Пруд двух лун - Форсит Кейт (полные книги .TXT) 📗
Весь двор строил догадки. Сановники уединились в покоях Ри, которого эта новость подняла с постели. Скоро уже весь двор знал, что Яркие Солдаты пришли искать помощи против наступления Фэйргов. Морской народ совершил набег на северное побережье Тирсолера тогда же, когда они напали на Карриг и Шантан. С детства воспитывающиеся как воины, тирсолерцы противостояли им пять лет, но каждой весной и осенью прилив приносил их во все больших количествах.
Теперь, с наступлением осени снова приближался прилив, и Фэйрги грабили и жгли прибрежные города и деревни так же далеко к югу от побережья, как и сам Брайд. Тирсолерцы несли от этих набегов огромные потери и решили послать флот кружным путем в Дан-Горм просить помощи и совета, пока южные моря еще оставались свободными от этих жестоких и бесчеловечных обитателей моря.
Изабо была единственной, кто счел странным, что тирсолерцы решили просить о помощи именно сейчас, после четырех столетий изоляции. Хотя посланцы улыбались и вели сладкие речи, девушка жалела, что не может обсудить это с Мегэн, которая тоже сочла бы их внезапное дружелюбие странным, Изабо была уверена в этом.
Однако времени на раздумья у нее почти не было, поскольку, как только она доела суп, помощники управляющего принялись наперебой загружать ее работой. Она следила за вертелами, собирала травы для Латифы, помогала носить еду менестрелям и циркачам и заменяла сгоревшие свечи в большом зале.
В главной части дворца начали собираться толпы ярко одетых придворных и дам, и Изабо в своем белом чепце и фартуке носилась туда и обратно с широко раскрытыми глазами. Ей так хотелось быть роскошно одетой банприоннса, как, например, шесть дочерей Прионнса Блессема. На них были шелковые платья, затканные розами и лилиями, а в их золотые волосы были искусно вплетены живые цветы. Ни одна из них не заметила спешившую мимо Изабо, с головой погрузившись в веселье, танцы и флирт со сквайрами.
Суматоха была вызвана появлением тирсолерцев, которые плотной группой вошли в зал под своими стягами. В своих серебряных латах и белых плащах они выделялись на фоне ярких шелков и бархата придворных; их суровые настороженные лица контрастировали с праздным удовольствием, написанным на лицах всех остальных. Даже хорошенькие банприоннса Блессема прекратили хихикать и сплетничать и во все глаза уставились на чужеземцев.
Тирсолерцы должны были есть за высоким столом, что было знаком особой милости, и нужно было очень быстро освободить для них места за столом. Это означало, что многих из высокородных сквайров пересадили в меньший зал, где прислуживала Изабо. Несмотря на свои довольно внушительные размеры, меньший зал уже тоже был переполнен, и Изабо потратила большую часть вечера на беготню от одного многолюдного стола к другому. Она не могла носить тяжелые подносы только одной рукой, но подавать была в состоянии, поэтому, к собственному смятению, оказалась запертой в малом зале, не имея никакого предлога, чтобы выйти.
Изабо терпеть не могла прислуживать за столами. Сквайры вечно щипали ее за зад, когда она подливала вино в их бокалы. Именно Изабо стали бы винить, если бы она уронила кувшин, и все же она почти ничего не могла сделать, чтобы вырваться из их грубых объятий с одной рукой, при этом не допустив никакой ошибки.
Ночь шла, и их попытки схватить ее все реже и реже увенчивались успехом по мере того, как вино затуманивало их чувства. Она наловчилась уклоняться и ускользать от них и уже начала думать, что сможет продержаться остаток ночи, получив не слишком много оплеух от более старших слуг. В этот миг толстый сквайр в камзоле, весь перед которого был заляпан едой, ухватил ее и потянул к себе на колени. Прежде чем она смогла вырваться, он прижался своим горячим слюнявым ртом к ее губам. Выйдя из себя, Изабо укусила его. Он завопил и отшвырнул ее прочь — она упала на пол. Чепец у нее съехал набок, юбки задрались.
Все сквайры залились грубым смехом. Толстяк, шатаясь, поднялся на ноги, пытаясь расправить мятый и грязный камзол и оглядываясь в поисках Изабо.
— Вот нахалка! — пробормотал он, прижимая тыльную сторону ладони ко рту. — Думает, что может кусать меня, да? Ну, я ей покажу!
Изабо поднялась, подобрала свой муслиновый чепец и попыталась ускользнуть незамеченной. Сквайр поднял скатерть и заглянул под стол, приговаривая:
— Ну, курочка, где ты прячешься?
Изабо спряталась за спиной одного из высоких слуг и под прикрытием его широких плеч на цыпочках прокралась к двери.
Она уже выбралась из зала, когда, к собственному ужасу, увидела Сани, стоящую за дверью. Несмотря на то что все, кроме служанок и лакеев, нарядились в свои самые яркие одежды, старая женщина была с головы до ног одета в черное и походила на черного жука, попавшего в стаю бабочек.
За спиной у Изабо пьяный сквайр, протянув руки начал пробираться к ней. Она перевела взгляд с него на Сани, чувствуя себя попавшей в ловушку. В тот самый миг старая женщина обернулась и увидела Изабо с чепцом в руке и растрепанными рыжими кудрями. Колючие бледные глаза остановились на ней, и Изабо точно пригвоздило к полу. Она не могла сдвинуться с места и лишилась дара речи, то ли от страха, то ли от тайной силы старой служанки.
— Значит, это ты внучатая племянница Латифы, — сказала Сани. Изабо медленно кивнула.
— Которая недавно прибыла из Рионнагана.
Она снова кивнула.
— Ты остриглась?
Изабо хотела объяснить, что она болела и лежала в лихорадке, и волосы обрезали, чтобы сбить жар. Но она не смогла вымолвить ни слова, язык отказывался ей подчиняться, поэтому она просто кивнула еще раз.
Старая женщина усмехнулась.
— Ты что, язык проглотила?
— Нет, госпожа, — выдавила Изабо, ее голос был тонким и писклявым. Она увидела, что глаза старой женщины — такие бледно-голубые, что они казались почти бесцветными — окинули ее взглядом, и девушка слегка задрожала. Взгляд Сани стал еще более острым, когда она заметила ее руку, обмотанную бинтами и полускрытую фартуком.
— Ты поранилась? — спросила она бархатным голосом, и Изабо увидела, как ее взгляд метнулся к крошечному шраму между ее бровями.
— Да, госпожа, — вежливо ответила она.
— И как же это случилось? Покажи мне.
Изабо еще глубже спрятала изувеченную руку под юбки. Она не могла придумать ничего такого, что можно было бы сказать. Наконец, она вспомнила ту историю, которую сочинила Латифа, и выдавила:
— Я засунула руку в кроличий силок.
— Не слишком умно, верно?
— Да, госпожа.
Голосом елейным, точно драгоценное масло, старая женщина прошептала:
— Покажи мне твою руку, родственница Латифы-кухарки, — но прежде чем Изабо успела отреагировать, она почувствовала, что толстый сквайр остановился у нее за спиной, схватив ее за руки так, чтобы она не могла вырваться, и впился слюнявыми губами ей в шею.
— Подари мне поцелуй, моя красавица, — забормотал он заплетающимся языком. — Сегодня Купальская Ночь, время любви...
В обычных обстоятельствах Изабо отпихнула бы его, но сейчас, когда Сани преградила ей выход и начала задавать ужасные вопросы, она упала в его объятия, так что он пошатнулся назад. Они рухнули на стол, потом на пол, и сквайр очутился на ней. Изабо ухитрилась выбраться из-под него и заползла под стол, а дюжина рук подняла пьяницу на ноги.
— Она снова ускользнула! — закричал он. — Вот чертовка! Найдите ее, ребята!
Опять последовала игра в кошки-мышки вокруг стола, но, в конце концов Изабо спас один из слуг, устроивший ей разнос за то, что флиртовала со спутниками лордов. Вконец разволновавшись, Изабо разрыдалась.
— Я не виновата! — закричала она. — Он был слишком силен! Я пыталась убежать, я даже укусила его, когда он попытался поцеловать меня!
— Ну-ну! Не плачь, девочка. Возвращайся на кухню, а я ничего не скажу Латифе.
Утирая слезы фартуком, Изабо натянула чепец на растрепанные кудри. Она сделала большой крюк, чтобы не попасться на глаза Сани, которая все еще рыскала за дверью, сбежала по широкой лестнице в холл, а оттуда в сад, который заполонили толпы гуляк. Обходя стороной длинные цепочки танцующих, она, наконец, нашла темный уголок, где могла посидеть и прийти в себя. Ее сердце бешено колотилось, и ей пришлось сесть на траву, жадно глотая прохладный ночной воздух. Сани что-то подозревает , подумала она. Как она могла узнать?