Владыка башни - Райан Энтони (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Присмотревшись, Рива разглядела в языках пламени нечто, напоминающее человека. Нечто, источавшее вонь горелого мяса.
— Ты! — Желтолицый ткнул обвиняющим пальцем в коленопреклонённого мужчину, в отличие от мальчика тот сидел спокойно, в немой покорности опустив голову. — Ты завлёк своих детей в сети лжи, осквернил их отрицательством, поэтому станешь свидетелем той судьбы, на которую их обрёк.
Один из братьев схватил мужчину за волосы и приподнял его голову. На лице пленника не было ни гнева, ни страха: он плакал, но не испугался, когда оратор навис над ним.
— Узри же, отрицатель, — прошипел тот с перекошенным, красным от пламени лицом и подтянул к себе за ногу девочку. — Узри, что ты натворил.
Девочка завизжала и попыталась вывернуться из хватки, но мужчина легко поднял её и понёс к огню. Послышался заглушенный кляпом крик парнишки, он даже вскочил на ноги, но тут же был повален на землю одним из братьев, который ударил его между лопаток рукояткой меча.
Рива в мгновенье ока оценила диспозицию: фанатик-пустослов, двое рядом с пленниками и часовой. Все четверо, насколько она могла судить, хорошо вооружены. Это тебе не пьяные разбойники. Безнадёжно. К тому же это вообще не её дело. Выбор был совершенно очевиден.
Она выскользнула из темноты. Часовой умер первым, сражённый её ножом. Схватился за рану на горле и упал ничком в траву, не успев даже застонать. Рива спокойно убрала нож в ножны, наложила стрелу и выстрелила в спину «оратора», который уже успел поднять брыкающегося ребёнка над головой. Он рухнул как сноп, выпустив из рук девочку, и та тут же поползла прочь, быстро перебирая ножками.
Рива успела наложить на тетиву ещё одну стрелу, когда охранники наконец стряхнули оцепенение и повернулись к девушке с мечами наголо. Она выбрала ближайшего к ней, того, который принуждал мужчину смотреть на смерть девочки. Тот попытался уклониться, шарахнувшись влево, но оказался недостаточно быстр. Стрела вонзилась ему в плечо, и он рухнул. Рива выхватила меч и кинулась на последнего, мимоходом прикончив раненого косым ударом в шею.
Его товарищ выступил из-за спин пленников, поднимая арбалет. Мальчик с глухим рёвом кинулся на него, ударив плечом под рёбра. Послышался отчётливый хруст, и брат повалился в костёр. Взвизгнул, забился, охваченный пламенем, и покатился по земле, пронзительно вопя от боли.
Чей-то вскрик заставил её посмотреть влево. Оттуда приближались ещё трое братьев с заряженными арбалетами. Рива скользнула взглядом по лицу паренька, скорчившегося на коленях. Тот умоляюще смотрел на неё, мыча что-то сквозь кляп.
Она повернулась и опрометью кинулась к лесу: арбалетная стрела скользнула по её развевающимся волосам прежде, чем она скрылась в темноте.
Пробежав шагов двадцать, она повернулась и припала к земле. Глубоко вздохнула, выдохнула, затем заставила себя замереть и ждать. Троица в плащах, разозлённая и обескураженная, принялась пинать подростка, вымещая на нём свой гнев, и лишь после этого они стали закидывать землёй своего горящего товарища, обсуждая, что же им делать дальше. Они стояли рядком, хорошо различимые на фоне горящего костра.
«В общем, всё не так уж безнадёжно», — подумала Рива, поднимая лук и прицеливаясь.
Парнишку звали Аркен, его сестренку — Руала, мать — Элисс, а отца — Модаль. Сожжённое тело принадлежало матери Модаля по имени Йельна, Руала и Аркен звали её просто бабулей. Спрашивать имя у единственного выжившего фанатика Рива не собиралась, продолжая называть его «Пустословом».
— Ведьма! Богопоклонница! — орал прислонённый к дереву брат.
Его ноги лежали на земле вяло и безжизненно — стрела Ривы перебила ему позвоночник, парализовав ниже талии. На голосе, к сожалению, это никак не сказалось.
— Только с помощью Тьмы ты смогла победить моих братьев! — тыкал он в неё дрожащим пальцем. Кожа была бледной и влажной, глаза тускнели. Убить его было бы актом милосердия, но Модаль остановил её, когда она собралась прирезать калеку.
— Он хотел заживо сжечь твою дочь, — напомнила она мужчине.
— Что, по-твоему, такое милосердие? — спросил тот. Его лошадиное лицо исказила гримаса горя, но гнева не было. Он приподнял брови в искреннем любопытстве.
— Чего? — переспросила Рива, нахмурившись.
— Милосердие — сладчайшее вино и горчайшая полынь, — ответила Элисс. — Оно вознаграждает милостивых и повергает в стыд виноватых.
— Это из «Катехизиса Знания», — с оттенком горечи пояснил Аркен, подтаскивая труп к огню. — Она же явно из Кумбраэля, отец. Очень сомневаюсь, что ей хочется выслушивать твои лекции.
«Катехизис?!»
— То есть вы — Верующие? — изумлённо спросила Рива. Она-то решила, что они принадлежат к одной из многочисленных дурацких сект, пышным цветом расцветших под сенью эдикта о веротерпимости.
— Мы принадлежим к Истинной Вере, — отрезал Модаль, — а не к извращению, которому следуют эти заблудшие.
«Пустослов» что-то фыркнул, разбрызгивая слюну. Что-то вроде: «Отрицательская ложь!»
— Скажи, если будет больно. — Рива выдернула стрелу из его спины. Он ничего не почувствовал.
Обгоревший брат пережил ночь и умер перед самым рассветом. Какое-то время он визгливо стонал, но, когда Рива хотела его утихомирить, Модаль вновь остановил её. Ничего уже не понимающая, она принялась помогать Аркену подтаскивать трупы к костру.
— Этот был неплох. — Рива приподняла ноги самого высокого, того, который пал последним. — Небось служил в гвардейцах до того, как ушёл в орден.
— Но ты все равно лучше, — сказал Аркен, берясь за плечи трупа. — Здорово, что ты заставила его помучиться.
А она действительно это сделала? Ну да, позабавилась немножко, не без этого. Когда все прочие упали, сражённые её стрелами, высокий уклонился от последнего выстрела и попытался было удрать в лес. Рива с мечом в руке догнала его на краю поляны. Мужчина был быстр, хорошо тренирован и знал множество приёмов. Но она знала больше. И была быстрее. Сражение она затянула специально, чувствуя, как её умение возрастает с каждым выпадом, с каждой раной, которую её меч оставлял на лице или руках противника. Совсем как на занятиях с Аль-Сорной только всё по-настоящему. Она завершила бой ударом в грудь, когда встретилась взглядом с девочкой. Та, связанная, с кляпом во рту, лежала на земле и всхлипывала.
«Отец Мира, прости мне мою слабость».
Пламя взвилось вверх. Модаль призвал свою семью возблагодарить Йельну за жертву, вспомнить доброту её и мудрость, поразмышлять над дурным выбором, который привёл этих несчастных людей к подобному концу. Рива стояла поодаль, обтирая меч от крови, и заметила, как потемнело лицо Аркена. Мальчик смотрел на отца с яростью, если не с ненавистью.
Утром начал накрапывать дождь. Из беспокойного сна Риву вырвал голос «Пустослова». Костер потух, превратившись в кучу тёмно-серого пепла, и теперь дождь размывал его, обнажая человеческие кости и оскаленные черепа.
— О, мои братья! — ныл тот. — Вы пали от руки Тьмы. Пусть Ушедшие очистят ваши души.
— Какая ещё Тьма, — зевая, проворчала Рива. — Нож, лук, меч — и умение ими пользоваться.
— Я... — «Пустослов» начал было что-то отвечать, но захлебнулся в хриплом кашле. — Пить...
— Пей дождь.
От братьев осталось несколько отличных лошадей, запас еды и неплохой урожай монет. Рива выбрала самого высокого коня: норовистого серого жеребца, обученного, по всей видимости, для охоты, а остальных прогнала. По настоянию Модаля оружие братьев они бросили в костёр ещё ночью. Когда отец мягко, но решительно вынул меч из рук сына, тот лишь презрительно хмыкнул.
Их волы и повозка никуда не делись, хотя лежавшие в ней вещи были раскиданы и потоптаны. Рива увидела, как маленькая Руала рыдает над раздавленной куклой.
— Мы направлялись в Южную башню. У нас там родственники. Говорят, под крылом владыки Южного побережья Терпимые живут спокойно, — объяснил Аркен.
— На вас объявят охоту, — заметила Рива.
