Слезы на камнях - Суренова Юлиана (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
Приглядываясь к Ее спутнику, они не сразу узнавали в нем повелителя небес, но когда это происходило, горожане падали перед ним ниц, еще более поспешно, чем если бы это произошло сразу, стремясь таким образом сгладить свою оплошность и отвратить гнев небожителя, который мог принять их нерасторопность за непочтительность.
Шамаш вновь и вновь взмахами руки приказывал им подняться. И когда люди вставали, они не прятали глаз, наоборот – устремляли свои взоры на бога солнца – в восхищении и благоговейном трепете. Они были готовы исполнить любую волю великого бога. И видя в движении руки небожителя единственное повеление – остаться на месте, заняться своими делами и не путаться под ногами бога, смиренно следовали ему.
Так они подошли к храмовому холму, быстро, не касаясь ногами земли, в полете, не шаге, поднялись наверх.
Стража расступилась, склонилась в низком поклоне, пропуская небожителей внутрь храма.
– Нинти! – увидев вышедшую из-за колонны богиню бросился к ней Ларс. – Где ты была? Я никак не мог тебя найти. Право же, ты заставила меня поволноваться. Не делай так больше никогда, пожалуйста!
– Конечно, – та улыбнулась, делясь своим покоем с другом. – Я не буду. Прости… – она приблизилась к нему, прижалась к груди – не богиня, а обычная смертная – верная жена, которая не могла не поступить так, как поступила, потому что иначе поступить не могла.
– Милая, – вздохнув, маг обнял ее. – Это ты прости меня за упреки. Я не должен был так накидываться на тебя с порога. Я… Я не хочу ничем ограничивать твою свободу, даже своей любовью…
Она коснулась пальцем его губ, заставляя замолчать:
– Любовь – те оковы, которые мечтаешь носить, не снимая, – их губы соединились в поцелуе, в то время как глаза продолжали:- Я готова отдать не только свободу, но даже вечность за мгновение здесь, рядом с тобой, – а затем она осторожно выскользнула из объятий своего возлюбленного, обернулась к богу солнца: – Не осуждай меня!-казалось, Нинтинугга, забывшая на мгновение о нем, ощущала теперь некоторую неловкость от того, что не смогла сдержать своих чувств. Так получилось, что она выставила их напоказ: неосознанно – несомненно, желая того или нет – а вот этого она не знала и сама… Нет, право же, ей хотелось, чтобы он, чтобы все остальные боги через его глаза увидели ее счастье, ее радость.
Шамаш улыбнулся. Он понимал это. Он понимал много больше. Даже, наверное, больше чем она сама. И потому ни в чем не винил. Затем он перевел взгляд на Ларса.
Минуло всего три года, но Хранитель изменился так, словно прошла вечность. Это уже был не юноша, едва переступивший грань испытания, а взрослый мужчина. Его фигура окрепла, раздалась в плечах, черты лица стали более резкими, лишившись свойственной детству округлости, на лбу появилась первая морщинка. Наверное, если бы горожане не брили бороды и усы, отращивая их как караванщики, то это изменило бы его облик настолько, что его было бы невозможно узнать, разве что по глазам – единственному, что осталось таким же, как прежде. Тот же прищур, тот же блеск, тот же взгляд – прямой, открытый, глубокий и задумчивый.
– Господин Шамаш, – Хранитель заметил бога солнца лишь когда Нинти заговорила с Ним.
Его душа затрепетала в груди. Он склонился перед повелителем небес в низком поклоне и уже был готов опуститься перед ним на колени, но небожитель остановил его:
– Не надо, – Шамаш шагнул к нему навстречу, улыбнувшись, чуть наклонил голову на бок, приветствуя, как старого друга. -Рад видеть тебя в добром здравии.
– Я… я счастлив вновь встретиться с Тобой, – горожанин был искренен в своих чувствах. Он не скрывал от небожителя своей радости. Впрочем, как и доли удивления.
Было видно, что он не ждал этой встречи. Конечно, для повелителя небес нет времени и расстояний и не важно, что караван, тропу которого Он избрал для своих странствий по миру людей, ушел на годы от Керхи. Но… Ларсу казалось – если небожитель вернется, то это случится в тот миг, когда горожане больше всего на свете будут нуждаться в его помощи, когда они окажутся на краю бездны, где уже стояли когда-то, и где лишь Его помощь удержит от падения. Все эти годы, вспоминая о встрече с богом солнца и надеясь когда-нибудь вновь предстать перед Его глазами, Хранитель не просто полагал, но чувствовал, даже знал – радость новой встречи будет омрачена горечью.
Свет солнца слишком ярок. Он слепит, когда глядишь на него не через черный полог тревоги. Но если все так, если господин Шамаш вернулся в город для того, чтобы вновь его спасти, значит, Хранитель, не предполагавший даже о близости беды, где-то ошибся, что-то неверно понял, пропустил мимо глаз какой-то, как ему показалось, пустяк, который в действительности был знаком опасности. Непростительная небрежность для того, кто не просто живет своей жизнью, но обязан волей богов, наделивших его волшебным даром, заботиться о жизнях многих других.
Шамаш заметил, как на глазах побледнело лицо горожанина, насторожился взгляд. Он вновь стал таким, каким был когда-то – кинжалом, готовым к бою. И, все же… В городе было что-то не так. Какая-то мелочь, незначительная деталь не позволяло множеству частей сложится в единый узор. Но в чем тут было дело?
Шамаш сжал губы. Он должен был поскорее понять это, найти ответ, когда было бы верхом самонадеянности и глупости начинать вносить правки в картину, не видя ее всю.
"Нинтинугга?" – он повернулся к богине врачевания, ожидая от нее объяснений.
Того, что она сказала в караване и на границе города, было недостаточно.
Та, тяжело вздохнув, втянула голову в плечи, опустила взгляд, а затем и вовсе отвернулась, пряча глаза. Богиня врачевания выглядела виноватой. Она медлила с ответом. Было видно, что ей не хочется говорить того, что она должна была бы сказать, что ей страшно…Но почему?
Когда же она наконец решилась…
– Господин Шамаш! – в залу храма радостным солнечным ветерком ворвалась Лика.
Годы изменили и ее, превратив из юной девушки с грустно-мечтательными глазами, видевшими лишь то, что скрывалось по другую сторону мрака, в молодую женщину, которой не было нужды ничего выдумывать, когда у нее было все, о чем только можно мечтать. И пусть ее лицо покрывала болезненная бледность, глаза выглядели усталыми, а движения были тяжелы и замедлены. Это было не удивительно в ее положении. Ни свободное длинное платье, ни тонкий воздушный плащ, наброшенный поверх него, не могли скрыть от посторонних глаз ее положения, когда близость дня рождения ребенка увеличила живот настолько, что лишь слепой не заметил бы ее беременности.
Однако, несмотря на все то, что наговорила Шамашу богиня врачевания, горожанка не выглядела ни подавленной, ни испуганной. Лежавшая на животе рука делилась с еще не рожденным малышом теплом и заботой, в глазах, за радостью новой встречи с повелителем небес, чье участие в ее судьбе, как полагала женщина, было решающим, виделась задумчивая улыбка – забота о чем-то своем, очень личном.
– Я так рада, что Ты пришел! – ее глаза сияли счастьем. Она не сомневалась, что бог солнца пришел в город не в ожидании беды, а ради нее, ради того, чтобы сделать чудо рождения еще светлее, чтобы благословить ребенка, которому в будущем предстояло стать новым Хранителем города.
– Да будет счастлива мать, носящая под своим сердцем наделенного даром, – прошептал он слова, пришедшие из другого мира. Он уже стал забывать его. Под дымкой лет воспоминания начали блекнуть, отступая все дальше и дальше в минувшее, в отделявшую два мира бесконечность. И вот теперь память всколыхнулась, словно снежная шаль пустыни, с которой ветер сорвал наст покоя. На какое-то мгновение ему даже показалось, что ничего не было, что все, чем он жил последние годы, оказалось лишь сном, и пробуждение вернуло его назад, домой.
В первый миг эта мысль принесла облегчение. С губ, на которые легла улыбка, сорвался вздох, глаза залучились покоем. Он столько времени думал, мечтал об этом – вновь стать тем, кем он был когда-то! Но затем улыбка исчезла, в глаза вошла печаль. Он слишком долго оставался в этом мире, чтобы привыкнуть к нему, к тем людям, которые приняли его в свою семью, разделили с ним свой путь. Теперь, в отличие от первых дней, ему уже было что терять. За возвращение ему бы пришлось заплатить большую плату. Возможно, даже слишком…
