Левая Рука Бога - Хофман Пол (читать книги онлайн без .txt) 📗
— Ты очень уверен в своих силах, Кейл, — заметил Випон, — учитывая, что в течение последних десяти минут ты сам рассказывал нам о неуязвимости Искупителей.
Кейл перевел взгляд на него:
— Я сказал, что их ассасины неуязвимы для вас. — Он улыбнулся. — Я не говорил, что они неуязвимы для меня. Я лучший из воинов, когда-либо воспитанных Искупителями. Это не хвастовство, а просто факт. Если вы мне не верите, сэр, — он снова посмотрел на Матерацци, — спросите свою дочь и ИдрисаПукке. А если их свидетельств недостаточно, спросите Конна Матерацци.
— Попридержи язык, щенок, — взорвался Випон; гнев пришел на смену его любопытству. — Никогда не смей разговаривать с Маршалом Матерацци в таком тоне.
— Мне говорили вещи и похуже, — перебил его Маршал. — Если ты можешь обеспечить безопасность моей дочери, я сделаю тебя богатым и разрешу разговаривать со мной, как тебе заблагорассудится, черт возьми. Но берегись, если то, что ты говоришь, неправда. — Он встал. — Я хочу, чтобы завтра к середине дня передо мной лежал письменный план ее защиты. Идет?
Кейл кивнул.
— С настоящего момента каждый солдат в городе должен неотлучно находиться на своем посту, — добавил Маршал. — А теперь, если не возражаешь, оставь нас. И ты, ИдрисПукке, тоже.
Кейл и ИдрисПукке встали, поклонились и вышли.
— Это было настоящее представление, — сказал ИдрисПукке, закрывая за собой дверь. — Хоть доля правды во всем тобой сказанном была?
Кейл рассмеялся, но не ответил.
А если бы ответил, то ответ состоял бы в том, что мало что из его зловещих предостережений основывалось на чем-либо, кроме желания заставить Арбеллу Лебединую Шею обратить на него внимание. Он ярился от ее неблагодарности и еще больше любил ее. Но она заслуживала наказания за то, как она с ним обошлась, а что могло быть лучше, чем иметь право видеть ее, когда он сам пожелает, и неограниченную возможность своим присутствием превращать ее жизнь в мучение? Конечно, тот факт, что его присутствие ей так противно, ранил ему сердце, но он, как никто другой, умел жить со столь болезненным противоречием в душе.
Страх за дочь усугублял тревогу Маршала и делал его легкой добычей для Кейла с его зловещими предсказаниями. Випон был в этом уверен не меньше, чем ИдрисПукке. С другой стороны, никакого вреда в том, что предлагал Кейл, он не видел. А мысль, что Искупители могут попытаться убить Арбеллу, не казалась такой уж невероятной. Во всяком случае, так Маршал будет видеть, что необходимые меры предпринимаются, пока сам Випон день и ночь будет докапываться до сути истинных намерений Искупителей.
Випон был уверен, что в какой-то форме война неизбежна, и смирился с мыслью, что готовиться к ней необходимо, пусть и тайно. Но для Випона вести войну, точно не зная, чего хочет враг, означало ввязаться в неотвратимо нарастающую катастрофу. Поэтому он был доволен тем, что Кейл что-то задумал, что бы это ни было. Впрочем, не так уж трудно догадаться. Совершенно очевидно, что парень не знал, какими мотивами руководствовались похитители, но с ним как с телохранителем Арбелла Матерацци была в безопасности. По-своему — не по-отечески, как Маршал — Випон был не менее благодарен Кейлу за ее спасение, чем Дож: о том, каким был бы политический подтекст, окажись обожаемая представительница королевского рода во власти такого кровавого и бесчеловечного режима, как режим Искупителей, страшно было даже подумать. Доходившие с Восточного фронта вести о бедственном и безвыходном положении Антагонистов в войне с Искупителями были чудовищны, настолько чудовищны, что в них трудно было бы поверить, если бы не жалкие ошметки уцелевших и сумевших проникнуть через границу на территорию Матерацци людей, в один голос рассказывавших те же ужасы, о которых говорилось и в донесениях агентов Випона. Если война с Искупителями действительно надвигалась, то она обещала быть такой, каких еще не видел свет.
24
— Расскажи мне, что ты знаешь о войне Искупителей с Антагонистами.
Випон мрачно смотрел на Кейла поверх своего огромного письменного стола. ИдрисПукке сидел у окна, делая вид, что его гораздо больше интересует то, что происходит в саду.
— Они Анти-Искупители, — сказал Кейл. — Они ненавидят Искупителя и всех его приверженцев и хотят стереть священную память о его доброте с лица земли.
— И ты в это веришь? — спросил Випон, удивленный тем, как внезапно нормальная речь Кейла превратилась в монотонный бубнеж.
— Это то, чему нас учили и что мы дважды в день повторяли во время службы. Я не верю ничему, что говорят Искупители.
— Но что ты сам знаешь об Антагонистах — об их верованиях?
Вопрос озадачил Кейла, он задумался и несколько секунд молчал.
— Ничего. Нам никогда не говорили, что Антагонисты во что-нибудь вообще верят. Единственное, чего они хотят, это разрушить Единственно Истинную Веру.
— И ты не спрашивал?
Кейл рассмеялся:
— О Единственно Истинной Вере вопросов не задают.
— Если ты знал, что Антагонисты так ненавидят Искупителей, почему не попытался бежать на восток?
— Тогда нам пришлось бы пройти полторы тысячи миль по земле Искупителей, а потом попытаться пересечь семьсот миль траншей на Восточном фронте. И даже если бы нам хватило глупости попытаться это сделать, нам всегда говорили, что Антагонисты убивают любого Искупителя, лишь завидев его. Нам постоянно рассказывали о святом Искупителе Георгии, которого заживо сварили в коровьей моче, или о святом Искупителе Павле, которого вывернули наизнанку, запихнув ему в горло крюк, а потом четвертовали, привязав за руки и за ноги к лошадям. Они беспрерывно талдычили — вернее, распевали — о темницах, огне и мече. Как я уже сказал, мне и в голову никогда не приходило, что Антагонисты верят во что бы то ни было, кроме необходимости убивать Искупителей и разрушать их Единственно Истинную Веру.
— Так думают все послушники?
— Некоторые — да, многие — нет. Они никогда ничего другого не знали, поэтому и вопросами не задаются. Для них весь мир ограничен Святилищем. Они верят, что будут спасены, если будут верить, а если не будут, гореть им вечно в адском огне.
Випон начинал терять терпение.
— Война с Антагонистами, когда ты родился, шла уже двести лет. Ты постоянно твердишь, что единственное, к чему тебя — тебя особенно — готовили, помимо того, чтобы быть приверженцем Единственно Истинной Веры, это сражаться, и тем не менее ты ничего не знаешь ни о победах, ни о поражениях, ни о тактике, ни о том, как та или иная битва была выиграна или проиграна. Мне в это трудно поверить.
Скепсис Випона был совершенно оправданным. На самом деле Кейл детально изучал каждую битву, каждое столкновение между Искупителями и Антагонистами, при этом Искупитель Боско стоял над ним и бил шипованным ремнем каждый раз, когда он допускал ошибку в анализе. В течение десяти лет, по четыре часа в день, Кейл только и делал, что зубрил битвы войны на востоке. Но с другой стороны, правдой было и то, что он ничего не знал о том, во что верят Антагонисты. Его решение солгать, будто он ничего не ведает о войне, основывалось столько же на интуиции, сколько и на расчете: если предстоит война между Искупителями и Матерацци, то она неминуемо принесет бедствия и смерть. Кейл не собирался в этом участвовать, но если он откроет то, что ему известно, Випон заплатит любую цену, чтобы втянуть его.
— Единственное, о чем нам рассказывали, это славные победы, а также поражения, случившиеся из-за предательства. Но это были просто рассказы — без подробностей. А вопросов задавать не положено. Лично меня, — продолжал он лгать, — обучали только убивать людей, вот и все. Ближний бой — и трехсекундное убийство, это все, что я знаю.
— Что такое, Господи прости, трехсекундное убийство? — подал голос от окна ИдрисПукке.
— А то самое и есть, — ответил Кейл. — Исход схватки на смерть решается за три секунды, и к этому надо стремиться. Все остальное — вся эта ерунда, которой вы обучаете Монд, — чушь собачья. Чем дольше продолжается бой, тем больше случается неожиданностей. Ты можешь споткнуться, твой более слабый противник нечаянно нанесет удачный удар или успеет подметить твою слабость, сумеет воспользоваться ею и взять верх. Так что надо либо убить в первые три секунды, либо расхлебывать последствия. Искупители там, на перевале Кортина, приняли собачью смерть, потому что я не дал им шанса умереть как-нибудь по-иному.
