Империя Дикого леса - Мэлой Колин (мир бесплатных книг .TXT) 📗

Рэйчел Мельберг, стоящая рядом с группой точно таких же потрясенных и застывших на месте диверсантов, углядела, как от основания башни, отбрасывая на землю длинные тени, несутся пятеро Неусыновляемых, преследуя какую-то неизвестную цель. Она ждала их у восточных ворот площади Уигмана, уже давно бросив выделенные четыре бомбы, тряслась от страха за сестру и проклинала себя за то, что даже на секунду упустила Элси из виду. Звуки сражения оглушали; в ухе пел пронзительный свисток. Она только что проверила часы на цепочке, которые ей дал Нико, и с огорчением увидела, что условленное время rendez-vous [24] — десять часов — давно прошло. И тут Неусыновляемые прямо у нее на глазах пронеслись по мусорной свалке, которая по планировке территории башни была зеленой зоной, а сейчас скрылась под лавиной стекла и пепла.

— Вон они! — заорала Рэйчел. Она насчитала пятерых детей и быстро догадалась: — Марта с ними!

— Скорей! — крикнул стоявший рядом Нико, перекрывая остаточный шум разваливающейся башни. Они бросились бежать, огибая падающие обломки, наперерез Неусыновляемым.

— Элси! — попыталась позвать Рэйчел на бегу. Шум крошащихся обломков башни заглушал все звуки. Из-под разрушенного здания вырывались клубы дыма и пыли, окутывая все густым, темным облаком.

Рэйчел и Нико удалось догнать бегущих детей прямо перед тем, как они пропали в этом тумане.

— Элси! — снова попыталась дозваться Рэйчел.

Сестра бросила торопливый взгляд через плечо и увидела ее.

— Он забрал Кароля! — выдавила она, тяжело дыша.

— Кто?

— Просто… за ними! — раздраженно крикнула Элси.

Рэйчел посмотрела вперед; теперь они скользнули в один из узких проходов, испещрявших поверхность Промышленного пустыря. Здания, окутанные дымом и туманом, казались здесь просто силуэтами во тьме. Путь освещали лишь случайные желтые фонари, смутно мерцающие в дымке; ярдах в пятидесяти впереди мелькнули в круге света две фигуры — и тут же исчезли снова.

Воздух вокруг был горячим и душным. Оказавшись в тисках пыльного облака, все натянули воротники черных водолазок на рот, чтобы спастись от грязи, и припустили дальше. Стоило двум фигурам, следовавшим сквозь туман, исчезнуть из поля зрения, как они появлялись снова, когда клубы тумана расходились и отступали.

— СТОИТЕ! — заорала Рэйчел, отняв ворот ото рта ровно на столько, чтобы успеть выкрикнуть этот короткий, резкий приказ. Ее тут же одолел приступ кашля, и она споткнулась на бегу. Элси заметила, что сестра отстала, и притормозила на случай, если нужно помочь.

Облако пыли выросло до громадных размеров, поглотив горизонт. Впереди виднелись только самые близкие фонари. Нависающие над гравийной дорогой бункеры с химикатами окутала густая пелена серой пыли, превратив их в неподвижные белые призраки среди мрака. Преследователи продолжали бежать и вскоре добрались до сетчатого ограждения.

— Смотрите! — крикнул Нико, указывая на прореху в ограде. Нижняя часть была отогнута, и за проволочную сетку зацепился кусок грубой серой ткани. Диверсант схватил сетку и потянул, открывая проход для шестерых детей. По другую сторону ограды раскинулась широкая, дикая полоса зелени, поросшая ракитником и другими буйными кустами. В этот самый момент порыв ветра очистил небо от завесы облаков, словно ладонь — запотевшее стекло, открывая взорам то, что лежало впереди: мрачные деревья, густое одеяло зелени, жалобно скрипящие древние ветви.

Неподалеку, утопая в зарослях папоротника, фигура в балахоне с трудом волокла за собой упирающегося спутника через границу леса и дальше, в Непроходимую чащу.

Глава двадцать первая

Возрождение

Казалось, деревню захлестнула серая волна, накрыв по пути всех жителей до единого. Только так можно описать произошедшее. Если раньше их было совсем немного, то теперь — практически каждый пятый, и вдруг они оказались повсюду, насколько хватало глаз — балахоны с капюшонами, кадила на цепочках, серебристые маски и молчаливые взгляды. Южнолесскую гвардию, пользовавшуюся большим почетом еще с тех пор, когда первый кирпич усадьбы только вынули из печи, расформировали, а ее солдат включили в новые силы безопасности Синода, в Дозор, распространявший по деревням памфлеты с описанием законов нового режима.

Казалось, неожиданный переворот произошел за одну ночь. Однако семена были посажены задолго до этого.

Никто точно не знал, что произошло с вождями постреволюционного режима — может, их поглотило новое руководство, а может, просто пропали, как раньше свикисты. Но с тех пор как к власти пришел Синод, лишь самые преданные Спицы тосковали по бесконечным социальным и политическим требованиям революции — по лентам, звездочкам на лацканах, навязанным восхвалениям режима и постоянному страху перед гильотиной. Вожди революции, пережившие месяцы репрессий на своих постах, проводили настолько путаную политику, что волну серых одежд, хлынувшую на южнолесский народ, почти повсюду приветствовали, а их суровые декреты были тут же приняты обществом.

— Необходимо частично отказаться от свободы, — высказался какой-то деревенский старейшина, — во имя высшего блага. По крайней мере, на первых порах.

Был введен строгий комендантский час: после десяти вечера никому, кроме Синода и Дозора, не разрешалось находиться на улице. Униформа Спиц — велосипедные брюки, фуражки и ленты, не говоря уже о вездесущих значках-звездочках — оказалась под строжайшим запретом. Любого жителя в таком одеянии Дозор арестовывал, а суд Сухого Древа выносил ему обвинение в подстрекательстве. Всю литературу и символику революционного движения — именуемого Синодом фашистской хунтой — нужно было сдать халифам для уничтожения. Без вопросов, так подчеркивалось в памфлетах. Синод обещал принять законопослушных южнолесцев с распростертыми объятиями. Им прощались все ошибки прошлого, в соответствии с учением Сухого Древа — при условии, что вероотступничеств больше не будет. А также всем необходимо было, отбросив прежние клятвы, демонстрировать приверженность Сухому Древу, появляясь на Поляне каждую среду в девять утра — или в полдень, если кто-то не мог прийти на утреннюю службу.

Те, кто имел такое желание, могли обратиться к старейшине халифов (или, в случае его отсутствия, к заместителю старейшины) с прошением о месте в рядах духовенства — возможно, даже в должности послушника, — при условии, что они готовы причаститься Древу и дать обет молчания, обязательный для низших должностей в халифате. Все, кто в атмосфере революционного запала предыдущего режима чувствовал себя не в своей тарелке, все, кому лозунг предыдущего правительства («все как один») казался пугающим, все, кто жаждал безопасности и уверенности, радостно вверили себя Синоду, и на юге впервые за долгое время воцарился мир — ну, или что-то вроде этого.

Поэтому Зита не могла ставить отцу в вину его новообретенную религиозность. С тех пор, как умерла мать, в его жизни зияла довольно ощутимая дыра; когда в их дом пробралось влияние халифов, его глаза снова загорелись. Он получил место в рядах мирян-помощников Синода: нужно было организовывать мероприятия внутри общины и периодически помогать на службах у Древа. Это подарило ему новый взгляд на вещи, позволило занять себя.

Тем утром его вызвали помогать отряду халифов низшего звена закрашивать многочисленные революционные лозунги, которые накопились на стенах домов за последние несколько месяцев. Он вернулся поздно вечером, ужасно уставший, и с удивлением обнаружил, что дочь еще не спит, а сидит в гостиной и читает книгу.

— Привет, пап, — сказала Зита, узнав его, хотя он был в зеленой маске и сером балахоне до пола, которые приходилось носить, выполняя поручения Синода.

Повесив хламиду на крючок, он тяжело опустился в кресло напротив Зиты, сняв маску и отбросив капюшон: