Дева и Змей - Игнатова Наталья Владимировна (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗

В очень красивом месте поставлен был замок Нарбэ. На горе, заросшей у подножия смешанным лесом, а выше – каменной, грозной с виду. В свете заходящего солнца гора и замок выглядели сошедшими с гравюр Доре. Черная скала, черная крепость, а за ними, над ними – небо, истекающее лавой и расплавленным золотом.

– Ну, как? – довольный поинтересовался Вильгельм.

– Впечатляет, – признал Курт.

– Привозить гостей на закате – добрая семейная традиция. Говорят, германцы склонны к романтизму.

– Правду говорят. Гёте, Вагнер, Гейне…

– Курт, – осклабился капитан, – оставьте! Я солдат, и даже не представляю, о ком вы говорите. Когда речь заходит о романтике, вспоминают германцев, когда речь идет о германской романтике, вспоминают этих троих, словно святую троицу. Представьте, если бы во всех разговорах о вашей стране обязательно всплывали Маркс, Ленин и Сталин, долго бы вы смогли гордиться ими?

– Конечно, – развеселился Курт, – Марксом – особенно.

Дорога пошла через рощу, и замок скрылся из виду, осталось любоваться могучими стволами деревьев, пролетавших мимо их “мерседеса”, как на ускоренной прокрутке фильма. Мелькнула и осталась позади небольшая деревня.

– Город, – обиделся Вильгельм, – город Нарбэ. Полтысячи душ населения, это вам, не кот чихнул. Кажется, так говорят русские?

– Это Георг так говорит? – уточнил Курт. – Ну, ему виднее.

А гора вблизи оказалась не такой уж грозной. Лес, ползущий по склону, выглядел чистеньким и ухоженным, ни единой хворостинки на земле, не говоря уже о буреломе или выворотнях. Скала, вокруг которой вилась дорога, была рыжей от пыли и оттого казалась уютной, а торчащие кое-где прямо из камня маленькие сосенки вызывали теплые воспоминания о Крыме и международном студенческом лагере в горах.

Стены замка, правда, глядели грозно, блестели гладким камнем, подозрительно щурились бойницами. Во рву лениво переливалась черная вода, бывшая когда-то вольной горной речкой. И даже, как убедился Курт, когда шофер распахнул перед ним дверцу и выпустил на свободу из просторного чрева автомобиля, на стенах содержалась в порядке различная оборонная машинерия, которой Курт не знал названий.

– У нас и камера пыток есть, – сообщил Вильгельм, давая гостю возможность оглядеться, – там тоже все механизмы действующие.

– А каменный мешок найдется?

– И даже темница с колодцем. Но без маятника. На мой взгляд, явная недоработка.

– Гостеприимный дом, – одобрил Курт, – и часто вам наносят визиты?

– Вы хотите знать соотношение пришедших и ушедших?

– Хотя бы сравнить физическую целостность “до” и “после”.

– “До” и “после” – это в рекламе микстуры для похудания. Пойдемте, Курт, – Вильгельм улыбался, – к ужину у нас принято переодеваться, но на гостей правило не распространяется. Если дед покажется вам излишне суровым, не обращайте внимания, – это он вас тестирует. Если убредете куда-нибудь один и заблудитесь, оставайтесь на месте и подавайте сигнал голосом. Рано или поздно кто-нибудь вас найдет. Вот, вроде бы, и все для начала.

Встретивший их в бескрайнем холле ливрейный громила, даже не попытавшись изобразить радушие, бесстрастно произнес:

– Добро пожаловать в Нарбэ, господин Гюнхельд.

– Ларж? [43] – пробормотал Курт.

– Пробрало, – удовлетворенно хмыкнул Вильгельм. – Нет, это Вернер, он живой. И пока вы здесь, он отвечает за вашу сохранность.

Вообще-то, в замке было абсолютно безопасно. Даже многочисленные, оставшиеся со времен постройки и добавленные в годы войны ловушки, качающиеся плиты и “коридоры смерти” жизнь не осложняли, поскольку были деактивированы. “До времени”, как мимоходом обронил Вернер. А окончательно мрачную атмосферу рассеял двухлетний бутуз, вывернувшийся из рук улыбчивой няньки и заковылявший по коридору навстречу Вильгельму с банальным, но донельзя умилительным:

– Папа!..

И Курт неожиданно остро позавидовал капитану фон Нарбэ. Хотя, рассуждая по уму, Вильгельм был его ровесником, а в двадцать четыре года взваливать себе на шею такую обузу как ребенок – это, пожалуй, перебор.

– Ты почему еще не в постели? – капитан подхватил сына на руки, на глазах теряя остатки аристократической холодности.

– Ну, что с ним сделаешь, хозяин? – подошедшая нянька приняла ребенка. – Знаете ведь, Людвиг как чует, что вы приехали. Еще и машина на горке не покажется, а он уже шумит: папа, папа. И встречать бежит.

– Встретимся за ужином, – Вильгельм обернулся к Курту, – там познакомлю вас с Лихтенштейном.

И последним – перед встречей с семейством Нарбэ – сюрпризом стал для Курта вид из окна отведенной ему комнаты. Не считая, разумеется, самой комнаты. Он-то думал, что в их доме, в Ауфбе, спальни большие… Но площадь жилых помещений, это, в конце концов, дело привычки и возможностей. А вот то, что часть восточной стены замка была снесена, и через весь просторный двор тянулась к пролому окаймленная фонарями взлетно-посадочная полоса, – вот это впечатляло.

К уцелевшим стенам лепились хозяйственные постройки, и за открытыми широкими воротами одной из них Курт различил силуэт небольшого самолета.

Покачав головой, он отошел от окна. Можно быть пилотами, можно быть династией пилотов, но чтобы настолько! Интересно, а кто здесь диспетчеры наземной службы? И начальник аэродрома? И в какие деньги должно вставать содержание техники?

Самих же фон Нарбэ – всех, начиная с деда и заканчивая женой Вильгельма, можно было снимать в кино. Причем, в пропагандистском. Более типичных, более классических аристократов Курт не встречал даже в детских книжках, даже на старинных портретах со средневековыми рыцарями и баронами.

Мужчины, все трое – светловолосые, с похожими резкими лицами, с прозрачными глазами и тонкими бледными губами. Женщины, все три – светловолосые, круглолицые и светлоглазые, с красивым румянцем. Курта жуть пробрала: как их, вообще, различать? Правда, Хельга, супруга Вильгельма, выглядела пока что как девочка – ни за что не скажешь, что у нее двухгодовалый сын, – но зато старшая фрау фон Нарбэ, та, которая бабушка, лет после сорока стареть явно передумала, а средняя к сорока как раз подошла…

– …А это господин Лихтенштейн, наш библиотекарь, – продолжала церемонию знакомства фон Нарбэ-старшая. Хозяйка.

Еврейский юноша смотрелся в кругу семьи фон Нарбэ скорым клиентом газовой камеры. Печальные, большие и черные как сливы глаза, и, почему-то даже щегольская эспаньолка, только усиливали впечатление.

Правда, – и выяснилось это почти сразу, – именно Ефрем Лихтенштейн полагал себя осью, вокруг которой вращается жизнь семьи, жизнь замка, и, кажется, жизнь вообще. За столом он начал говорить и говорил много, говорил со всеми, не боялся никого, включая грозного патриарха, господина Юлиуса. Иногда его даже слушали. Курту показалось поначалу, что Лихтенштейна держат в замке не столько в качестве библиотекаря, сколько вместо шута, ведь любому аристократическому семейству полагается в свите хотя бы один остряк с претензиями. Однако присутствие Ефрема за столом гарантировало, что неловких пауз в разговоре не возникнет. Он не знал, что такое паузы, кроме, разве что, ситуаций, когда помолчать пару секунд требовалось для пущего драматического эффекта.

И сразу после ужина он увлек Курта в свои владения. В безразмерную библиотеку, где среди уходящих в невидимые выси книжных стеллажей было всего три оазиса с креслами, столиками и уютными настольными лампами.

– А больше и незачем, – объяснил Лихтенштейн, по-пиратски подкручивая черный ус, – вы думаете, они читают? Вы меня смешите, если так думаете! В этом доме для чтения две темы: война и любовь. Мужчины читают о пушках, дамы – о мужчинах, а то, что в их распоряжении, без преувеличения сказать, сокровищница, это им, извините за грубость, вдоль хитона.

Поскольку примерно на эту же тему Ефрем, не стесняясь хозяев, рассуждал и за столом, Курт только кивал, успев уже понять, что фон Нарбэ с экспансивным библиотекарем давно смирились. Может быть, их закалило многолетнее общение с Лихтенштейном-старшим, почтенным рабби Исааком.