Убьем в себе Додолу - Романецкий Николай Михайлович (электронная книга txt) 📗
— Сколько вам лет?
Она снова прыснула:
— А это вам зачем? Неужели анкету на меня заполнять собрались!
Свет пожал плечами.
— Мой возраст — это моя тайна. — Вера вдруг показала ему язык. — Могу только сказать, что я моложе вашей Забавы.
— Странно, — задумчиво сказал Свет. — Из некоторых ваших слов я бы сделал вывод, что вы явно не девица.
— А у меня была справная учительница!.. Я наконец вспомнила. — Она снова показала ему язык. — Меня воспитали додолки. А к вам я попала для того, чтобы отнять у вас Талант. Вот так-то!
— Глупости! — Свет похлопал ее по плечу. — В своей жизни мне приходилось встречаться с додолками. Они не раз расставляли на меня свои сети. Вы на них совершенно непохожи. Уж скорее я поверю, что додолками заслана Забава. Так что придумайте что-нибудь поумнее.
Она посмотрела на него долгим-долгим взглядом и сказала:
— Пойдемте домой. Кушать хочется.
Обратный путь проходил в полном молчании. Вера была погружена в такие глубокие размышления, что несколько раз споткнулась, всякий раз вскрикивая и судорожно хватаясь за десницу Света. А он решил ее размышления не прерывать: если женщина думает, значит есть о чем. Иначе бы она без умолку работала языком.
Вера молчала, пока он не привел ее к двери в гостевую. И тут сказала:
— Вы знаете, а я не верю, что вас совершенно не интересуют женщины!
— В самом деле? — Он перестал поддерживать ее под локоточек.
— Конечно! — Она взялась за ручку двери. — Иначе зачем вы за мной подсматриваете?
И не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.
Забава не думала, что свидание с матерью Заряной настолько испортит ей настроение. Казалось бы, ничего особенного между ними не произошло, но…
Но час проходил за часом, Забава, вернувшись домой и обнаружив, что чародей в особой ее заботе не нуждается, занималась своими повседневными делами, а душа ее по-прежнему трепетала, как былинка на ветру.
За то время, что Забава прожила в доме чародея Смороды, она привыкла упиваться лишь тремя состояниями своей души: любовью, тоской и ревностью.
После встречи с матерью Заряной родилось четвертое — неудовлетворенность собственной жизнью.
Впрочем, Забава, разумеется, не понимала, что именно терзает ей сердце. Навалившееся на нее чувство было похоже на обычную тоску, но неожиданно острую и бесконечно тяжелую. Словно осиновый кол для оборотня…
И в отличие от привычной тоски это чувство было настолько невыносимо, что Забава даже отказалась сопровождать чародея с его гостьей на прогулку. В былые бы времена она от такого предложения на крыльях полетела, но тут… Тут она сразу представила, как тягостно придется ей на предстоящей прогулке. Эти-то двоим — что? Они будут заглядывать друг другу в глаза, хватать друг друга за руки. И она будет для них помехой, горой, которую ни объехать ни обойти. Даже поцеловаться невозможно! Нет уж, обойдется она без этих велесовых картинок, да и вообще…
Тут она спохватилась. О боги, подумала она, опять я думаю о них как об обычных людях. Ну почему мне все время кажется, что ему от нее нужно то, что и другим мужчинам? И почему я вижу в ней разлучницу?
Однако на прогулку она все-таки не пошла. И тут же пожалела об этом. «Велесовы картинки» не давали ей покоя. Она боролась с ними, как могла и как умела. К сожалению, в самый нужный момент рядом с нею никогда не было той мамы, настоящей, которая бы научила и утешила. Возможно, именно поэтому к Забаве пришла мысль, как одним махом покончить со своей пакостной жизнью.
И стало еще тяжелей. Она и допрежь-то с нетерпением ждала возвращения парочки, а теперь нетерпение стало вдвое острее.
Когда они наконец вернулись и разошлись по своим комнатам, она стремглав кинулась в гостевую — помогать своей временной хозяйке переодеваться к ужину. Именно так подумали все домашние. Забава думала иначе.
Гостья встретила ее спокойной улыбкой:
— Зря вы, Забава, не пошли с нами. Я окунула ноги в речку. Какая вода!..
— У меня к вам, Вера, просьба. — Времени до ужина оставалось немного, но тянуть со всех сторон не стоило. — Очень-очень большая просьба!
Вера посерьезнела:
— Слушаю вас.
— Помните вы предлагали убить мою любовь к чародею?.. Я готова.
Забаве показалось, что гостья испугалась, и она тут же поняла, что ничего подобного узкозадая кукла делать вовсе не умеет. Купила она ее, Забаву, на простенькую сказочку. Как дуру набитую вокруг перста обвела…
Но испуг у гостьи уже прошел.
— Что случилось? Вы же не хотели…
— Очень просто, — сказала Забава. — Если я разлюблю его, я смогу поменять работу. И все изменится… Ведь я сумею уйти от него…
Она и сама поняла, что последняя фраза прозвучала скорее вопросом, чем утверждением. Но отступать было уже поздно. Да и некуда.
Гостья некоторое время молча смотрела ей в глаза, словно пыталась там что-то разглядеть. И наверное, разглядела, потому что спросила:
— А вы не пожалеете, девочка?
— Я?! — Забава упрямо вздернула подбородок. — И не подумаю! Пусть он жалеет!.. — Прикусила губу, потому что чуть не сказала то, что слышать гостье было совсем не обязательно.
Гостья пожала плечами:
— Ну смотрите… Только имейте в виду — даже разбитую тарелку не сделаешь снова целой. А уж любовь…
О боги, подумала Забава. Да ей-то что? Она-то чего меня уговаривает? Ей же лучше будет, если я перестану стоять на пути!.. Впрочем, она тут же поняла, что «ей» лучше не будет, потому что «она» и не собирается соблазнять волшебника. Это в очередной раз подтверждало, что «она» говорила правду, но Забаве было уже все равно. Забава хотела лишь одного: чтобы тоска эта жуткая — как бы она ни называлась! — оставила наконец ее сердце.
— Можете меня не уговаривать! — Забава топнула ногой. — Я все решила!
Гостья вдруг улыбнулась:
— Да ради бога! Прилягте на тахту.
Забава подошла к тахте, легла навзничь. Вера смотрела на нее, словно хотела что-то сказать. Но не сказала, лишь сделала в сторону Забавы отталкивающий жест.
В последний момент Забава успела признаться себе, что совершает жуткую, непростительную ошибку. Что на все это она пошла с целью уязвить чародея, подобно тому, как обиженный матерью маленький ребенок думает: «Вот умру, тогда она узнает!» И что в ее поступке логика того же порядка, что в подобных детских мыслях.
Но было поздно. Уже разверзлась под нею бездонная пропасть, до краев наполненная сладкой истомой. Из пропасти этой выплеснулась столь же сладкая волна, пронзила насквозь спину. Жуткая, нестерпимая боль обрушилась на Забаву, и она хотела было завопить от муки, но волна уже снова стала несказанно-сладкой и покинула Забавину грудь, унеся в своих объятиях ноющее девичье сердце. Стало хорошо-хорошо. Так хорошо было лишь однажды. Три месяца назад. Когда дядя Берендей налил в новогоднюю ночь племяннице бокал шампанского.
Забава встала с тахты. Жизнь была свежа и приятна, как стакан холодного квасу в жаркий полдень.
Гостья смотрела на нее с грустью и вниманием. Из-за двери донесся звук гонга: дядя Берендей давал сигнал о том, что ужин начнется через десять минут.
— Ой! — сказала Забава. — Вы же опоздаете на ужин.
И принялась расстегивать крючки на Верином платье.
Репня лежал на диване, глядя в потолок и зажав пуговицу в кулак шуйцы. Странное томление осеняло его душу: не хотелось ни двигаться, ни думать. Хотелось одного — увидеть Веру. Но теперь это было невозможно, и от дневного восторга жизнью не осталось и следа. Восторг сменился тоской.
Конечно, если бы Репня был бы хоть раз влюблен в обычную женщину обычной любовью, он бы знал, что для влюбленного резкая перемена настроения — нормальное явление. Впрочем, собственное настроение его сейчас совершенно не интересовало. Ведь эта тоска была совсем не такой, как тогда, с матерью Ясной, она щемила сердце по-особому, и это ощущение казалось даже приятным.
