый, а?
— Н-наверное, чокнутый, — ошарашенно прошептал Раджал. — Ты откуда взялся?
Но очень скоро он узнал ответ. Раджал обвел взглядом темницу. Дверь была крепко заперта, прутья решетки — на месте, но на полу рядом с Раджалом лежала тяжелая плита, припорошенная песком. Плита явно была вынута из стены. Через отверстие такого размера вполне мог протиснуться худенький парнишка из соседней темницы.
На миг Раджал совсем забыл о своем сне. Теперь ему припомнился скрежет — звук, который издает камень, трущийся о другой камень...
— Старик Лакани мне показал, — пояснил гость Раджала. — Мы стали искать другие такие камни. Он сказал — ну, наверное, это так и есть, — что если этот камень качается, то могут быть и другие такие же. Стоило попробовать, верно? Мне пока больше таких камней найти не удалось, но хотя бы этот есть. Я что сказать хочу: лучше один способ для побега, чем ни одного.
Раджал скептически отозвался:
— Какой же это побег, если так можно всего-навсего попасть в соседнюю темницу?
— Это же только начало! И знаешь что? Я так думаю, старик Лакани, наверное, знает, где еще есть расшатанные камни, да только мне не говорит. Что скажешь?
От камня откололся уголок. Незнакомец сжал его в руке, придирчиво взвесил, запасливо спрятал под солому и принялся рассказывать Раджалу про старика Лакани, который просидел в подземелье не один солнцеворот и уже успел забыть о внешнем мире.
Раджалу этот странный, непрерывно заговорщицки шепчущий мальчишка уже успел порядком надоесть.
— Кто он такой, этот старик Лакани?
Словно бы в ответ на этот вопрос послышался жалобный вой из темницы по другую сторону коридора.
— Он же ненормальный! — вырвалось у Раджала.
— Само собой, он чокнутый. Он был в моей темнице. То есть я — в его темнице. Поначалу все ничего было, а потом он вдруг кинулся ко мне и стал меня душить!
— За что?
— А я знаю, за что? Наверное, за кого-то другого меня принял. Мне повезло, в общем: его уволокли и швырнули в одиночку — туда, напротив твоей темницы. Ну вот. И теперь он только воет, да вопит, да бред всякий несет.
— Это я слышал.
— Знаешь, жрать охота — страсть просто. А ты голодный? — Мальчишка пошарил в карманах и извлек корку хлеба. Разломав ее, он протянул кусок Раджалу, а другой кусок, побольше, запихал в рот и принялся жадно жевать. — А ты не унанг, поди? — жуя, поинтересовался он.
— Я... я эджландец, — соврал Раджал.
— А они вроде белокожие.
— Большинство. Но не все.
Раджал с сомнением смотрел на хлебную корку. Похоже, она была заплесневелая.
— Не хочешь — не надо, — обиженно проговорил незнакомец и отобрал у Раджала хлеб. — Другие найдутся, кто спасибо скажет.
— Старик Лакани?
— Да ну его, Лакани этого. Это я про себя. Тут не попируешь, это я тебе точно говорю.
Раджал удивился.
— А ты что-то знаешь про пиршество?
— Ну, стражники потешались, как раз перед тем, как за тобой пошли. Это ведь старая шутка: тебя приоденут, накормят, а потом и объявят — так, мол, и так, пожалуйте в подземелье, милости просим. Со стариком Лакани как раз такая петрушка приключилась — так он говорит. Но только ты сильно не переживай — ты тут так долго не просидишь, как он.
Раджал вопросительно глянул на всезнающего мальчишку.
— Ты тут только ночку проканителишься. Одну ночку. Думаю, они не захотят, чтобы ты, так сказать, протух.
— О чем ты говоришь?
Незнакомец сунул руку под солому, вытащил обломок камня, лениво подбросил, поймал, встал, заходил по темнице.
— Такой малый, как ты... Ты ведь важная шишка, верно?
— Важная шишка?
— Ну да. Не то что старик Лакани.
Раджал поежился. Пусть он и не до конца понимал, к чему клонит этот странный предрассветный гость, все равно ему стало не по себе.
— Ну а сам-то ты? Ты ведь просто мальчишка.
Незнакомец ухмыльнулся.
— Да ну?
— Ты о чем?
— Какая разница? Все равно подохну.
— Ну... все мы когда-нибудь подохнем, — философски заметил Раджал и поднялся с пола. Некоторое время они с мальчишкой смотрели друг на друга.
Незнакомец по-прежнему сжимал в руке камень.
— Кокнут меня, понимаешь? Мне крышка.
Он застыл на месте, понурился и ответил на вопрос, который прочел в глазах Раджала:
— Сегодня. На рыночной площади.
Тут Раджал наконец вспомнил.
— Ты убил Всадника!
Амеда — а это, конечно же, была Амеда, дочь Эвитама — пустилась в возражения и подняла руку с зажатым в ней камнем. Раджал попятился к стене.
