Рыцари темного леса - Геммел Дэвид (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Мананнан убедил Лло Гифса перенести лагерь повыше, на горные луга, где они могли построить новые дома и следить днем и ночью за всеми передвижениями неприятеля. Два дня мятежники поднимались в горы, находя во встреченных деревнях еду и пристанище.
На третий день к отряду, насчитывавшему сто двенадцать человек, присоединился Элодан. Он со своим арьергардом подстерег солдат, ехавших на север, убил пятерых и ушел без единой потери. Придя на место, мятежники принялись валить лес и расчищать землю под новые постройки. Погода стояла тихая и довольно теплая, но все знали, что зима еще наверстает свое, и спешили срубить себе хижины.
Лло Гифс и Решето без устали обрубали сучья, таскали волоком бревна, снаряжали рабочие и охотничьи артели. Элодан со своими двадцатью людьми ушел обратно в лес, чтобы нести дозор и направлять в лагерь других беженцев. Нуада черной работой не занимался — он отрабатывал свой хлеб вечерами у костров, рассказами, песнями и шутками.
Мананнан и Морриган работали наравне с остальными. Рыцарь плотничать не умел, но по мере сил помогал строителям.
На седьмую ночь после смерти Руада в горах выросла новая деревня, где было больше тридцати жилищ. Элодан, вернувшись, доложил, что солдаты разорили еще два селения и перебили много народу. В первой деревне осталось больше сотни трупов, во второй подсчет затруднили волки, растащившие мертвых.
Нуада пригласил всех старшин собраться в пещере над лугом. Он развел там большой костер и стал ждать. Рядом с ним сидели целитель Гвидион и Лемфада. Решето, придя первым, уселся спиной к скале, лицом к устью пещеры. Гвидион заметил, что он держит правую руку поблизости от рукояти меча. Следом явились Лло и Элодан. Гвидион кивнул рыцарю, и тот ответил принужденной улыбкой. Мананнан, бывший рыцарь Габалы, пришел в доспехах. Он и Элодан с их ястребиными лицами, выдающими потомков знатных родов, могли бы сойти за братьев. Мананнан обладал более мощным сложением, но основное различие заключалось в глазах. Элодан испытал горечь поражения, и это давало о себе знать. Решето заговорил первым.
— Ну, поэт, вот они мы. Повесели нас чем-нибудь — видят боги, мы в этом нуждаемся.
Нуада встал.
— Сегодня, барон, я не буду ни петь, ни рассказывать, — он обвел всех присутствующих своими лиловыми глазами. — Сегодня нам предстоит обсудить дело чрезвычайной важности. Среди нас есть рыцарь Габалы, и я хотел бы предоставить слово ему.
— Что ты хочешь от меня услышать? — спросил Мананнан. — Я нахожусь здесь не в качестве рыцаря. Рыцарей Габалы больше не существует.
— Расскажи нам о своем ордене и о его устоях.
— Не сомневаюсь, что все вы и без меня это знаете. К чему ты ведешь, поэт?
— Прошу тебя, исполни мою просьбу.
— Это долгая история, и мне не хочется вас утомлять. Скажу лишь, что рыцари блюли справедливость в девяти провинциях, не подчиняясь ни королю, ни его законам. Они обладали правом входить во все замки, разбирать любые дела и решать их по-своему. Ты это хотел услышать?
— Отчасти, Мананнан. Но порой ради торжества справедливости вам приходилось сражаться и убивать, не так ли?
— Да, хотя и не столь часто, как гласит легенда. Большей частью мы… они принимали сторону простых людей против землевладельцев. Помещик в таком случае мог потребовать испытания поединком, что не противоречило закону.
— Отчего же государству понадобился подобный орден?
— Отчего? — невесело засмеялся Мананнан. — Да оттого, что слабым тоже нужны защитники. Что тут непонятного?
— Стало быть, кроме рыцарей Габалы, за слабых больше некому заступиться?
— Верно, некому. Надеюсь, что когда-нибудь орден будет восстановлен.
— А почему бы не восстановить его теперь? — сказал Нуада.
— Потому что Оружейник мертв, рыцари утратили честь, а король ввел новые законы.
— Ты сам сказал, что рыцари его законам никогда не подчинялись.
— К чему это все, Нуада? — встав, спросил Лло Гифс. — Я думал, мы собрались поговорить о деле.
— Так оно и есть, Лло. О самом важном из всех дел. Рыцари Габалы должны возродиться, оповестив об этом народ, и выступить против короля с его красными рыцарями.
— Почему бы и нет? — подал голос Решето. — Доспехи у нас имеются. Люди здорово воспрянут духом, если у нас появятся свои рыцари. Мне это по душе.
— Ты понял меня превратно, — отрезал Нуада. — Рыцари будут настоящими. Они дадут обет защищать добро и справедливость, как те, прежние.
— Это невозможно, — сказал Мананнан. — Поверь мне, поэт. Ты сам не знаешь, что говоришь. Нет ни одного человека, который мог бы победить Самильданаха, Патеуса, Эдрина или кого-то из остальных. Ты выставишь против них ряженых, только и всего. Я годами добивался чести стать рыцарем Габалы, а после годами оттачивал свое мастерство. Я мог бы одолеть в этом лесу любого, с оружием и без оружия, но Самильданаху я всегда уступал. Понимаешь? Мало просто надеть доспехи и сесть на боевого коня. Рыцари Габалы — особые люди.
— Позвольте мне сказать, — вмешался Гвидион. — Ваш спор уходит от сути. Мананнан прав: рыцари — особые люди. Это мало кто понимал, даже и в прежние времена. Они не просто защищали слабых и неимущих — они влияли на гармонию Цветов. Они дарили надежду тем, кто ее терял, и внушали страх тем, кто правил с его помощью. Так поддерживалось равновесие. На каждое решенное ими дело, сто дел улаживались сами собой только потому, что рыцари существовали. Теперь за пределами нашего леса царят отчаяние, ужас и ненависть. Мир нуждается в рыцарях, и здесь я на стороне Нуады. И если для этого нужны особые люди, то надо найти особых людей. — Целитель умолк и снова сел рядом с Лемфадой.
— Особых? Здесь? — хмыкнул Решето. — Чего проще. Я вот, к примеру, убийца и вор. Я не в похвальбу это говорю, но мне за себя не стыдно. Жизнь — суровая штука: она заставляет волка охотиться на оленя, ястреба на зайца. Если вам нужны праведники в серебряной броне, в Прибрежном лесу вы таких не найдете. Для меня самое главное выжить. Раз враг идет на нас войной, а дорога к морю отрезана, значит, выбор прост: победить или умереть. А умирать я не собираюсь. Если ваши нарядные доспехи дают нам возможность выжить, давайте наденем их.
— А ты что скажешь, Лло Гифс? — спросил Гвидион. Кузнец, глядя в огонь, ответил:
— Я склоняюсь к мнению Решета. Весть о возвращении рыцарей ударит по королю и привлечет к нам новых повстанцев. Но те, кто придет к нам, будут ожидать от рыцарей бесстрашных подвигов. Сможем ли мы остаться в живых, совершая эти подвиги? Мананнан считает, что нет. Я не стану сейчас принимать окончательное решение. Думаю, нам следует проголосовать и лишь потом продолжать разговор.
Элодан встал, подняв вверх обтянутый кожаной повязкой обрубок руки.
— Всю жизнь я мечтал, что меня примут в рыцари Габалы. Но выбрали моего друга Эдрина. А не меня. Прежде чем решать, взгляните на мою правую руку. Я был хорошим воином, но против Карбри не устоял — что уж там говорить о Самильданахе. Ты, Решето, сильный малый, но я мог бы уложить тебя даже левой рукой, которая плохо мне служит. Как же ты собираешься сразиться с красным рыцарем? Помни, что при этом ты будешь облачен в непривычные для тебя доспехи и твое зрение будет ограничено прорезью забрала. А ты, Лло Гифс? Хороший ли ты наездник? Сумеешь ли ты управлять боевым конем с помощью колен, держа в руках копье и щит? Сколько времени ты затратил, Мананнан, чтобы овладеть палицей, мечом и топором?
— Двадцать лет — и даже тогда топором я владел не столь хорошо, как другие мои собратья.
— У нас есть разве что месяц до того, как Ахак нанесет свой удар, — заметил Элодан. — Никакой простолюдин за это время даже азы не освоит.
— Я в свое время ковал мечи, придавая им нужную тяжесть и равновесие, — сказал Лло. — Рука у меня сильная, и я способен воевать, но я согласен с Элоданом и…
— Ты согласен, а я нет, — вспылил Решето. — Я не желаю, чтобы побитый в бою калека толковал мне, что я могу и чего не могу. Он, как все дворяне, хочет внушить нам, будто рыцарь — существо особой породы. Черта с два! Меч — это просто кусок железа, которым ты колошматишь противника, пока он не упадет. Сила, отвага и воля — вот все, что тебе требуется в таком деле. Я голосую за возвращение рыцарей.
