Зачарованный мир - Мзареулов Константин (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Хищный взгляд степняка, внезапно утратив миролюбивость, жестко уколол джадугяра. Сарматский хан сказал, повысив голос и покачивая головой:
– Сахадур все помнит. Сахадур помнит, как Ползун и Охрим звал вместе воевать, а Ефимбор и Чорносвит «нет» говорила. И еще Сахадур другое помнит: как кой-кого оставляла про важный дело толковать, а Сахадуру сказала, что Княжий Вече кончался! Ползун остался, Веромир остался, даже гирканец остался, а почему сармат не остался? Сармат рыссу всегда друг был – почему без меня главный вещи говорил? Может, Ползун Сахадуру не верит, может, Охрим думает, что Сахадур с Тангри-Ханом дружба хочет? Только дурак так думает! Ты скажи Ползуну, скажи Веромиру, что Сахадур готов против Орды целый степь поднять, только у Сахадура оружие мало. Ты скажи им, Ганлы-паша, они мне не верят, тебе верят.
Арий торопливо заверил, что продал сарматам самое лучшее оружие, какое у него было, а через месяц подготовит новую партию отличнейшего товара – еще на две тысячи воинов. Хан мрачно огрызнулся, что этого мало – «травинка в степи», – нужно в двадцать раз больше, а такие количества мечей, доспехов и копий можно получить только из бездонных арсеналов Царедара и Древлеборска.
– Думаю, они не хотели тебя обидеть, – убеждал сармата Сумук. – Охрим и Ваньша в тебе не сомневаются и оружие дать готовы – о том на Вече разговор был.
– Я тебя не виню, – сказал Сахадур, подобрев. – И Охрима не виню. Это Тайный Приказ интрига плетет. Они там все сильно-сильно хитрый, своя тень боятся.
Тут слуги приволокли блюда с едой, кувшины с питьем и бочонки с другим питьем – покрепче. Хозяин, чтобы изменить неприятное течение беседы, поспешил поднять кубок за встречу, потом за родителей, за великих пращуров, за торжество Сил Света и Добра. Сармат подобрел окончательно и начал вспоминать, как они рубили кушанских басмачей. Сумук поддакивал, уточняя малозначительные детали, и упомянул между делом, мол, видел недавно Шакала-Амади. Рассказ об этой встрече Сахадур выслушал с нескрываемым интересом и прокомментировал злорадно:
– Поделом ему! Сколько сил отнял у нас этот козел!
– Он уже раскаивается, – осклабившись, сообщил Сумук. – Обещает помочь, если будет война с Ордой.
– Кому нужен его подмога, – фыркнул Сахадур. – Пусть лучше Ефимбор не мешает.
– Думаешь, будет мешать?
– Зачем думать – точно знаю…
И хан поведал, что в тот день, как только завершилось Вече, подкатился к нему Гаврюха, воевода тигропольский, и посулил много-много золота, если степняки станут на сторону Ефимбора и Чорносвита. Сахадур прикинулся дурачком, будто не понимает, о чем речь, и Гаврюха подробно выболтал все: древлеборская и тигропольская дружины готовятся разгромить внезапным ударом войско Царедара и Змиева. После этого Ефимбор станет царем Белой Рыси, а Чорносвит – великим гетьманом Будинии.
– …а потом, конечно, Тангри-Хан возьмет без боя и рысь, и Будинию, – закончил сармат.
– Ты сообщил об этой измене Ползуну или Светобору? – спросил помрачневший гирканец.
– Она мне не верит, а моя ему помогай?! – обидчиво окрысился Сахадур.
Сумук долго убеждал его забыть не со зла нанесенную обиду, особенно напирая на то, что Тангри-Хан, когда завоюет сарматские степи, не станет разбираться, сильно ли дружен хан с князьями или нет, – Тангри-Хан всех под топор пустит. В конце концов хан пообещал отправить гонца с этим известием в Царедар.
– И в Белоярск, – уточнил агабек.
– Ладно! – Сахадур махнул рукой. – Ты другой мне говори. Как моя будет воевать Орду, если нету волшебного сила? Мало-мало шамана– в степи есть, а волшебная меч нету, волшебный одежда нету, дракона совсем мало-мало…
Братья Хашбази заверили, что подкинут магического оружия из своих запасов, но насчет драконов обещать ничего не стали – охота была давать тяжелое оружие столь ненадежному союзничку. Впрочем, Сахадур-Мурза остался весьма доволен и таким завершением торгов. Вскоре его караван – полста верблюдов и столько же запряженных быками повозок – покинул двор Ария и двинулся на север.
Отец тем временем занялся внуками, по которым, видать, страшно соскучился. На улице бесновался полуденный зной, покидать прохладный дом не хотелось, и Сумук Решил заняться делами второстепенной важности, чтобы эти мелочи, накопившись, не отнимали драгоценное время завтра.
Брат провел его в подвальный ярус дома, где джадугяр некогда оборудовал небольшой храм Ахурамазды. Сумукдиар разжег огонь в светильнике перед зеркалом, произнес подобающее заклинание.
Зеркало сверкнуло, замигало, и в глубине магического стекла появилось лицо Светобора. Сумук торопливо пересказал Великому Волхву то, что узнал от сарматского хана.
– Спасибо, что предупредил, – задумчиво произнес Светобор. – Я сейчас же переговорю с Ваньшей, Саней Веромиром и Борисом. А с этим Сахадуром решим по-простому: пришлет гонца – стало быть, можно ему верить не пришлет – обойдемся без его степняков.
Закончив беседу, Сумук собирался погасить светильник, но Арий удержал его руку.
– Попробуй заглянуть в Арзуан, – сказал старший брат. – Как там наши воюют?
«Боится, что Рахим взял крепость и перебил всех хастанцев», – понял гирканец. Он вновь болезненно ощутил всю меру своего одиночества в этом мире. Даже лучшие из его друзей в Акабе или Тахтабаде горели желанием отомстить непокорным хастанцам. Даже лучшие из хастанцев озверели в равной мере и готовы были вырезать всех атарпаданцев. Только Горуглу, этот прирожденный мятежник, искренне стремился помирить оба народа. Волшебник, которого все боятся, но никто не любит, и атаман разбойников, почитаемый простонародьем, но презираемый элитой, – не слишком ли мало, чтобы прекратить братоубийство в Средиморье?
Он вызвал на зеркальную поверхность картину осажденной крепости. Впрочем, осады уже не было. Войско Рахима беспорядочно улепетывало, бросая оружие и амуницию, а разрозненные отряды хастанцев вяло преследовали бегущих, истребляя тех, кто отстал. Основная же масса крепостного гарнизона деловито занялась грабежом брошенного лагеря.
Внутри Арзуанской крепости, перед резиденцией коменданта собралась воинственная толпа. На помосте стоял на коленях хнычущий Улурза, рядом с ним прогуливалась, уперев руки в боки, свирепого вида старуха, в которой Сумук узнал Бабушку Мильву – предводительницу хастанских амазонок.
– Значит, ты собирался всех нас изгнать из Арзуана? – грозно прорычала Бабушка.
В Акабе полусумасшедший бездарный поэт Улурза Рахим был известен – с его же слов – как человек невероятной отваги, люто ненавидящий врагов эмирата вообще и хастанцев в особенности. Сейчас, однако, этот герой жалобно причитал:
– Меня оклеветали, божественная пери. Я просто предлагал моим любимым братьям-хастанцам временно уехать– ради их же собственного блага. Потом, когда улягутся страсти, разжигаемые проклятым Черным Пророком и агентами Белой Рыси, вы все смогли бы вернуться. Клянусь, я не испытываю никаких враждебный чувств к замечательному хастанскому народу. Если мне сохранят мою драгоценную жизнь, я до последнего часа стану прославлять своими стихами дорогую Бабушку Мильву-ханум.
Толпа возмущенно взревела – слишком хорошо были известны кровавые злодеяния этого трусливого пса. Ми-льва распорядилась:
– Пусть покарают его те, чьих родичей погубил проклятый убийца.
Таких нашлось немало, а потому братьям не хватило сил взирать, какой жуткой смертью подох Улурза. Потом престарелая амазонка завопила, распаляясь. Она кричала, что все атарпаданцы – убийцы и не имеют права жить под небом Средиморья, а земли их по праву должны принадлежать избранному богами народу Хастании. Речь ее то и дело прерывалась дикими криками одобрения. Наконец доведенная до предельной степени исступления толпа, полностью растеряв остатки человечности, ринулась на ближайшее поселение атарпаданцев – убивать, жечь, грабить, насиловать.
Сумукдиар погасил изображение.
– Идиоты, – брезгливо сказал Арий. – Если человек хочет убивать – значит, он разучился думать. Или наоборот: людей долго и старательно отучали работать мозгами, чтобы превратить в убийц. Как ты думаешь – не обошлось ли здесь без колдовства?
