Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир (книги полностью .txt) 📗
Она порывалась отправиться вместе с Бенедиктом, но больная нога не позволяла выдержать ритм безумной скачки. Потому она помогла монаху золотом, напутствием и святым благословением, от которого Бенедикт еще сутки светился золотистым сиянием и не уставал в седле несколько дней.
Сама де Пуатье осталась в графстве. Проводить инквизицию в отношении всех, кто так или иначе контактировал с Антуаном де Рано и черным человеком Вульфштайном. Дело пахло алмарской провокацией. Хуже того — международным скандалом. В воздухе висело слово «шпионаж», на горизонте маячило еще более страшное — «война».
Но все было тщетно. Он опоздал. На час-полтора. Не больше. В порту монах узнал, что человек с широким лицом и сумрачным взглядом взошел на борт старой шхуны, название которой почему-то никто не мог вспомнить. Он ушел. Вырвался из рук. Наградил Бенедикта несмываемым пятном «неудачник». Кому-то очень важно было убить Алана де Мелонье, и этот кто-то преуспел. В сердце норманита закипала жажда мести, граничащей с военным преступлением.
— Доброго вечера, святой брат, — поздоровался человек в мундирном рединготе, сидевший напротив. У него было неприятное, жесткое, алмарское лицо и очень умные глаза. Глаза эти с любопытством, легкой иронией и затаенным пониманием изучали норманита.
— Я занял ваш стол, — Бенедикт хотел было подняться, он жаждал сейчас одиночества и уж тем более не хотел общаться с теми, кого собирался скоро резать. — Извините.
— Нет, нет, — медленно, с достоинством поднял руку собеседник, второй он придержал палаш в черных, лакированных ножнах, начавший падать после резкого подъема монаха, — Прошу останьтесь. Нам есть о чем поговорить. Вы не успели его поймать. И не сумели выяснить, кто он. Я вижу, вы уже начали подозревать алмарскую разведку. Это нежелательно. Я хочу пролить свет на кое-какие детали. А потом мы вместе поищем способ его поймать.
— Я слушаю, — Бенедикт резко сел, его суровый взгляд встретился со взглядом Штурмхарта, там горел терпеливый, ровный, размеренный огонь ненависти. Ненависти к человеку, уплывшему на старой шхуне. К Реймунду Стургу.
Норманит вернулся через неделю. Обратно он возвращался медленно, размеренно, полный тяжелых дум и долгоиграющих планов. Штурмхарт — алмарский агент, — открылся ему. Этот осторожный и умный человек, похоже, сумел понять, что жажда мщения монаха много выше его верноподданнических чувств. К тому же Орден не всегда соглашался с официальной светской политикой, почитающей алмарских шпионов вредными.
Норманит осознавал, что не сумеет добраться до человека, заказавшего Алана, он силен и опасен, но принести возмездие кому-то, столь могущественному, было за пределами его сил. Но душа погибшего поэта требовала крови. И этот долг монах собирался оплатить. Алмарец пообещал Бенедикту, что как только сумеет выяснить, кем был этот загадочный убийца-перевертыш, он сообщит. Самое худшее предположение — агент Международного Альянса. Тем лучше, это будет славная битва, Орден давно точит ножи на сию неуловимую организацию.
Когда норманит смыл грязь и пыль шваркарасских дорог, провел несколько часов неспокойного сна в своей кровати, в бывшем особняке де Мелонье и немного отдохнул от странствий и потерь, в его комнату, аскетичную словно келья, вошла сестра мертвеца.
Лили Бартолла де Мелонье осталась одна во всем мире, исключая дядек и теток, не интересующихся «худым побегом» — Аланом и его сестрой. Их родители умерли много лет назад от рук разбойников. Теперь норманит остался единственным, кому действительно было дело до девушки. Она была прекрасна затянутая в одежды из тьмы и пурпура, глаза лихорадочно блестели, на щеках выступал загадочный румянец. Лицо будто похорошело от горя.
— Чем я могу быть полезен, сестра моя? — Поинтересовался монах, он не ждал общения, но отказывать несчастной девушке считал низким.
— О да, — улыбка изогнула ее губы манером дьвольским, но безмерно притягательным, — Теперь я сестра тебе, брат Бенедикт.
Монах молча смотрел на гостью, она изменилась больше, чем он мог подумать.
— Единственный брат, — продолжала она не прерванная, стоявшая стройно, будто выпрямленная своей бедой, — Теперь ты будешь защищать меня. А я… заменю его.
— Я понимаю сестра, тебе тяжело, — начал монах, пытаясь остановить ее порыв, пока дело не зашло слишком далеко.
— О нет. Нет, нет, нет, — улыбка и безумный взгляд Бартоллы, говорили сами за себя, — Тяжело мне было, когда ты сбежал в погоню, когда оставил среди чужих, бессмысленных ушей. Теперь мне уже легко. Я заменю его. Буду даже сильней.
Он не смог отказать ей, видя, что теперь только церковь сумеет хоть как-то помочь этой красавице, чей ум помутился от лишений. Ее решительность и дьявольская, неизвестно откуда взявшаяся сила, они полностью подавили волю аскетичного норманита к сопротивлению, бороться просто не хотелось.
— Но что ты можешь? — сделал он последнюю попытку, — Алана долго готовили, есть ли в тебе воля пройти учение?
— Я уже многому научилась, — произнесла она еле слышно и волнующе.
Монах стал первой жертвой ее чар, Лили Бартолла легко освободилась от платья с глубоким вырезом и черной накидки, а он, несмотря на целибат и знаменитую норманитску привычку умервщления плоти, не смог ей помешать. Возможно, он представлял на месте сестры мертвеца другую, в красных одеждах и молотом в круге.
Она отдалась ему в бедно обставленной комнате, на жесткой кровати, на деревянном комоде, у голой каменной стены. Их страсть горела, будто погребальный костер, ушедшему в небытие брата и друга. Ее молодая плоть то подчинялась, подавляемая силой тренированного тела монаха, то брала верх, прижимая в безумной скачке Бенедикта к полу. В финале, когда издав протяжный стон, они откатились друг от друга по волчьим шкурам, устилавшим пол, ответ был готов.
— Я найду тебе место и дело, — прохрипел Бенедикт усталыми, искусанными в порыве страсти губами.
Лили лишь рассмеялась, долгим, радостным, истеричным и абсолютно сумасшедшим смехом. Она сотрясалась всем обнаженным телом, а его семя стекало по ее бедрам.
Доверив вести расследование в Никкори-Сато несравненной Жанетте де Пуатье, перед которой испытывал постоянную неловкость, в том числе и потому, что должен бы винить охотницу в смерти Алана, но не мог, норманит взял Лили и уехал.
Он доставил девушку в монастырь ордена Бога-куртизанок. Почти каждую ночь двухнедельного пути она почти насиловала его по ночам, а он с каждым днем начинал бояться ее все больше, хотя раньше Бенедикт не боялся выйти один на один против конной лавы. С легким сердцем и тайной радостью он передоверил Лили Бартоллу попечению заботливой абатиссы — бывшей содержательницы борделя, где бывали герцоги и короли.
Так началась история величайшего синего чулка. Лили не приняла обета, но показала великое тщание, обучаясь у одной из лучших сестер-куртизанок Клодетты «Бездонной». Монастырь она покинула через год, в сопровождении наставницы. А через месяц имение маркиза де Тольдо перешло во владение церкви Бога-Куртизанок. Сам маркиз — шестидесятилетний любитель молодых жен — скончался, якобы подавившись за обедом.
Карьера Бартоллы превзошла карьеру брата как качеством, так и количеством. А главное — чудовищностью. В год она уничтожала более двадцати любовников и любовниц, перейдя из-под опеки церкви на герцогскую службу, а затем в Министерство Специальных войск. Трупы и разбитые сердца устилали путь чувствительной де Мелонье, поклявшейся на могиле брата никого более не любить.
Ее жизненная дорога длинной в тринадцать лет официально прервалась романом с графом де Эрдером, считается, что «страстная убийца» умерла, при невыясненных обстоятельствах, в замке графа, но проверить это в его владениях не представлялось возможным. Однако, была одна волнующая деталь — последнего любовника Бартоллы подозревали в чернокнижии, некоторые даже полагали его вампиром.
Бенедикт же вернулся в Орден, отчитался об ошибке, искупил наложенную епитимью кровавой службой, лишившись в ходе облавы на знаменитого разбойника Рене «Лиса» глаза. Через пару лет он, отправившись на очередное задание, пропал, растворившись на просторах необъятного маленького Шваркараса.
