Драконы - Стрэн Джонатан (книги бесплатно читать без txt) 📗

— Извините, — произнес Шмитт, его сосед, — по-моему, к нам приближается какая-то рептилия?

Шмитт раньше играл в Филармоническом оркестре Осло, те, как он жаловался Глассопу, вторые скрипки сидели к дирижеру ближе первых, затем решил переехать к дочери и тратить пенсию в Америке. Это был суровый скандинав и не слишком хороший скрипач, но Глассоп знал, что он старателен.

— Это дракон, — сообщил ему Глассоп. — Такие живут в лесах и описываются в историях про королев.

— Не говорите глупостей, я знаю, что это такое, — сказал Шмитт. — Вопрос в том, откуда он здесь взялся.

Глассоп пожал плечами. Иногда лучшим ответом является молчание. Дракон остановился на полпути между дверями и сценой и поскреб лапой пол; взгляд его мутных глаз был прикован к духовой секции Симфонического оркестра Тарритауна. Фалкс постучал своей палочкой по пустому пюпитру и воскликнул: «Духовые, духовые!» Он кричал, пока музыканты не прекратили игру. Глассоп положил скрипку на колени и взглянул на дирижера — мужчину средних лет, жизнь которого была полна разочарований. Глассоп подозревал, что, хотя дирижер был женат на богатой наследнице и руководил полупрофессиональным оркестром в Уэстчестере, [19]на самом деле его амбиции простирались несколько южнее. Будучи помощником дирижера в Нью-Йоркском филармоническом, он как-то раз замещал Булеза [20]на детском концерте, но это было очень давно.

— Духовые деревянные, — сказал Фалкс, — этот мрачный отрывок играют совершенно не так. Вы должны играть легато, [21]должны вести за собой всех к флюгельгорну!

— Драконы, — пробормотал Шмитт. — Когда я был молодым, ходили слухи, что в лесах под Ригой живут драконы. Конечно, я уже далеко не молод, друг мой. Чувствуете, как от него пахнет?

Глассоп не слишком глубоко вдохнул, размышляя о том, что бы сказал его внук Зеке о драконе в концертном зале. Возможно, мальчишка вел бы себя так же невозмутимо, как Шмитт, а может быть, и не заметил бы диковинного зверя, подобно Фалксу. Дети сейчас слишком многое видят, сплошные убийства на MTV, так что драконами их не удивишь. Дракон, о котором шла речь, еще немного поскреб плиточный пол, затем неуклюже уселся на задние лапы, уставившись в спину Фалксу с внимательным и заинтересованным выражением. Слушал он так сосредоточенно, как будто это он играл на гобое.

— Это очень мрачная симфония, — продолжал Фалкс. — Воан Уильямс написал ее в пятьдесят восьмом, в последний год жизни. Ему было тогда восемьдесят шесть, он был болен и выглядел, по словам Колина Дэвиса, [22]как мешок с кирпичами. Мы должны понять человека, который знал, что одной ногой стоит в могиле, который видел смерть, так сказать, в качестве постоянного гостя в своем доме, пожилого знакомого, который и сам походил на мешок с кирпичами. Позже настанет время для струнных постичь природу севера, но сейчас деревянные духовые должны изящно ввести в зал старика. Понимаете меня?

Глассоп пожал плечами и уставился на четвертый стул в ряду первых скрипок, на котором сидела Гертруда, его возлюбленная. Гертруда играла в Симфоническом оркестре Тарритауна, как они говорила, чтобы заполнить свободное время и отвлечься от детей, которые медленно разрушали ее жизнь, но Глассоп думал, что он лучше знает, в чем дело, и может заглянуть ей прямо в душу. Она была на тридцать лет моложе его; б о льшую часть струнной секции составляли беженцы от коммунизма или декаданса или пенсионеры капитализма, но она говорила, что у нее зрелое любящее сердце и она ничего не имеет против вторых скрипок или мужчин в возрасте. Если бы ее муж и дети умерли, как она сказала Глассопу в сакраментальной тишине укромной кабинки университетского кафе, она подумала бы о его предложении, о его страстном желании. Разумеется, в ближайшем будущем подобного не предвиделось, но опять же — кто знает?

Гертруда посмотрела на него и что-то сказала. «Дра-кон, — без труда прочитал по губам Глассоп. — Вы видите дракона?» Она взяла смычок, высоко подняла его и указала в зал. «Я сошла с ума? — прочитал Глассоп. — Это дракон?»

«Нет. Нет, вы не сошли с ума, — ответил Глассоп, покачав головой, затем кивнул. — Да, это дракон». Он повторил движение дважды, чтобы быть уверенным в том, что она поняла его правильно. Гертруда вздохнула, пожала плечами, снова подняла смычок. «Мы единственные? — спросила она. — Кто его видит? Кто видит дракона?» Глассоп пожал плечами. Откуда он мог знать? Ему было и без того нелегко поверить своим глазам, некогда было рассматривать окружающих. «Не знаю», — одними губами произнес он. Теперь настала очередь Гертруды пожимать плечами, затем она перевернула страницу, словно заканчивая разговор. Да, вот что бывает, когда чистая любовь настигает тебя и возрасте шестидесяти семи лет. Если ему повезет, он, подобно греческому философу, вскоре вырвет чудовище у себя из груди. Ну а пока разговор с Гертрудой, на которую была направлена его пылкая, хотя и бесплодная страсть, убедил его в том, что он не сошел с ума, что он действительно заметил дракона в проходе между рядами. Возможно, другие тоже его заметили. Возможно, весь оркестр прекрасно понимает, что происходит, но сохраняет полное спокойствие. Таковы были участники Симфонического оркестра Тарритауна. Они прошли через множество жизненных бурь, лишились родины, всего, что имели, и для двух третей музыкантов дракон в концертном зале представлял отнюдь не главную проблему в жизни.

— Сейчас неплохо, — сказал Фалкс. — Попробуем еще раз. С начала третьей части, пожалуйста. Помните, что, если мы будем играть последнюю часть аттакка, [23]вы должны заставить слушателей почувствовать переход. Воан Уильямс умер через три недели после премьеры, в ночь перед тем, как была сделана запись Боулта. Мы должны постараться не последовать его примеру.

Глассоп приложил скрипку к подбородку, прислушался к малому барабану Баметта, глядя на Леонарда Целлера, который выводил первые фразы на кларнете. Каким был для Воана Уильямса тот последний год, размышлял Глассоп. Восемьдесят шесть лет, и он все еще писал симфонии… Видел ли он драконов? Английская музыка полна рвов с водой, замков, рыцарей и единорогов, и, разумеется, там есть место и для дракона. У чехов — гоблины и водяные духи, у скучных скандинавов вроде Шмитта — в основном гномы. Но драконов трудно приписать какой-то одной нации, как большинство мифологических существ. Глассоп, повинуясь дирижерской палочке Фалкса, вступил в игру и начал свою сумрачную мелодию.

Внезапно дракон встал на четвереньки и заревел, затем поднял передние лапы и оказался на удивление высоким — наверное, в половину высоты потолка. Рев его был странно тонким, словно трель флейты, такой не ожидаешь услышать от страшного чудовища. Однако он заставил духовые смолкнуть, и Соломон, не успев поднять флюгельгорн, выронил его. Теперь уже было очевидно, что дракон видим: все члены Симфонического оркестра Тарритауна явно заметили его. Можно даже сказать, внимание музыкантов было приковано к происходящему. Фалкс оглянулся, уставился в зал, затем резко развернулся лицом к оркестру.

— О боже! — выговорил он. — О боже, какой он большой! — Он схватился за грудь, постучал по ней, выронил палочку. — По-моему, я сейчас упаду в обморок, — пробормотал он. — Это ужасная, жуткая неожиданность.

Дракон подошел к краю сцены и устроился на полу прямо под вторыми скрипками; ближе всего к нему оказался Глассоп. Сидя на четвертом месте с внешней стороны, Глассоп получил самый лучший обзор: он мог смотреть прямо в глаза монстру и одновременно перед ним открывался хороший вид на зал и оркестр.

— О боже! — воскликнул Фалкс, бросаясь сначала вправо, затем влево. — Никогда не видел ничего подобного.

Он упал на колени, пополз по сцене, нашел свою палочку, затем на четвереньках протиснулся под стульями первых скрипок и исчез за занавесом. Со стороны басов и двух первых скрипок, сидевших в конце ряда, раздались восклицания ужаса, затем они вскочили и последовали за Фалксом — возможно, проверить, жив ли он; но остальные сидели спокойно. Глассоп рассматривал дракона, огромного, милого крокодила с большими внимательными глазами и каким-то особенным добродушным изгибом рта. Животное дохнуло на них, и до Глассопа донесся аромат цветов — сладкий, давно забытый запах.